Читать книгу "Любовь неукротимая - Хизер Сноу"

Руднике? Как же Габриэль спустится в шахту? Он же едва перенес вчерашнюю поездку в тесной карете! Находиться в темноте, глубоко под землей, для него будет просто невыносимо. Стоит ему приблизиться к шахте, как в нем сразу проснется страх. «Боже, надеюсь, он не станет и пытаться!» – волнуясь, подумала Пенелопа. Но все же она вылечила уже не одного солдата и знала, как ведут себя джентльмены в присутствии других мужчин: они стараются скрыть любое проявление слабости.

Нет, племянницу Пен навестит позже.

Под приглушенный стук копыт Габриэль с небольшим отставанием следовал за Стратфордом. Они поднялись на невысокий холм. Свежий утренний ветерок ласкал лицо, прохлада наполняла легкие бывшего солдата, поднимая его дух. Габриэль чувствовал прилив сил, приятное возбуждение – так на него действовали конная прогулка, яркий солнечный свет и упоительный воздух.

Так неужели Пенелопа ошибалась, утверждая, что любые намеки на пережитое Габриэлем во время войны могут вызвать очередной приступ? Ведь он скакал на коне по открытому полю, и это могло воскресить в его памяти картины времен службы в кавалерийском полку принца Уэльского. Однако в этот момент лорд Бромвич был бодрее, чем все прошедшие месяцы.

Возможно, картины, звуки и запахи поля боя очень далеки от пасторальных видов лугов Шропшира. Но разве у Габриэля не должны зародиться какие-либо ассоциации – те самые, о которых рассказывала ему Пенелопа?

Поднявшись на вершину холма, Стратфорд придержал коня, и Габриэль поравнялся с ним.

– Вы неплохо держитесь в седле, Бромвич, – сказал граф, похлопывая по шее своего коня. И улыбнувшись, добавил: – Для кавалериста.

Габриэль фыркнул, уголки его губ приподнялись в легкой улыбке. Ему нравился Джеффри Уэнтуорт. Прежде они лишь слышали друг о друге, но пообщаться им не представлялось случая. Они закончили одну и ту же гимназию – только Стратфорд был старше Бромвича, – и воевали на одном фронте, где Джеффри был легким драгуном.

– Мужайся, друг, – с добродушным смехом продолжил граф. – Зато у вас была возможность покрасоваться в мундире с фасонным воротничком и отрастить щегольские усы.

Габриэль усмехнулся. Он ненавидел военный мундир, с изысканными галунами и затейливой отделкой. Конечно, такую форму мог придумать только Принни[3].

«Но сейчас королем стал Георг IV», – напомнил себе Бромвич. Да, за то время, что он был заперт в Викеринг-плейс, в мире произошло очень многое: в том числе и смерть безумного короля.

В любом случае эта проклятая форма была крайне неудобна в битве. Да еще усы… Кожа под ними жутко зудела. Не говоря уже о том, что вокруг постоянно скапливалась пыль, отчего во рту частенько чувствовался вкус грязи.

– Надеюсь, вы не слишком гордились, Стратфорд, – сухо ответил Габриэль. – Ведь мы ехали позади вас не потому, что вы двигались быстрее, а потому что кому-то нужно было прикрывать ваши тылы.

Джеффри рассмеялся и пришпорил коня. Какое-то время они ехали в тишине, каждый наслаждался собственной свободой.

Габриэль не знал, чего ожидать, когда Стратфорд предложил ему поехать с ним этим утром. Он предполагал, что Джеффри будет тщательно расспрашивать его о болезни. Во всяком случае, Бромвич поступил бы именно так: сбежавший из лечебницы безумец поселился под одной крышей с его семьей! Он бы сделал все, чтобы выяснить, представляет ли этот человек опасность для его близких.

Но Стратфорд был любезен, относился к гостю с уважением.

– Знаете, – начал Джеффри, когда они проезжали у самого обрыва, с которого открывался вид на обширную долину, – я слышал, что именно вы и ваши люди встретились с Блюхером и прусской армией. Если бы вы не привели их к нам… Если бы они не покинули войска Наполеона… – Граф прищурился, всматриваясь куда-то вдаль. – Скажем так: к настоящему времени даже крестьяне разговаривали бы по-французски.

Габриэль сжал губы в линию. Эта улыбка больше напоминала гримасу. Бромвич всегда болезненно реагировал на любое упоминание о Ватерлоо – в душе просыпалось странное неприятное чувство. Все утверждали, что в тот день он был героем, однако вот сам он ничего подобного вспомнить не мог. Его память сохранила только то, что он единственный из всех близких ему собратьев по оружию остался жив.

Обычно Габриэль безразлично кивал и сразу менял тему разговора. Но Пенелопа сказала, что общение с соратниками, пережившими те же тяжелые дни, поспособствует его выздоровлению. Вероятно, она права, и беседа с человеком, также бывшим на поле боя в тот день, может помочь воскресить в памяти какие-то воспоминания.

– Вы правильно слышали, только я ничего не помню о том дне.

Стратфорд оценил Бромвича удивленным взглядом.

– Только проклятую канонаду.

Французы выстроились у фермы Ла-Ге-Сент и обрушили пушечный огонь в самый центр армии Веллингтона. Грохот, резкий запах пороха, дыма и горящей плоти вновь возникли в памяти Габриэля.

Джеффри кивнул, вероятно, также вспомнив тот день.

– Да, – угрюмо ответил он. – Я отдал армии дюжину лет и все же страшнее обстрела не припомню.

Габриэль прекрасно понимал Стратфорда.

– Чтобы выжить, нам требовалось подкрепление. Прусская армия уже приближалась, и нельзя было позволить французам отрезать ее путь к нам. Веллингтон торопил Блюхера. Пруссаки, выдерживая яростные атаки французов, продвигались слишком медленно, мы несли колоссальные потери. Доставить депешу главнокомандующему прусской армии поручили моим бойцам.

От воспоминаний у Габриэля замерло сердце.

– Я послал на это задание своих лучших людей – они скакали прямо перед отрядами французов.

– Боже мой. – Стратфорд вздохнул. – Да это же самоубийство!

– Верно. – Бромвич чувствовал, как огонь вины сжигает его изнутри. – Будь я уверен, что смогу добраться до расположения Блюхера в одиночку, отправился бы один. Но вы и сами помните, как все было.

Стратфорд кивнул.

– Я старался отбирать людей, не имеющих семьи, по крайней мере – без детей, так как возлюбленные или жены ждали почти каждого. Но и семьи не остановили многих моих соратников.

– Храбрецы.

– Именно. Мы, четырнадцать человек, скинули мундиры и головные уборы, чтобы наша принадлежность к британской армии не была столь очевидной, и распределились по парам. А затем…

– Затем?

Габриэль крепко сжал кулаки.

– А затем – ничего. Я не знаю, что происходило дальше. Неделей позже я очнулся в госпитале. Мне сказали, что я дошел до расположения Блюхера – и я узнал об этом лишь потому, что кто-то из моих людей сообщил обо мне Веллингтону. Мне также рассказали, что я командовал этой операцией, но, как я уже говорил, сам я совершенно ничего не помню.

– А что с остальными? – поинтересовался Джеффри.