Читать книгу "Экстремальная зона - Сергей Зверев"

— Да, — с восхищением протянул сержант, как это вы все ловко раскручиваете, товарищ майор! А послушать — так все просто.

— Все гениальное — просто, — хмыкнул Батяня, — главное только это увидеть.

Следуя дальше своим в высшей степени логичным рассуждениям, Лавров определил, что самый вероятный участок реки, к которому может выйти господин Дингли, составляет километров двадцать.

— Возьмем его в этих границах, — карандаш майора ограничил водное пространство, — вот по нему мы и будем курсировать ночью.

Оставшееся время группа посвятила подготовке к курсированию по реке. Затем наскоро поужинали, а там подошло и время отправляться.

Ночь сгустила до предела черные краски, и моторка шла вдоль берега, на котором луч фонаря выхватывал то огромный ствол дерева, то тихую заводь, то потревоженную птицу.

— Я вот, кстати, всегда удивлялся, товарищ майор, — вполголоса произнес Ломакин, — как рыба в темноте видит?

— Чего? — удивился Батяня.

— Я говорю, как, значит, она ночью-то различает, где и что? Ну, я понимаю, к примеру, как, скажем, птицы или звери разбираются. Но ведь тут другое — и вода, и течение, и скорость…

— Все очень просто, — пояснил Батяня, — у рыбы есть особый орган чувств — так называемая боковая линия. При помощи этого органа рыба воспринимает направление потоков воды, ощущает самые легкие струйки. Когда рыба плывет, она раздвигает воду. Во все стороны от плывущей рыбы расходятся легкие водяные волны. Наталкиваясь на подводные предметы, они отражаются от них. Вот эти-то отраженные толчки и воспринимает рыба благодаря боковой линии. Отраженный толчок — сигнал о препятствии на пути.

— Типа зеркала, да?

— Ну, можно сказать и так, — усмехнулся Лавров.

Любинский, сидя «у руля», управлял лодкой. Он мрачно молчал, рассуждая о том, как все-таки странно поворачивается судьба. Именно с тем человеком, видеть которого у него нет никакого желания, ему приходится сидеть в одной лодке, вести совместные поиски и волей-неволей контактировать. У секретаря вызывало раздражение все, что ни делал или говорил Батяня.

«Строит тут из себя великого стратега, майор недоделанный», — бросал он презрительные взгляды на бывшего сослуживца.

Впрочем, в глубине души Любинский прекрасно понимал, что майор — именно тот человек, который и может помочь отыскать Дингли. Ну, а своими собственными суждениями секретарь привык жертвовать неоднократно во имя более важных вещей. Так что, сжав зубы, он вел моторку вперед.

Батяня также был занят делом. Он направлял на берег луч мощного фонаря, периодически подавая звуковые сигналы. К аккумулятору в лодке присоединили автомобильную сирену, и окрестности оглашались звуком несуществующего автомобиля.

— Слышите, товарищ майор, будто кричал кто-то? — тронул Лаврова за плечо сержант.

Батяня прислушался. Словно в подтверждение слов подчиненного, с берега послышалось:

— Эй!

Любинский встрепенулся. Неужели?…

Луч фонаря, направленный в сторону источника звука, дважды метнувшись справа налево, выхватил из темноты стоявшего на берегу мужчину. Секретарь, впившись глазами в силуэт, поначалу не мог разглядеть, кто же перед ним, тем более что тот закрывался от яркого света рукой. Наконец, разглядев, Любинский разочарованно поморщился: нет, не тот.

— Чего в лицо светишь? — недовольно выкрикнул незнакомец.

Теперь и Батяня не сомневался в том, что перед ним — совсем не подданный Великобритании Джеймс Дингли.

— Убери фонарь! — недовольно проворчал Гришук — один из людей Романенко.

Моторка незамедлительно изменила курс, направляясь к берегу. Через минуту она ткнулась в берег, а майор с сержантом вышли на землю. Ожидавший их незнакомец стоял, сложив руки на груди.

— Здравствуйте! — приветствовал его Батяня.

— Ну, здорово, — ответствовал тот.

— Ты кто такой? — спросил подошедший Любинский.

— Я-то местный, а вы кто такие?

«Местному» было рассказано о крушении вертолета и его поисках. На лице слушавшего отразилось крайнее изумление. Сам Романенко, по-видимому, не подозревал о прекрасных актерских способностях одного из своих подчиненных.

— Я ведь второй день уже в тайге, — неторопливо заговорил Гришук, — охочусь, значит. А про крушение впервые от вас слышу. Нет, ничего такого я не замечал…

Он развел руками, как бы в подтверждение своей крайней правдивости.

— Как охота? — неожиданно спросил Батяня.

— Чего? — тот явно не ожидал подобного вопроса.

— Успешно, говорю, поохотился?

— Да нет… — замялся собеседник, — какая уж тут охота… а вот крики какие-то в тайге я слышал.

— Так, это уже интересно. И что конкретно кричали?

— Да ерунда какая-то. Странное что-то, одним словом. Вроде как «Келми! Келми!» — пожал плечами «охотник». — Пошел я на голос, ходил, блуждал, но никого не нашел.

— Вряд ли он стал бы кричать: «Кил ми», — хохотнул сержант, — это что же: сам себя убить призывает?

— Может: «Хелп ми»? — вслух рассуждал Батяня. — «Помогите» — это как раз то, что могло прозвучать…

— Вот этого я уж не знаю, — ответил Гришук, — мне что английский, что немецкий — один хрен. Это у вас в городе изучают. Ау нас… Так что, может, и «хелп». Вроде похоже.

— Ну а показать на карте можете? — спросил Батяня, разворачивая километровку.

— Это запросто, — с удовольствием согласился посланник Романенко, — как же не помочь? Сейчас покажу.

— Так… — Его толстый палец с обгрызенным ногтем двигался по карте. — Вот здесь это и было. Точно.

Гришук, выполняя указание начальства, показал на участок леса, очень близкий к болоту и подальше от реки, находившийся совсем в другой стороне от того района, где рассчитывал вести поиски Батяня.

— М-да, — разочарованно вздохнул майор, — погоди-ка пока что, мы сейчас.

Он и сержант двинулись к моторке, в которой остался Любинский.

— Товарищ майор, послушайте, что я вам скажу, — прошептал сержант, — вранье это все, мужик — не местный.

— Да с чего ты взял? — удивился Лавров.

— Ну что ж я — дите малое, не отличу местного по говору? — возмутился подчиненный. — Вы только послушайте, как он «г» выговаривает, я уж не говорю про все остальное. Да здесь на три сотни километров никто так не говорит.

— Интересно, — пробормотал Батяня.

Все трое уставились на незнакомца. Тот, стоя на прежнем месте, как раз прикуривал. Его лицо осветила спичка. Секретарь губернатора прищурился, вглядываясь в черты лица, скупо освещенные огоньком.

— А ну постой! — вдруг закричал Любинский.