Читать книгу "Гроза панцерваффе - Виктор Прудников"

12 августа в 5 часов утра после тридцатиминутной артиллерийской подготовки пошли в атаку стрелковые и мотострелковые части, за ними — танковые. К 16 часам 167-я стрелковая дивизия, сломив сопротивление врага, вышла к северной окраине Большой Верейки, к Чурикову и Верейским Выселкам, где прочно закрепилась. Успешно продвигалась и 1-я мотострелковая бригада, преодолев минные поля у западной окраины села Скляево-1. У Скляева-3 уже находилась 104-я стрелковая бригада.

На командном пункте Катуков ждал донесений от командиров бригад. Первым по радио стал докладывать командир 1-й гвардейской танковой бригады Горелов. Ему удалось форсировать реку Большую Верейку и закрепиться на ней. Хуже обстояли дела у комбрига 89-й танковой Жукова. Хотя он и достиг Большой Верейки, но дальше продвинуться не мог из-за сильного артиллерийского огня и минных полей. Уже потерял 11 машин. Бой останавливать было бессмысленно, он продолжался и на следующий день. В конце концов танкистам Жукова удалось форсировать реку и ворваться в село Чуриково.

В течение нескольких дней на реках Большая и Малая Верейка шли тяжелые бои с переменным успехом. 17 августа противник предпринял восемь атак на Скляево-1, бросал танки, артиллерию и авиацию. К сожалению, наша авиация появлялась только в первые дни наступления. Потери в людях и технике корпус понес ощутимые.

Самое разумное, что можно было сделать, — прекратить наступление, закрепиться на занятой территории, прочно удерживать позиции, потому что для развития наступления в глубине обороны противника сил уже не хватало. Из 150 танков, которыми располагал корпус, 80 были подбиты вражеской артиллерией или подорвались на минах, 30 машин разных систем — это безвозвратные потери[116].

Наконец и командование фронта поняло, что наступление надо прекращать, и отдало об этом приказ.

1-й танковый корпус, не выходивший из боя почти три месяца, выведен был теперь в резерв Ставки Верховного Главнокомандования. Его части расположились южнее Тулы, в 9 километрах от Ясной Поляны, знаменитой усадьбы писателя Л. Н. Толстого, и начали восстанавливать свою боеспособность.

Штаб корпуса разместился в селе Горюшино. Здесь подводились итоги июльско-августовских боев. Сказать, что они были неутешительными, значит ничего не сказать. Выводы, сделанные штабом корпуса, были таковы: противник имел заранее хорошо подготовленный рубеж с большим количеством дотов, дзотов и блиндажей, насыщен артиллерией и минометами; немцы постоянно использовали авиацию.

По существу, части группы прорывали укрепленную полосу противника без достаточной артиллерийской подготовки и необходимого количества пехоты (на 12 километров фронта прорыва группа имела 150 орудий всех калибров и до 8000 активных штыков). Особенно ощущался недостаток пехоты в мотострелковых батальонах, которые не в состоянии были закрепить захваченные в ходе атаки районы. Недостаточное обеспечение миноискателями, в результате потери танков от мин. Авиация наша проявляла активность только в первый день, немецкая же авиация господствовала в течение всей операции.

Части оперативной группы после первых успехов по прорыву укреплений врага понесли большие потери, развивать дальнейший успех не могли. Противник отбил наши атаки, получил возможность маневрировать свежими силами, переброшенными из Воронежа[117].

Конечно, досталось и немцам. В результате ударов группы Катукова они потеряли: танков — 122, орудий разных калибров — 326, противотанковых орудий — 152, минометов — 12, автомашин — 173, повозок с грузами — 119, самолетов — 12, пулеметов — 264, зенитных орудий — 6, складов боепитания — 6, радиостанций — 14, броневиков — 6, тягачей — 6[118].

В журнале боевых действий 1-го танкового корпуса отмечалось: «В результате героических действий, смелости и отваги всего личного состава задача, поставленная перед корпусом, была выполнена с честью. Где бы противник ни пытался развить успех, везде встречал сокрушительный отпор танкистов и на север продвинуться не смог»[119].

Пока корпус находился в резерве, Катуков еще и еще раз возвращался к только что закончившимся боям, задаваясь вопросом: почему так неэффективно использовались танковые силы на Брянском фронте? У командующего фронтом находились в распоряжении 5-я танковая армия, несколько танковых корпусов, но ни разу они не вводились в бой для одновременного, массированного удара по врагу.

Пожалуй, ответ на этот вопрос дал позже А. М. Василевский. Он писал: «Тех сил и средств, которым он (Брянский фронт. — В. П.) располагал, было достаточно не только для того, чтобы отразить начавшееся наступление врага на Курско-Воронежском направлении, но и вообще разбить действовавшие здесь войска „Вейхса“. И если, к сожалению, этого не произошло, то только потому, что командование фронта не сумело своевременно организовать массированный удар по флангам основной группировки противника, а Ставка и Генеральный штаб, по-видимому, ему в этом плохо помогали»[120].

Недостатки в использовании танковых сил были вскрыты в специальном приказе Народного комиссара обороны за № 325 от 16 октября 1942 года.

«Этот приказ, — писал позднее Катуков, — сыграл большую роль в дальнейшей судьбе танковых войск. Он, по существу, стал важнейшей теоретической основой их боевого применения»[121].

Вскоре командир корпуса был вызван в Москву на прием к Верховному Главнокомандующему.

Во главе механизированного корпуса

Сталин принял Катукова 17 сентября 1942 года на ближней даче, недалеко от Кунцева, куда его привез А. Н. Поскребышев, незаменимый долгие годы помощник генсека, забрав из приемной Председателя Совета Народных Комиссаров. С Верховным Главнокомандующим Михаил Ефимович ни разу не встречался, лишь разговаривал по телефону, когда его танковая бригада воевала под Мценском.

В небольшой комнате, в которой оставил его Поскребышев, открылась боковая дверь, и вошел Сталин.

— Здравствуй, товарищ Катуков! — произнес он глуховатым голосом с заметным кавказским акцентом.

«У меня все мои заготовленные слова рапорта пропали из головы, и я только мог сказать: „Здравствуйте, товарищ Сталин!“» — вспоминал Катуков об этой встрече в 1947 году.

Верховный предложил сесть, разрешил дурить. Потянулся к трубке сам.

Разговор, к счастью, наладился сразу. Сталин поинтересовался, как воюет корпус, как показывают себя наши танки в бою. Когда-то такого рода вопросы задавал ему нарком танковой промышленности В. А. Малышев. Отвечал Катуков тогда прямо, ничего не утаивая. И перед Сталиным решил не кривить душой. От Верховного много зависело. Может, прислушается к мнению фронтовика и окажет влияние на выпуск нашей промышленностью более нужных и надежных боевых машин.