Читать книгу "Лучшие в мире ученики, или Как научить детей учиться - Аманда Рипли"

Несмотря на высокие баллы Польши в PISA, многие поляки все же считали, что было ошибкой учить всех детей вместе в нестабильном подростковом возрасте. Обращали внимание на другие проблемы: многие думали, что выпускной экзамен стал слишком легким, а педагоги страны воевали с правительством против предложения сократить их часы.

Во всех странах, в которых я побывала, люди жаловались на систему образования. Это было универсальное мнение и, как ни странно, обнадеживающее. Никто не был удовлетворен, и это справедливо. Дать всем детям хорошее образование очень трудно, и каждой стране – каждой! – все еще нужно было к этому стремиться.

Летом 2000 г., доведя до конца первый этап реформ, Хандке оставил свой пост. Ему не удалось найти средства, необходимые для обещанного повышения зарплат учителям, и потом он устал. Он вернулся к химии, и вскоре его партия потерпела поражение.

Польское образование стало более серьезным – там был более высокий уровень мотивации, немного независимости и чуть-чуть равенства. Но, как и Геттисбергская средняя школа, она изменилась недостаточно. Там все еще было слишком много педвузов очень разного уровня. Учителям, сумевшим найти работу, по-прежнему платили мало. Пока Польша не пойдет ва-банк в отношении строгости и не повысит качество преподавания, она никогда не станет Финляндией.

И все-таки Польша совершила прорыв. Она доказала, что даже неблагополучные страны всего за несколько лет могут добиться большего для своих детей. Нужно было культивировать строгость. Она не должна была возникнуть сама по себе. На самом деле не было доказательств того, что в какой-нибудь стране она возникла сама. Нужно было повысить ожидания. И смелые руководители могли бы вырастить целое поколение умных детей.

Еще до разделения по способностям польские дети прошли анкетирование, прилагавшееся к тесту PISA, и стали первыми в мире по добросовестности. Казалось, где-то на этом пути они поверили, что нужно относиться к учебе серьезно. Может, потому что от них этого ждали.

Польское образование стало более серьезным – там был более высокий уровень мотивации, немного независимости и чуть-чуть равенства.

Когда я разговаривала с Хандке в 2012 г., он поправлялся после болезни сердца, в которой полушутя обвинял те три года, потраченные на попытку реформировать систему образования в стране. Оглядываясь назад, он жалел, что они с коллегами не продвигали реформы более активно. Они были больше сосредоточены на политике, чем на связях с общественностью. Это была еще одна распространенная ошибка, о которой слишком поздно сожалели во всех часовых поясах. Политика, история и страх всегда и везде значили больше, чем стратегия. Однако он утешался пониманием того, что разногласия были неизбежны.

– Любая реформа болезненна. Люди хотят покоя. Когда к чему-нибудь привыкнешь, то лучше, чтобы ничего не менялось.

Я спросила его, что он сделал бы, если б мог вернуться в прошлое и провести единственное последнее изменение. Он не колебался:

– Учителя. Все держится на учителях. Нам нужны хорошие учителя – тщательно подготовленные, тщательно подобранные. Больше я бы ничего не менял.

Часть III

Весна

Глава 8

Разница

Однажды в пятницу в ту долгую темную зиму принимающая мать сказала Ким, что ей нужна помощь. В феврале, как раз когда у Ким день рождения, с ней что-то случилось: она плакала без всякой причины и в школе и дома. И не понимала почему. Это была одна из самых холодных зим в истории Финляндии, солнце показывалось всего на 6 часов в день. Может, этим все и объяснялось, а может, в этом была виновата холодная война с близнецами, мечтавшими вернуть себе маму. Может, близнецы в итоге продержались дольше нее. Но Ким точно знала одно: она опустошена, будто из нее ушел свет.

Она сказала принимающей маме, что иногда ощущает себя беспомощной. Сюзанна поговорила с сотрудниками программы обмена, и они решили, что Ким нужно съездить в Хельсинки к психологу, который определит, стоит ли ей возвращаться в Америку пораньше.

Ким не возражала. Она достала бабушкин чемодан и молча сложила в него вещи. Уложила перчатки, которые дала ей сестра Кейт, и ирландский свитер подруги ее тети – все вещи, которые, как она думала, понадобятся ей, чтобы выжить в Финляндии. «Благие намерения», – подумала она.

Ким попрощалась с маленькими девочками, наконец-то уступая комнату победительницам. Она брала все с собой на случай, если ее поездка закончится в Оклахоме. Ким ощущала оцепенение, будто все это происходило с кем-то другим. Она погрузилась в молчание, столь ей знакомое.

В поезде, несущемся мимо синих озер и покрытых снегом сосен, Ким закрыла глаза. Она увидела аккуратно упакованные «Райс криспиз», которые продавала, чтобы собрать деньги, двухъярусные кровати в своем финском доме, детскую книгу, которую дала ей финская учительница. И подумала, что Финляндию, вероятно, придется покинуть на несколько месяцев раньше…

Ким предупреждали, что это может случиться, во множестве электронных сообщений от AFS – ее программы по обмену. Подростки, живущие за границей, обычно проходят через определенные стадии, и та, что бывает посреди учебного года, – тяжелая. Многие ощущают подавленность и одиночество. Первоначальный кайф исчез, наступили каникулы, и забава превратилась в работу, которая когда-нибудь закончится, но не скоро. Однако Ким не думала, что с ней это приключится, – не после всего, что она сделала, чтобы сюда попасть.

Глядя в окно, Ким видела свое отражение. Она будто раздваивалась. Одна ее половина покорно смирилась и сдалась. Может, ей все же нужно было ехать в Италию, где тепло и солнечно, или остаться в Оклахоме, как велела мама.

А вторая половина… пробуждалась, начиная шевелиться после долгого покоя. Это была та девочка, которая написала 60 компаниям Оклахомы с просьбой спонсировать ее поездку в Финляндию. Когда ни одна не откликнулась, она стала продавать вяленую говядину с доставкой на дом. И эта ее часть еще жила. Она вспоминала девочку, шнуровавшую высокие ботинки. Она видела, как та смахивала черную пыль с лица. Эта девочка не собиралась возвращаться в Оклахому раньше времени.

В Хельсинки Ким посетила психолога. Они говорили о том, почему она приехала в Финляндию, о разводе ее родителей и том, как она привыкала к жизни за границей. Между сеансами у психолога Ким гуляла по Хельсинки, заходила в музеи, ездила на автобусах и наблюдала за людьми. Она прожила 16 лет в сельской Оклахоме и полгода в сельской Финляндии, и ей было радостно видеть так много людей сразу. Стоя однажды у порта, Ким была поражена, как много там детей. Уроки уже кончились, но то, что они гуляют по улицам самостоятельно, ее смущало. Вон там мальчик лет 10 сидит на скамейке, а вон две девочки играют у фонтана. Она видела, как в Пиетарсаари дети ходят одни, даже малыши сами ходили в школу. Однако она не ожидала увидеть такое в самом большом городе Финляндии. Ким завидовала им, представляя, каково детям расти на свободе.

Через две недели психолог сказала Ким, что она может остаться в Финляндии. Ей дали еще один шанс. У Ким гора упала с плеч. Как будто она снова получила паспорт. AFS нашла пожилую пару с большим домом в Пиетарасаари, чтобы разместить Ким на оставшееся время. Она могла вернуться в тот же город, и у нее была отдельная комната.