Читать книгу "Серьга удачи знаменитого сыщика Видока - Мария Спасская"

Видок застыл, принимая каждое слово, как удар кнута. Был пожар. Был. И случился он вовсе не по вине Шестипалой. Видок нарочно лгал голландскому моряку, а заодно и самому себе, придумывая историю поправдоподобнее, чтобы обелить себя, по привычке переложив вину на другого. Теперь-то Эжен Франсуа может себе признаться, что огонь сожрал балаган уже после того, как он покинул спящую девушку, ответившую взаимностью на его домогательства. Крадучись, Видок тогда выбрался из комнаты новой танцовщицы и отправился грабить хозяйку. Расчёт был прост – если Ратори подозревает Шестипалую в злом умысле, значит, на неё и падёт грех за кражу денег. Будучи юношей сообразительным, Видок давно уже понял, что цыганка-гитана беззастенчиво использует его в своих целях, каждую ночь подбивая на грабежи богатых домов. Ни о каком наследстве Ратори больше не заговаривала и большую часть награбленного забирала себе, отдавая своему Гераклу Блонди лишь жалкие крохи.

Глядя, как мадам каждый вечер считает деньги, Видок со злостью думал, что скоро настанет день, когда он заберёт себе то, что ему причитается, и сделает ноги. Подходящий момент наступил вместе с появлением Шестипалой. Она сама пришла к Видоку ночью, юноше даже не пришлось ничего делать. Пришла и забралась в его постель. После страстных объятий и ласк девушка заснула, и Эжен Франсуа отправился забирать своё. В кромешной темноте он пробрался в спальню к Ратори и на ощупь выдвинул ящик комода. И когда он вынимал мешок с деньгами, ухватив его за кожаный бок, чиркнуло огниво, и пламя свечи озарило комнату. Подсвечник со свечой держала Ратори, стоя у окна и целясь в него из пистолета.

– Так я и думала, – усмехнулась цыганка, направив оружие на Видока. – На, посмотри.

Она кинула юноше сложенную пополам листовку, развернув которую Эжен Франсуа увидел своё лицо, выполненное в технике карандашного наброска. А под ним крупную подпись: «Разыскивается Эжен Франсуа Видок, совершивший кражу в городе Аррасе. За его голову полагается награда в тысячу франков».

– Если я пристрелю беглого вора, то получу вознаграждение, – мрачно проговорила гадалка. – Я не собиралась этого делать, думая поступить по совести. Знала, что рано или поздно ты сбежишь, и не хотела тебе мешать. Ты отчаянный, Франсуа, а такие долго не сидят на одном месте. Но раз ты решился ограбить ту, которая помогла тебе в беде, то и мне не составит труда нажать на спусковой крючок. Лишняя тысяча франков ещё никому не мешала.

– Прочь с дороги! – рявкнул Видок, налетая на Ратори и выкручивая из её худой руки пистолет.

Теперь он держал кожаный мешок с деньгами и отобранное у хозяйки оружие. Размахнувшись, Эжен Франсуа со всей силы ударил по смуглому лицу рукоятью пистолета, и мадам рухнула на пол. Свечу она выпустила из рук во время падения, потеряв сознание, и огонь принялся жадно пожирать пышный ковёр на полу. Видок ещё мог остановить пожар, кинув на ковёр одну из тряпок и затоптав пламя ногами. Но грабитель лишь поддал горящую свечу ногой, ускорив тем самым распространение пожара. Не оборачиваясь, он вышел из пылающей спальни и, миновав длинный коридор, очутился на улице. Скрываясь в подворотнях, обходными путями устремился в порт. Теперь Видок знал, что его разыскивает полиция, и не хотел рисковать. Деньги в мешке приятно оттягивали левую руку, правую холодил пистолет. Спрятавшись за связку канатов, юноша развязал бечёвки и запустил пятерню в кожаное нутро мешка. Но едва только пальцы коснулись содержимого, возглас разочарования вырвался из его груди.

– Чёрт побери! Проклятая цыганка перепрятала все деньги и набила мешок камнями!

Ругаясь на чём свет стоит, Видок сидел на бухте канатов и смотрел на багряное зарево, разгорающееся на том месте, где совсем недавно стоял балаган. В этот момент все мысли его были о том, как зло подшутила над ним хозяйка, и судьба горящих уродов его совсем не беспокоила. Но всё это так, если быть честным с самим собой. А кто сказал, что Эжен Франсуа Видок обязан быть честным? Отбросив воспоминания и заглушив голос совести, сыщик кинул на женщину-зебру сердитый взгляд.

– Чушь! Мексиканский урод и впрямь окончательно утратил разум! С чего он взял, что пожар устроил именно тот, на кого он думает? – выдохнул Видок, стараясь ничем не выдать охватившего его волнения.

– В минуты просветления Эль Чаппо рассказывал, что ужасно ревновал свою крошку Жижи к красавцу блондину. И потому следил за Гераклом, ибо подозревал, что тот крутит с его лилипуткой роман. В ночь пожара карлик крался за соперником по пятам и видел, как Геракл ограбил хозяйку и устроил поджог. Эль Чаппо пытался спасти свою девочку, но ничего не вышло. Балаган сгорел в считаные минуты, как соломенная хижина под ударом молнии. С той поры все высокие красавцы вызывали у нашего карлика лютую ненависть, и, когда Коротыш придушил одного бедолагу почти насмерть, мексиканца заперли в сумасшедшем доме.

– Карлик не говорил, кроме него кто-нибудь выжил после пожара? – стараясь не слишком выказывать заинтересованность, деловито осведомился Видок.

– Нет, не говорил, – растерялась Зебра, часто моргая обведёнными чёрным глазами.

– Если узнаю, что вы хоть что-то от меня утаили, больше в Париже можете не появляться, – раздражённо выдохнул глава сыскной полиции, окидывая мрачным взглядом трепещущие от страха пародии на женщин.

И, развернувшись, двинулся в обратный путь по извилистым коридорам балагана. За низкими дверями раздавались голоса и шорохи – там шла своя жизнь. Звенели столовые приборы, из-под плотно прикрытых дверей доносились запахи еды. Здесь не было принято вместе собираться за столом, как делали это в труппе цыганки Ратори, державшей своих артистов в ежовых рукавицах. Нынешняя мадам Ленорман и в подмётки не годилась прежней циничной самозванке. Стараясь не думать о том, что скрывают за собой двери, мимо которых он сейчас идёт, сыщик стремительно двигался к выходу. Откинув полог, Видок толкнул входную дверь и, шагнув в ночную темноту, нос к носу столкнулся с трясущимся стариком. Несмотря на осеннюю сырость, одет он был весьма легко – ветхие лохмотья едва скрывали его дряблое тело.

– Мадам Ленорман, – невнятно бормотал старик, качая, как болванчик, плешивой головой и хватая сыщика за руку. – Мадам… Она врёт. Врёт. Не ясновидящая она. Не ясновидящая. Я знаю, где ясновидящая. Где ведьма. Ведьма. Пойдём со мной. Со мной.

– Куда ты меня тянешь? – внезапно севшим голосом осведомился Видок, не делая попытки вырваться.

Около балагана не было ни единой души. Низкое чёрное небо почти легло на выстуженную землю. Перед Видоком простирался таинственный тёмный лес, куда и увлекал его незнакомец. Старик взглянул на Эжена Франсуа круглым глазом, утонувшим в глубоких морщинах, и, больше не сбиваясь на повторы, сипло зашептал, клюя воздух длинным горбатым носом:

– Под ветром стылым, над бездной унылой, у края обрыва склонилась слива. Слива бессмертия, пуп земной круговерти. Кто сливу сорвёт – никогда не умрёт. Много трупов разных, тел некогда прекрасных лежат на дне ущелья, присыпанных листвой. Они шагнули в бездну, демоном разверстую, в расцвете жаркой юности обрели покой. Лишь только Ворон чёрный, на вечность обречённый, над мёртвыми глупцами крылами прошуршит. Бессмертье там, где крылья, и смельчаков бессилье его смешит.