Читать книгу "Под девятой сосной в чистом поле - Валерий Гусев"

Алешка осторожно отогнул его клапан и вытащил небольшой плоский предмет, похожий на книгу. И в лунном свете глянул на нас Чудотворный образ. И казалось, что он сам светится таинственным сиянием.

Алешка любит эффекты.

– Жалко, Дим, что у нас ключей от церкви нет. Мы бы такой сюрприз батюшке устроили!

Может, хватит, хотелось мне сказать. Но Лешку разве остановишь!

– Представляешь, Дим, – мечтал он по дороге домой, – приходит завтра батюшка в церковь, а народная реликвия на своем месте! Он, Дим, в обморок от счастья как брякнется! Здорово, да?

– Смотря как брякнется, – осторожно возразил я. Хотя идея эта и мне показалась симпатичной.

Но Лешка не тот человек, который не стремится воплотить мечты в действительность. Сказку сделать былью. Уж очень ему захотелось, чтобы батюшка брякнулся от счастья. Задрав ноги.

– Пойдем к Савеличу, а? – пристал ко мне Алешка, вприпрыжку семенивший рядом. – Попросим у него ключ от засова и поставим икону на место.

Чтобы отвязаться, я сразу сказал:

– Это не так просто. Инструменты нужны.

– А Посошок, Дим? Я его уже перевоспитал. Он согласится. Морилочкой пройдет «отцеда доцеда». Позолоту положит. А, Дим? Ты ведь такой умный!

Эта наглая лесть меня сгубила.

– Пошли! – сказал я.

Мы разбудили Савелича. Сообщили ему радостную весть. Он всплеснул руками и достал из-под подушки ключи.

Мы разбудили Посошка. Он долго не мог понять, почему морилку и позолоту нужно «покласть» темной ночью. Потом дошло:

– А! Батюшке суприз. Лады, я согласный. Не знаю, конечно, какой он поп, а человек хороший. Отцеда и доцеда. Леха, вон за ставней баночки, забирай. Сделаем.

И сделали. Чуть начинало светать (солнце поднималось на востоке), а у нас уже все было готово. Посошок, утирая измазанное позолотой лицо, отступил на шаг от иконостаса, полюбовался.

– Как будто так и было!

По-моему, даже лучше, если глубоко задуматься.

– Пошли досыпать, – сказал Посошок.

Счастливый человек!

Только мы вошли в свой вагончик, только я рухнул на испуганно взвизгнувшую от неожиданности тахту, как Алешка сказал:

– Садись за стол, Дим. Показания будешь писать. Утром в прокуратуру пойдем.

– Сам пиши, – я решительно отвернулся к стенке.

– У меня, Дим, правильнописание хромает, – ответил он словами нашего любимого героя детства. – А это документ.

Да, «правильнописание» у Алешки живет по каким-то своим законам, очень далеким от законов грамматики.

– Что писать? – вздохнул я, садясь к столу и нещадно зевая.

– Пиши: «Соседскому прокурору Метелкину…» – Он заглянул в листок, примерился. – А чего это ты странно «прокурора» написал? Надо два «п» впереди. И два «р» в середине.

– Не лезь, – сказал я. – Не картавый заика пишет. Диктуй.

И мы написали длиннейшее обвинительное заключение. Рассказали все, что знали и что придумали. А к этому письму Алешка приложил «квадратные» записки, рюмки со следами вина, свой заслуженный ОРМ и зачем-то папин и мамин портреты, исполненные в стиле «символизма». Закатал все это в белую материю, на фоне которой Жорик снимал матушку Ольгу и в которую потом ее завернули.

– Вот, Дим, и все, – вздохнул Алешка. – Добавят сюда всякие экспертизы… и сбудется мечта писателя Марусина.

– Какая мечта?

– Ну, он же хотел, чтобы его охраняло государство. Пошли к прокурору.

Прокурор еще спал. Мы долго ждали, пока он проснется (минут пять, не меньше), а потом Алешка забарабанил ему в окно.

Окно распахнулось. Сонное лицо прокурора озарилось утренними лучами встававшего на востоке солнца.

– Что случилось? – во весь рот зевнув, спросил прокурор. – А… это вы… дети Шерлока Холмса.

– Возьмите, – сказал Алешка, кладя на подоконник сверток. – Обвинительное заключение по делу о хищении иконы в нашем храме и о похищении матушки.

– Вашей? – прокурор совсем проснулся.

– Нет. Батюшкиной.

Прокурор взвесил сверток в руке, подумал и сказал:

– Не возьму. Пока кирпичи не вернут, не возьму.

– Их вернули, – сказал я. – Только перенесите их во двор. А то опять кто-нибудь подберет.

– Вы поможете?

– Нам некогда, – сказали мы в точности как Полинка.

В тот же день к терему Марусина подъехал милицейский «уазик». И вскоре уехал. Вместе с Марусиным, который, похоже, поставил последнюю точку в своем криминальном творчестве. А Жорик удрал, прихватив с собой похищенные в церкви ценности – и Евангелие в футляре, и подсвечники, и наперсный крест. Удрал прямо из своего подвала самым настоящим подземным ходом.

И в тот же день (мы наблюдали это со своего чердака) из храма вышел безмерно счастливый отец Леонид, воздел руки к небу и воздал славу Господу.

Сразу скажу – мое перо бессильно описать его радость. Думаю, даже писателю Марусину вряд ли это удалось бы.

А мы стали готовиться к приезду родителей. Я косил траву, Алешка ходил вокруг теплицы.

И вдруг кто-то повис на заборе и тяжело спрыгнул к нам во двор.

Это был большой Жорик с маленькой головой. В одной руке у него была вместительная сумка, а в другой – железный прут.

– Попались! – сказал он злорадно. – Сейчас за все получите! Менты поганые!

– Ложись! – вдруг услышал я за спиной и машинально пригнулся.

Что-то просвистело над моей головой и ударило Жорика в лоб. Он рухнул как подкошенный и широко раскинул руки. Лицо его окрасилось красным.

Я сначала испугался, а потом услышал ликующий Алешкин визг:

– Они созрели, Дим!

И тут все стало ясно. Этот Давид зафинтилил в лоб Голиафу арбузом. Своей пращой. Недаром он так упорно тренировался – попасть арбузом в такую мелкую голову очень непросто.

А Алешка бежал ко мне, держа в руке другой арбуз, такой же маленький, но совсем как настоящий – зеленый в полосочку.

– Оболенские! – кто-то окликнул нас, и в калитку вошел участковый. – Поехали ко мне. Беру вас под охрану. – И серьезно объяснил: – Жорика мы не смогли задержать. Он где-то рыщет по округе. И может применить к вам репрессии. – Дядя Андрей приподнял фуражку и поскреб затылок: – И где он прячется?

– Вон там, – сказал Алешка, – под березой.

Участковый мгновенно выхватил пистолет и, крикнув нам «Лежать!», бросился к березе. Затормозил, посмотрел, обернулся:

– А что с ним?

– Арбузов наелся, – спокойно объяснил Алешка.