Читать книгу "Легенда Лукоморья - Юлия Набокова"

Варфоломей предупредил, что нездешнее имя Яна привлечет лишнее внимание, и советовал назваться Аней. Что ж, мне не привыкать откликаться на чужие имена. Была Селеной, была Мирандой, побуду и Аней.

– Что ж, Аня, пойдем, покажу тебе дом, – хозяйка направилась к крылечку, – да расскажу, что к чему.

К терему Забавы так и напрашивалась приставка «евро». Забава с гордостью показывала мне полы с подогревом в горницах малышей, лучины и масляные светильники, которые вспыхивали в полутемном коридоре при нашем приближении и гасли за спиной, холодильные деревянные сундуки в кухне, изнутри покрытые железом и инеем.

В кухне Забава задержалась, отдавая распоряжения поварихе. А я во все глаза разглядывала скалку, которая сама раскатывала тесто в тончайшее полотно, да ложку, увлеченно взбивавшую что-то в деревянном тазике. Вокруг тазика наматывала круги тряпка, моментально убирая брызги. Да поварихе тут и делать-то ничего не приходится! Однако круглолицая женщина в белом платке, стоящая ко мне вполоборота, отнюдь не выглядела счастливой и довольной. В разговоре с хозяйкой она все время вздрагивала и с опаской оглядывалась то на скалку, то на ложку.

– Что, Устинья, опять шалят? – расстроенно спросила Забава.

Повариха шумно вздохнула и, покосившись на меня, что-то тихо зашептала. А я только сейчас заметила, что под ее правым глазом синевой налился фингал. Вряд ли ее хозяйка поколачивает. Уж скорее скалка, взбрыкнув, засветила поварихе в глаз.

– Аня, подожди за дверью, – властно велела Забава, и мне пришлось выметаться из теплой кухни в темный сырой коридор.

Интересно, о чем они там секретничают? Но хорошее родительское воспитание вкупе с университетским образованием не дали мне опуститься до банального подслушивания. Однако, побродив по коридору взад-вперед, я не удержалась от любопытства и заглянула в соседнюю с кухней комнату, из-за двери которой доносился какой-то странный шум. Не успела я толком разглядеть, куда попала, как мне на лоб шмякнулось что-то мокрое и принялось надраивать кожу, пуская в глаза мыльную пену. Я завопила и выскочила обратно, чуть не сбив кого-то с ног. Мокрое тем временем спустилось вниз и принялось намыливать мне шею, следующим шагом, очевидно, собираясь меня удушить. Но свершиться злодейству не дали: кто-то сорвал с меня удавку, подвел к ведру с водой.

Когда я отплевалась, умылась и расклеила глаза, напротив, смущенно алея, стояла Забава, вытирая о подол мокрые руки.

– Аня, будь осторожна! В тереме много волшебной утвари, и иногда она ведет себя, – она покосилась на тряпку, лежавшую у стены кухни, – непредсказуемо.

– Что это было? – выдавила я.

– Это тряпка-самотерка, – отводя глаза, призналась Забава. – Их там много, они котлы надраивают.

– И мою голову она с котлом перепутала? – догадалась я и не сдержала смешок.

Забава густо покраснела:

– С ними еще не все гладко.

Понятно, магические штуки еще на стадии разработки. Но ведь предупреждать надо! Хотя бы бересту какую на дверь повесили, мол, не влезай, намылят!

Больше за закрытые двери я не совалась, шла следом за хозяйкой. Но за очередным поворотом коридора чуть не получила черенком по лбу.

– Метла-самочистка, – запоздало представила нас Забава, озабоченно глядя вслед метле, которая увлеченно гнала пыль к лестнице, и пробормотала: – Надо бы ее тоже доработать.

Чего только еще я не увидела в доме волшебницы! И перины, которые взбивались сами по себе. Одна, правда, так усердствовала, что разошлась по швам, и утиный пух снежными хлопьями разлетелся по горнице. И колыбели малышей, которые качались сами собой. Надеюсь, с ними никаких сюрпризов не случается. А то страшно представить, какие американские горки они могут устроить бедным Луше и Павлуше. В углах многих комнат стояли бешено крутящиеся деревянные пропеллеры на ножках, выполнявшие роль вентилятора. Не говоря уж о таких мелочах, как занавески, которые раскрывались и закрывались по мановению руки.

Для полноты картины не хватало только лестницы-эскалатора или лифта на второй этаж. Но озвучить эту идею в присутствии Забавы я не решилась. И то и другое – средства повышенной опасности. Пока чародейка их до ума доведет, не одна няня себе ногу сломит, а то и шею. Пусть уж пешочком ходят, по старинке.

Проведя меня по второму этажу, Забава собралась во двор – для экскурсии по хозяйственным постройкам. Но не успели мы дойти до лестницы, как меня постигло очередное потрясение: навстречу нам по коридору шел человек-невидимка. Рубаха и штаны словно парили в воздухе, обтекая прозрачное тело. Но это оказался не невидимка, и не привидение, и даже не Карлсон, который решил пошалить.

Просто-напросто чистая одежда следовала из сушки прямиком в комнату хозяина. Кстати, мужа Забавы мне повидать еще не довелось.

На заднем дворе терема моим глазам предстала диковинная картина. Большая, выше меня ростом, белая тарелка вертикально стояла на деревянном помосте, упираясь дном в стену сарая.

– Что это? – удивилась я.

– Это – мое главное изобретение, – просияла хозяйка. – Сама вечером увидишь! Народ со всего села соберется, тогда и начнем.

Забава провела меня по сараям, а я в процессе экскурсии то так, то этак старалась выпытать у нее интересующие меня ответы. Правда, больше для успокоения души. Так как с первого взгляда было понятно, что после замужества планы и мечты Забавы претерпели значительные и, судя по всему, необратимые изменения, и теперь ее больше всего на свете заботит, сколько яиц дадут куры, и меньше всего волнует, кто получит неофициальный титул самой могущественной чародейки Лукоморья.

– Ох и кудесница ты, хозяйка! – восхищалась я. – Я такого отродясь не видывала.

Забава смеялась и довольно поводила полными плечами.

– Поди, саму Ягу в чародействе превзошла! – закинула удочку я.

– У нее своя ворожба, у меня – своя, – улыбалась Забава.

– Да куда уж старухе с такой чаровницей тягаться! – льстила я. – Уж ты-то всяко ее сильней!

– Да разве ж это важно? – отмахивалась Забава.

– Ягу-то всяк знает, а ты в безвестности прозябаешь, – поддразнивала я.

– Пустое это все. Молодая была, мечтала Ягу обойти, а теперь даже смешно от своей глупости, – призналась она и с нежностью добавила: – Луша и Павлуша – вот мои лучшие чудеса.

– Ты уж их, хозяйка, береги пуще зеницы ока! – посоветовала я. – Яга-то, говорят, озверела на старости лет, младенцев воровать стала.

Забава вздрогнула и побледнела. Пухлые ладошки невольно сжались в кулаки, и волшебница пригрозила:

– Пусть только попробует! Если кто моих деток обидит со свету сживу!

Я не стала больше пугать любящую мамашу. И так было ясно: Забава по-настоящему испугалась моих слов. Значит слухи о Бабе-яге – не ее рук дело. Она их уже слышала раньше от кого-то другого и приняла за правду, поэтому бьется в волнении материнское сердце, схлынул с щек румянец, дрожат при мысли о возможной беде руки.