Читать книгу "Марк Шагал - Джонатан Уилсон"

Жакоб скончался от пневмонии в грязном холодном застенке в Дранси. Его родной брат, сестра Мирта-Лея и ее муж — все они погибли в Освенциме.

Шагал тоже знал Жакоба по Парижу, но близкими друзьями они не были. Жакоб, как он часто говорил, приехал в Париж в юности, чтобы «беспробудно грешить». В «Моей жизни» Шагал вспоминает, как однажды зашел к Жакобу в крохотную каморку на Монпарнасе, и манера общения хозяина произвела на него не очень приятное впечатление. «…Честно говоря, мне было страшновато, — вспоминал Шагал. — Его рачьи глаза блестели и вращались. И сам он все время вертелся, дергался. А то вдруг раскрыл рот и замер. Только дышит с присвистом. Смеется и словно манит, притягивает меня глазами, раздвинутыми губами, руками. „Если поддамся, сожрет меня с потрохами, а косточки выбросит в окошко“, — подумал я».

В первые годы после женитьбы на Ваве Шагал работал над «Парижской серией» картин, некоторые из них были начаты намного раньше, сюжет на всех один и тот же: парящие в небе над городом любовные пары. За знакомыми парижскими зданиями нет-нет да и проглядывали приметы Витебска, а сами любовники часто были похожи на самого художника с одной из его любимых женщин: Беллой, Вирджинией или Вавой. Трудно поверить, что эти образы, полные энергии и страсти, созданы рукой пожилого мастера — художнику было в то время уже под семьдесят. Шагал был изумительный колорист, его чувство цвета уникально. «Когда умрет Пикассо, — сказал как-то Пикассо, — Шагал останется единственным художником, кто понимает, что такое цвет». Это мастерство позволило ему создать пронзительные, яркие образы, ассоциирующиеся с пылкой юношеской страстью. В то время как Пикассо, например, в преклонном возрасте увлекся эротическим гротеском, Шагал, как и прежде, воспевал чистую романтическую любовь. «Букет цветов» (1956) и «Воскресенье» (1952–1954) пронизаны утренним, весенним светом: это Париж в легкой мечтательной дымке. Нужно иметь каменное сердце, чтобы не поддаться очарованию этих полотен.

Вава поддерживала интерес мужа к большим проектам. Когда они познакомились, он уже согласился по просьбе Териада выполнить серию литографий на сюжет «Дафнис и Хлоя» (они были опубликованы в 1961 году). Затем в течение нескольких лет он создавал эскизы декораций и костюмов к оперному спектаклю «Дафнис и Хлоя» в парижском театре Гранд-опера. Шагал также решил попробовать себя и в качестве витражиста, согласившись сделать двенадцать витражных окон для синагоги при медицинском центре Хадасса в Иерусалиме, причем синагогу специально строили для того, чтобы разместить в ней витражи. На чертежах Шагал кистью самолично вписал чернилами древние имена колен Израилевых на идише: дань воспоминаниям о Земле обетованной.

В это же время Шагал, с гибкостью настоящего экумениста, согласился сделать эскизы витражных окон для собора XIII века в Сент-Этьен в Меце. Эти два проекта, синагога и католический собор, выполнялись параллельно. Темой витражей для Хадассы стали 49-я глава книги Исход и 33-я глава Второзакония. Он намеренно не изображал людей (хотя на витраже «Колено Иуды» есть только с мольбой протянутые руки), в композиции органично вплетен лишь текст — имена колен Израилевых на иврите и фрагменты библейских цитат, — а вокруг птицы, рыбы, животные, каменные скрижали, подсвечники, звезды Давида и короны. И все это в ярких, сочных тонах: здесь присутствуют красный, желтый, зеленый, фиолетовый и знаменитый шагаловский синий. Образы витражей для собора навеяны библейскими преданиями: это Авраам, совершающий жертвоприношение, царь Давид, Адам и Ева, изгоняемые из рая. Витражи и для синагоги, и для собора изготовлялись в мастерских Симона в Реймсе, при этом Шагалу помогал известный мастер-витражист Шарль Марк. И, как бывало всегда, когда Шагал выполнял работу для храмов, он отказался от вознаграждения.

«Будь то собор или синагога, — сказал однажды Шагал, — это все равно — через окно проходит что-то мистическое». И еще заметил, в разговоре с критиком Андре Мальро: «Для меня витраж — как прозрачная завеса между моим сердцем и сердцем мира». В следующих своих работах, выполненных для церкви, он часто отказывался от тем ветхозаветной Библии и создавал образы распятия и аллегорические фигуры вроде доброго самаритянина.

Чем старше становился Шагал, тем больше он проникался утопическими идеями универсальной религиозной философии и эстетики. В горах над Ниццей был создан музей, носящий его имя, и не просто Музей Шагала, а Национальный музей Марка Шагала «Библейское послание». Как и Музей Матисса, это учреждение создавалось на деньги французского правительства, и в 1966 году Шагал безвозмездно передал туда семнадцать монументальных работ на сюжеты библейских книг Бытие, Исход и Песнь песней. Музей был открыт в июле 1973 года, и кроме живописных работ на выставке можно увидеть тридцать девять гуашей 1931 и 1932 года и эскизы к иллюстрациям Библии по заказу Воллара.

Национальный музей «Библейское послание» — это не храм, не место поклонения. Выступая на его торжественном открытии, Шагал ясно дал понять, что его интересует духовность поверх границ любой конкретной религии. «Может быть, молодые и не столь молодые люди будут приходить в этот дом, желая найти идеал братства и любви, о котором согласно мечтали мои цвета и линии». И все же семнадцать картин «Библейского послания» были написаны специально для часовни Голгофы в Вансе. Из них двенадцать должны были украшать стены часовни, в плане имеющей форму католического креста, а еще пять предполагалось разместить в примыкающей ризнице. Но из-за сырости в помещении от этих намерений пришлось отказаться.

Несомненно, Шагал испытывал беспокойство оттого, что, будучи евреем, занимается украшением христианских святынь. С другой стороны, он никогда не чувствовал себя свободно, имея дело с еврейскими учреждениями и организациями. Так что музей «Библейское послание» в каком-то смысле позволил Шагалу найти идеальный компромисс между его запросами художника и убеждениями агностика: это, как выразился сам Шагал, его художественная версия Библии как литературного произведения. «Библия всегда завораживала меня. Она всегда казалась мне — и до сих пор кажется — величайшим источником поэзии, на все времена. И с тех самых пор я непрестанно искал ее отражение в жизни и в искусстве. Библия — как эхо природы, и этот секрет я попытался поведать людям». Здесь шагаловская Библия — это ветхозаветная Библия, с ней связаны все представленные в музее работы. Но, как мы знаем, изначально он задумывал двенадцать картин на темы Бытия и Исхода для украшения стен в часовне Голгофы в Вансе. Детское воображение Шагала будоражили истории из древнееврейской Библии, но к этому конечно же добавлялись и зрительные образы церквей, которые он видел в Витебске. Когда, уже будучи взрослым, он начал воплощать библейские истории в художественные образы для французских церквей, он нашел способ примирить эти две разные и даже конфликтующие стороны своего детства — способ идеальный и безболезненный. Шагал словно пытался «приручить» христианские храмы, украшая их окна витражами, а стены — древнееврейскими образами, и в то же время пытался расширить еврейскую историю, введя в нее своего любимого поэта-философа Иисуса.

По иронии судьбы, пока Шагал все дальше забирался на нейтральную территорию между иудаизмом и христианством, во всем мире, и особенно в США, за ним закрепилась репутация выдающегося еврейского художника, благодаря грандиозному успеху бродвейского мюзикла «Скрипач на крыше» в 1964 году.