Читать книгу "Секрет покойника - Том Харпер"

Если Клавдий, старший сын Константина, отправил своего начальника штаба из Трира в Константинополь, значит, он беспокоится за отца. Скажем точнее: его беспокоит порядок престолонаследия. Как доказал сам Константин тридцать лет назад в Йорке, место сына — рядом с умирающим отцом. Когда корона соскальзывает с венценосной головы, сын должен быть рядом, чтобы ее подхватить. Мне страшно думать о том, что Константин, возможно, умирает. Впрочем, когда я видел его в последний раз, он был вполне здоров. Но я многого не знаю.

У Константина есть врачи и целители, которые внимательно изучают каждую каплю его желчи или крови. У него есть рабы, которые его обслуживают.

Появись в его выделениях кровь, странные пятна на коже или если его ночами до рвоты сотрясал бы сильный кашель, об этом наверняка стало бы известно. Подобные сведения в мгновения ока доходят до тех, кто готов дорого за них заплатить.

Почему Север так интересовался Александром! Я не верю, что у него было тайное завещание Константина. Будь это так важно, Константин перевернул бы весь город вверх дном, вместо того чтобы просить меня осторожно разузнать обстоятельства, при которых был убит епископ.

Александра окутывает плотная паутина загадок и недомолвок. Я мысленно пытаюсь изучить ее нити. Симмах, закоренелый адепт старой религии, и Евсевий, верховный жрец новой.

Софист Астерий, жадно глядящий на храм, в который ему запрещено заходить. Дьякон Симеон. И вот теперь — Север и Урс.

Гонитель христиан Симмах, которому ничего не стоило убить Александра тридцать лет назад.

Астерий, предавший веру, в то время как Александр ее сохранил.

Евсевий, клирик, чьему повышению в церковном чине препятствовал Александр.

Симеон, который вечно оказывается не в том месте не в то время.

Ворон Север, ожидающий смерти и будущего.

И Александр — муха, угодившая в самый центр этой паутины, которая дергается из последних сил, видя, как к ней подкрадывается паук.

Лодка, пересекающая Босфор, — хорошее место для раздумий. Рабы старательно налегают на весла: лодка скользит по воде, но берег как будто застыл на месте и не становится ближе.

Я плохо сплю и просыпаюсь поздно. Сижу в пустом доме и просматриваю рукописи Александра, которые дал мне Симеон. Одна из них называется «Поиск истины». Что, если Симеон дал мне ее, чтобы посмеяться надо мной?

Нельзя обвенчать истину с насилием, как и справедливость с жестокостью.

Религию нужно защищать, не убивая, а умирая за нее; не жестокостью, но терпением и выносливостью; не грехом, а доброй верой.

Человечность надобно защищать, если мы хотим быть достойны имени человека.

Я откладываю книгу и сворачиваю ее в свиток. Мне не найти в ней истину, которую я желаю отыскать. Всё говорит за то, что ее автор — разумный человек, даже приятный. Так что совершенно непонятно, почему кому-то понадобилось его убить.

Религию нужно защищать, не убивая, а умирая за нее. От кого он защищал свою религию? От старого врага вроде Сим-маха? От кого-то из своего же церковного круга? Или от человека вроде Севера, для которого религия и политика — две стороны одной монеты?

Увы, из могилы Александр не ответит на мои вопросы. Правда, он еще не нашел в ней последний приют. Его тело выставлено для прощания, чтобы те, кто оплакивает его, могли воздать ему последние почести. Меня охватывает нездоровое любопытство. Я не знал его в жизни. Возможно, я что-то узнаю, увидев его мертвым.

В Риме, который теперь не узнать, христиане превратили в свои церкви лавки, склады, даже частные дома. Когда Константин построил новый город, он одарил его множеством церквей, однако христианская конгрегация разрослась так быстро, что заполонила все вокруг и прибегла к старым хитростям. Церковь Святого Иоанна занимает первый этаж доходного дома близ городских стен. Раньше там находились общественные бани. Старые ванны закрыты досками. Тритона на стене лишили лица, нимф закрасили, хотя они держали в руках рыб. Кто бы ни решил, что Александр будет лежать здесь, он не хотел поощрять тех, кто станет его оплакивать.

В понедельник утром в церкви почти пусто. Я рад, что меня никто не видит. Я испытываю неловкость, без приглашения заходя в их святилище. Тело Александра лежит на носилках из слоновой кости в передней части храма. В четырех его углах горят свечи. Возле ног умершего стоит жаровня, над которой курится ладан. Покойный облачен в простое белое одеяние и лежит ногами к дверям. Его лицо накрыто белой тканью. Вспоминаю орудие, которым его убили, вспоминаю налипшие на маленький бюст кровь и волосы и невольно останавливаюсь. Раньше я спокойнее относился к таким вещам.

Приподнимаю ткань и невольно морщусь. Похоронных дел мастера постарались сделать свое дело как можно лучше, но получилось только хуже. Там, где наложили грим, на коже все равно проступают огромные кровоподтеки, а к бороде присохли капельки крови. Хуже всего досталось лбу. От удара он вдавлен внутрь. Один-единственный удар расколол череп и разорвал кожу. Видно, что на мертвеце пытались сшить лоскуты кожи, но затем отказались от этого намерения.

Двумя пальцами я осторожно оттягиваю веко. Вытекает прозрачная, похожая на слезы жидкость. Это бальзам, своего рода клей, при помощи которого веки удерживаются закрытыми. Я не могу избавиться от ощущения, будто два карих глаза удивленно смотрят на меня.

Неожиданно настает моя очередь удивляться. Я ведь давно знаю его! Знаю почти половину своей жизни! Это тот самый наставник, учитель, который на свадьбе увел мальчишку, забравшегося на брачное ложе. Во время похода в Италию он, сидя в палатке, учил того же мальчишку греческому языку, пока Константин размышлял о намерениях своего бога. Я десятки раз видел его среди домочадцев Константина, но не обращал на него внимания. Я даже не знал, как его зовут.

Если не ошибаюсь, он учил одного из моих сыновей.

Странно, как я мог забыть этого человека. Это все равно что перевернуть вверх дном весь дом в поисках потерянной монеты, а потом обнаружить, что она лежит в твоем кошельке.

От запаха ладана и бальзамирующего состава мне становится дурно. Перед глазами все плывет, мне не хватает воздуха. Оставив лицо Александра открытым, выбегаю наружу. В конце дороги я вижу площадь, а на ней высокий платан. Если я пару минут посижу в его тени, мне станет лучше.

— Гай Валерий?

Я не могу сделать вид, будто не вижу его, поскольку едва с ним не столкнулся. Я делаю шаг назад и вижу человека в церемониальном одеянии. Он улыбается слишком широко, что наводит на подозрения. Это человек, которого я встретил в саду Симмаха.

— Порфирий?

— Я пришел, чтобы отдать последние почести епископу Александру.

Он замечает мое посеревшее лицо и замолкает.

— Что с тобой?

— Мне нужно присесть.

Он подводит меня к своим носилкам. Я не ложусь на них из опасения, что у меня возникнет чувство, будто я на смертном одре, а лишь присаживаюсь на край в тени навеса. Один из рабов приносит воды из питьевого фонтанчика.