Читать книгу "Во тьме - Максим Шаттам"

Бролен оторвал от папки ставший абсолютно темным взгляд.

— Вы уверены, что с вами все в порядке? — встревоженно проговорила детектив.

Все произошло в течение секунды: вопрос, темнеющий взгляд, болезненное выражение лица. Потом Бролен справился с собой, только изгиб его бровей свидетельствовал о том, что он взволнован.

Держи себя в руках, ну же, что ты делаешь? Всему виной светотень и твое воображение.

— Мне жаль, — пробормотала Аннабель, — я, должно быть, устала.

Посмотрев на нее исподлобья, он медленно покачал головой. И протянул ей свой бокал:

— Выпейте. Я налью вам ванну, вы согреетесь и расслабитесь, а потом, когда вам станет лучше, мы сможем обо всем этом поговорить.

Аннабель затрясла головой и открыла рот, но он уже поднялся и оборвал ее возражения:

— Это не обсуждается. Вы пришли ко мне, поэтому делайте, как я скажу. Это позволит мне изучить отчет. — Бролен направился в ванную комнату, добавив: — У меня нет никакой склонности к сексуальным домогательствам, если это вас пугает.

Аннабель увидела, как за частным детективом закрывается дверь, потом послышался звук льющейся воды.

— К сожалению, вам придется потом опять надеть свою одежду — у меня нет ничего подходящего.

Аннабель не нашла сил ответить и просто пошла в ванную. Бролен уже поставил на край ванны бокал с вином. К бокалу была прилеплена бумажка: «Только половину. Нас ждет работа».

24

Когда Аннабель появилась в гостиной, Бролен неподвижно сидел на канапе, но в его бокале теперь было больше вина, чем в первый раз. Перед собой детектив разложил цветные фотографии препарированного тела — без стыда открытые глазу внутренности, лицо, с которого отбросили волосы, — и несколько страниц текста. Ничего не говоря, Бролен указал рукой на большой круглый стол. На белой скатерти стояла тарелка с салатом и мясом цыпленка.

— Я подумал, что легкая закуска будет желанным дополнением к мозговому штурму.

Некоторое время Аннабель молча глотала еду: она была голодна. Он прав, сейчас она чувствовала себя намного лучше.

Не покидая свое место, Бролен посмотрел на стеклянную перегородку.

— Может быть, хотите предупредить своего супруга? — спросил он. — Мы, я полагаю, не долго будем обсуждать все это, какой-нибудь час.

Аннабель встала и приблизилась к нему:

— Кто вам сказал, что я замужем?

— Ваше кольцо…

Ну, конечно. И это спрашиваешь ты, детектив? Не поддавайся эмоциям, включай голову!

— Я хожу по местности, которой не знаю… Простите меня. Я просто хотел предупредить…

— Нет, это я должна была. Это очень болезненная… тема. — Ее грудь тяжело поднималась; не имея сил сдерживаться, она произнесла: — В общем, мой муж исчез. Немногим больше года назад…

Выражение лица Бролена изменилось — казалось, слова Аннабель были для него неожиданностью.

— Однажды я вернулась с работы, а его нет. Нигде. Ни одна вещь не пропала, он просто исчез, и все. Ни письма, ни требования выкупа — ничего. Именно поэтому я сразу же стала помогать вам. Частный детектив, который занимается исчезновениями людей, для меня это… в любом случае выше всяких условностей.

Бролен опустил голову. Они увидели друг друга такими, какими были на самом деле; теперь настал его черед взять слово; вложив в голос всю нежность и симпатию, на которые был способен, он произнес:

— Могу я задать вам личный вопрос? Вы не думали попросить меня заняться этим делом?

Это вовсе не прозвучало как предположение.

Аннабель смущенно улыбнулась:

— Я размышляю об этом с момента нашей первой встречи. Вы профессионал. Я это знаю, я это вижу. Почему бы нет?

Вид у частного детектива стал озабоченным. Смутившись, Аннабель покачала головой, отчего разметались ее влажные волосы.

— Оставьте это, — вдруг сказала она. — Это очень глупо, я…

— Нет, конечно нет, и вы прекрасно это понимаете. Проблема не в этом. Я очень хочу вам помочь, но смешивать два дела — официальное и личное… Может…

— Стоп, сменим тему. Что вы думаете о последней жертве? — спросила Аннабель, показав на фотографии, лежавшие на столике.

Бролен провел языком по губам; время разговоров о ней и ее муже вышло, только что она пресекла все возможные предложения, поэтому приходилось возвращаться к главному. Бролен решил оставить тему, по крайней мере, он сможет возобновить этот разговор когда-нибудь потом. Помолчав, он сказал:

— Меня заинтересовала хронология событий. Ее похитили, — произнося это слово, детектив чувствовал неловкость, но старался этого не показывать, — и отвезли в безлюдное место. Убийце необходимо было хладнокровие: сначала, чтобы дотащить девушку, оставаясь незамеченным, затем — чтобы пытать ее. Квартира не подходит: соседи могли бы услышать шум борьбы. Значит, остается частный дом. И вот этот тип решает…

— Возможно, это женщина, — предположила Аннабель.

Края губ Бролена сложились в подобие оскала.

— В самом деле. Но пока будем называть его «типом». Итак, юная наркоманка. Думаю, сначала он не понял этого. Снял с нее брюки и изнасиловал. Заодно обнаружил на коже пятна — признак саркомы Капоши. Это его взбесило; следовательно, он знаком с азами медицины — он понял, что эти симптомы говорят о заболевании СПИДом.

— Врач?

Бролен поднял вверх указательный палец и продолжил:

— Итак, это его взбесило. Он несколько раз ударил жертву по лицу. Затем взял автоген и засунул его девушке во влагалище. Он начал жечь ее, возможно, заткнув рот кляпом, она выла как безумная, значит, ему было необходимо привезти ее в некое изолированное место. Быть может, устав от ее воплей и мольбы, он решил убить ее. И задушил голыми руками.

— Руками ребенка. Вы уже посмотрели это место в отчете? Как такое возможно? Был сообщник? Я все время думаю о том, что ее насиловали и убивали двое.

Бролен кивнул:

— Я тоже так думаю. Первый — крепыш, легко справляется с женщиной, второй — маленького роста и хилый. — Он посмотрел на Аннабель горящими глазами. — Почему, по-вашему, он сжег жертве влагалище?

Это был вопрос, но тон, которым Бролен его задал, уже предполагал ответ; было ясно: частный детектив ждет, что его коллега догадается сама.

— Жестокость, садизм.

— Возможно, но признайте, что, если бы он хотел заставить ее страдать, он мог бы пойти иным путем — например, отрезать соски, чтобы она дольше мучилась, втыкать иглы в особенно уязвимые участки тела. А он начал жечь ее, зная, что после этого она перестанет сопротивляться. Если речь идет о садисте, почему он поступил таким образом, сократив удовольствие? Странно, не так ли? Да, он жесток, но в нашем случае говорить о садистских наклонностях неверно. Итак, почему огонь?