Читать книгу "Генерал Слащев-Крымский. Победы, эмиграция, возвращение - Олег Смыслов"

Вопрос разрешился приходом германцев. Если украинская политика немцев имела в своём основании создание длительной, на многие годы, политической и экономической зависимости Украины от Германии, то в Крыму их интересы ограничивались временными военно-политическими и стратегическими условиями. По крайней мере, так смотрела на дело главная квартира. Людендорф уверяет, что он «считал фантастическими идеи создания колониального немецкого государства на берегах Чёрного моря»… Ещё менее германское правительство склонно было поощрять в этом отношении притязания Турции. Германской ставке необходимо было обеспечить себе безопасность сообщений в Чёрном море, которым угрожала Севастопольская крепость и непокорный центральной власти Черноморский флот. Крепость и порт были заняты поэтому германскими войсками 1 мая, а большая часть русских военных судов ушла в Новороссийск. Немцы предъявили советской власти требование выдать им весь Черноморский флот «для использования во время войны в мере, требуемой военной обстановке». Повеление Совета комиссаров последовало, но было исполнено только частично: матросы, не имея желания поступить в распоряжение немцев, и ещё менее драться, пустили ко дну часть судов.(…)

Иначе отнеслись немцы к государственному устройству Крыма.

Об отторжении его от Российского государства объявлено не было. Русский ген. Сулькевич, по происхождению литовский татарин, избранный немцами, вместо ханского титула принуждён был удовлетвориться званием премьер-министра Крымского краевого правительства. В декларации, одобренной немецким командованием, Сулькевич определял целью образованной им власти «сохранение самостоятельности полуострова до выяснения международного положения его и восстановление законности и порядка».

По условию с советским правительством Германия обязалась очистить Черноморский район после ратификации договора между Россией и Украиной. Поэтому переговоры между Шелухиным и Раковским в Киеве умышленно затягивались немцами. Гетман предъявил требование о полном слиянии Крыма с Украиной, посягая на три северных хлебородных уезда Таврии и устанавливал экономическую блокаду полуострова. Сулькевич через одного из своих министров, командированного в Берлин гр. Татищева, добивался признания независимости Крыма и защиты его от Украины. Сбитая с толку крымская общественность видела выход «в объединении Крыма с Украиной на условиях широкой автономии», полагая, что «путь объединения с Россией лежит только через Украину».

Германское правительство встретило холодно миссию Татищева и «в связи с настоящим международным положением» не сочло для себя возможным «объявить о признании государственной независимости Крыма», а в отношении столкновения с Украиной советовало уладить вопрос личными переговорами гр. Татищева с украинским премьером Лизогубом.

Политика крымского правительства была такого же правого направления, как и германская, встречая оппозицию в социалистических и либеральных кругах земских и городских собраний; весьма, впрочем, лояльную, благодаря наличию всесильных немецких штыков. Правительственная политика не носила официальных признаков национального шовинизма. За кулисами шла, однако, нелепая политическая игра объединённых в своих стремлениях Сулькевича, «Курултая» и татарской группы правительства.

Айвазов, уполномоченный представитель Сулькевича в Константинополе, вёл переговоры с Блестящей Портой об отторжении Крыма от России и присоединения его в той или другой форме к Турции… Д. Сейдамет, крымский министр иностранных дел, представлял германскому правительству в Берлине шовинистическое обращение «Курултая» от 21 июля. Это обращение, подписанное А. Хильми и Хасаном Сабри, заключало в себе следующие положения: «Крымско-татарский народ, который 135 лет тому назад попал под русское иго», надеялся на помощь Германии, «опираясь на сулящие мусульманским странам счастье исторические высокие цели Его Величества Великого Государя Вильгельма»»…

* * *

«Поддержка «Великого Государя» и «Высокочтимого халифа» оказалась непрочной. Осенью 1918 г. центральные державы пали, увлекая в своём стремительном падении кесарей и троны, погребая под обломками много безумных надежд и фантастических планов.

Изменилась и судьба Крыма.

Немецкий ген. Кош письмом на имя Сулькевича от 3 ноября заявил, что он от дальнейшей поддержки его отказывается. И Сулькевич 4 ноября телеграфировал мне в Екатеринодар: «Развал среди германских войск идёт полным ходом… Ввиду отсутствия вооружённой силы, формировать которую немцы категорически запрещали в Крыму. Нет никакой опоры для борьбы… Возможны вспышки и повторение неистовств большевиков… Обстановка ясно говорит за необходимость быстрой помощи союзного флота и добровольцев… Ввиду борьбы и сильной агитации левых партий, кабинет мой слагает свои полномочия, уступая место коалиционному министерству из кадет, социалистов и татар…»

Генерал Сулькевич отбыл в Азербайджан, чтобы там продолжать в роли «военного министра» свою русофобскую работу, а новое правительство г. Соломона Крыма, вышедшее из недр Таврического губернского земского собрания, обязалось «всеми силами содействовать объединению расколовшейся России»».

2

Другой очевидец бурной жизни Крыма князь В.А. Оболенский свои воспоминания начинает уже после бегства «Крымского краевого правительства» во главе с М.А. Сулькевичем (существовавшего в период германской оккупации с 25 июня по 15 ноября 1918 г.), а также после бегства «Крымского краевого правительства» во главе с С.С. Крымом (существовавшего в период занятия Крыма войсками Антанты и Добровольческой армии с 15 ноября 1918 г. по апрель 1919 г.):

«Я видел паническое отступление Добровольческой армии из Крыма, знал, что добровольцы отступают также на Дону и на Кубани, и был совершенно уверен, что пришёл конец борьбе на юге России. Поэтому я не присоединялся к двум потокам беженцам, хлынувшим из Крыма в Екатеринодар и за границу, и решил, вопреки советам друзей, отсидеть некоторое время на южном берегу Крыма, а затем, смотря по обстоятельствам, пробраться либо в Москву, либо к Колчаку, если борьба на Сибирском фронте будет ещё продолжаться.

Опять, как и год тому назад, я выехал рано утром из Симферополя теми же обходными кривыми улицами татарской части города, чтобы миновать кордоны на этот раз не большевиков, а добровольцев, которые ловили извозчиков и, выбросив пассажиров, заставляли везти себя в направлении Керчи и Феодосии.

Извозчик мой не менее меня был заинтересован в избежании встречи с добровольческими патрулями и, ловко маневрируя по улицам, вывез меня благополучно за пределы досягаемости.

И вот я опять на южном берегу в той же обстановке, как и год тому назад, с той только разницей, что тогда для местных большевиков я был просто «буржуй», а теперь — один из видных «контрреволюционеров». Однако жил свободно в имении своего тестя, стараясь лишь не показываться в населённых местах. Я виделся со знакомыми татарами, но они ведь замечательные конспираторы и никогда лишнего не скажут. А большевики настолько были уверены, что я бежал из Крыма, что не разыскивали меня.

И снова три месяца робинзоновского житья… Опять вместо газет — слухи из биюкламбатских кофеен, наблюдения за движением судов в море и за гулом отдалённых пушечных выстрелов.