Читать книгу "Красные огурцы - Александр Маленков"

— Ну, — тупо ответил Антон.

— Я решила облегчить тебе задачу. Андрей предлагает мне руку и сердце.

— Антон! — бойко заговорил Андрей. — Я так понимаю, ты ей что‑то вроде родственника или опекуна. Мне ваша Дуня очень нравится. И у меня серьезные намеренья. Сам я парень простой, со Ставрополя…

— Стоп‑стоп‑стоп! — замахал руками Антон. — Так эти вещи не делаются. Какой быстрый! Дуня, можно тебя на пару слов?

Они отошли в сторону, и Антон горячо заговорил:

— Дуня, ты опять за свое? Это же первый встречный!

— Нельзя недооценивать первых встречных, Антон, — кокетливо заметила Дуня.

— Мы не знаем, что это за человек, может, алкоголик или наркоман. И вообще, зачем тебе замуж? Ты еще молодая, ты умная, красивая, замуж никуда не убежит, тебе надо учиться, карьеру делать… И да! Прялка! Нам с тобой еще прялку надо Якубовичу отвезти. Дедушка просил вначале прялку, а только потом замуж. Давай не принимать необдуманных решений. Пожалуйста! — с отчаянием добавил он.

— Антоша! Котик! — послышался знакомый голос.

Это была мама. Она всплеснула руками, подбежала и обняла сына.

— Ма… — произнес Антон, смущаясь. — Как ты тут очутилась?

— Что значит — как? Ты сказал, что будешь в «Останкино», я привезла тебе поесть, что за дикий наряд у тебя, ты сейчас поешь?

— Познакомься с Дуней. Дуня, это моя мама, Елена Петровна.

— Здравствуйте, девушка. — Елена Петровна окинула Дуню изучающим взглядом.

— Добрый вечер, — тихо сказала Дуня.

— А что это у вас на голове? Вы, наверное, голодная?

— Спасибо, мы поели, — смущенно объяснила Дуня.

К ним подошел Андрей.

— Здравия желаю! Ну что, вы закончили секреты свои?

— Подожди, Андрей, не закончили, — поморщился Антон. — Что ты вечно появляешься в неподходящий момент? Так вот, ма, это Дуня, она…

— Ты уже говорил, я поняла, это Дуня.

— Подожди, не сбивай меня. Что вы все меня сбиваете?! Я хотел сказать, что нам надо ехать. Да, сейчас поедем ко мне, дома все обсудим…

— Что обсудим? — спросила любопытная мама. — Ты ел?

К автобусу подтянулся отряд во главе с Николаичем.

— Взвод! — трубно призвал он. — Внимание!

Бойцы собрались поближе, и командир продолжил:

— Мне только что позвонили из центра. Есть новое задание. Код задания М‑24.

По рядам бойцов прошел взволнованный вздох.

— Да, сами понимаете, задание опасное, нештатное. Приказывать не могу, поэтому спрашиваю — есть добровольцы?

Большая часть отряда шагнула вперед.

— По машинам! — скомандовал Николаич, и бойцы стали залезать в белый автобус.

— Андрей, а ты что же? — с фальшивой тревогой в голосе спросил Антон. — Как же отряд без тебя?

— Да, я тоже должен… Дуня, ты дождешься меня?

— Дождешься, не дождешься… — не дал ей ответить Антон. — Давай ты сначала съездишь на опасное задание, проявишь себя героем, закроешь кого‑нибудь своим телом… А там посмотрим. Иди уже, командир ждет!

Андрей неловко обнял Дуню, отдал честь, подхватил гитару и скрылся в автобусе.

— Вот и славно, — сказал Антон, махая ему вслед, — а то придумали тоже — все бросить и пожениться.

— А что дальше, Антон? — спросила Дуня.

— Вы голодные? — вступила в разговор мама.

— Честно говоря… — начал Антон.

Тут в двадцати шагах от них затормозил черный внедорожник, из которого выскочил Аслан.

— Черт! — воскликнул Антон. — Черт! Мама! Это Дуня!

— Ты уже в третий раз мне это говоришь. Он почему‑то считает меня умственно отсталой…

— Мама! Я сейчас уеду, но скоро вернусь. Возьми Дуню к себе, она сирота, ей негде жить, я потом все объясню!

Отряд уже погрузился в автобус, двери закрылись. Аслан огляделся, увидел Антона и достал пистолет.

— Дуня! Это моя мама! — закричал Антон, подбегая к закрытым дверям автобуса и начиная них барабанить. — Откройте! Я передумал! Я тоже хочу на задание! Дуня, побудь у мамы, дождись меня!

Двери с шипением открылись. Антон занес ногу на ступеньку, но развернулся, подбежал к Дуне, поцеловал, схватил прялку и ринулся обратно к автобусу.

— Котлеты! Ты забыл котлеты!

Мама успела подскочить и кинуть внутрь пакет, когда двери уже закрывались. В эту же секунду к автобусу подбежал разъяренный Аслан.

— Открывай, свинья! — закричал он и стал пинать двери ногами.

— Молодой человек, — строго сказала мама, — держите себя в руках.

— Извините, — сказал Аслан. — Не могу держать. Собака! Выходи!

Антон с тревогой наблюдал за беснующимся Асланом из безопасного салона.

— Кто это там колотится? — поинтересовался Николаич, глядя в окно.

— А это… это мой друг, — объяснил Антон, пытаясь отдышаться.

— Может, выйти поговорить?

— Не надо! Он просто пришел меня провожать и… не хочет, чтобы я уезжал.

— Бывает, — миролюбиво согласился командир. — Всех нас кто‑то ждет дома…

39

Президент России вернулся в свою спальню со смешанным чувством бешенства и облегчения. Пижама так и осталась валяться на полу, секретная ниша в книжном стеллаже стояла открытой. Он вспомнил, как бежал отсюда три часа назад и те мысли, которые тогда явились ему.

«Грешник я, — думал президент, снимая пуленепробиваемый костюм и вешая его обратно в нишу, — старый грешник». После долгих лет стабильного правления, после всех исторических дел, которые он совершил, быть изгнанником оказалось еще во сто крат хуже, чем он представлял. А если бы это недоразумение оказалось правдой? Что, если бы действительно пришлось бежать? Неприятный холодок прокатился по голой спине, и он поспешил натянуть пижаму. Нет, надо что‑то менять. Нельзя жить под дамокловым мечом. Свершений уже не хотелось, азарт внешне— и внутриполитической борьбы давно иссяк. Он давно уже всем все доказал. Хотелось только одного — покоя. Надо что‑то менять… А как тут поменяешь? Только уйдешь — и эти вурдалаки перегрызутся между собой и снова кинут Россию‑матушку в пучину кровавой междоусобицы. Он всегда представлял Россию именно в образе матери, настоящей пожилой женщины, еще крепкой, но такой беспомощной без его сыновней заботы.

Спать не хотелось. Токмаков сообщил, что отряд спецназа «Тюлень» справился с внештатной ситуацией. По уму, надо было бы сейчас же поднять на ноги всех бездельников в погонах и собрать экстренное совещание, устроить им разнос… В общем, опять работать. А работать не хотелось. Хотелось покоя. Завтра, решил президент, займемся этим завтра.