Читать книгу "Исповедь свекрови, или Урок Парацельса - Вера Колочкова"

Хорошо, что звонить не пришлось, ключ зашуршал в замочной скважине.

Саша подскочила с дивана, книжку в сторону, провела ладонями по щекам. Да, строгость на лицо надо надеть, побольше строгости. И брови нахмурить, и ладони просунуть в кармашки домашних джинсов.

Так и вышла в прихожую — как нахохлившийся воробей. Лева переступал с ноги на ногу, стаскивая с ног мокасины. Взглянул удивленно:

— Ты чего такая, мам?

— Какая?

— Ну… Загадочно-сердитая. Случилось что? На меня пожаловалась классная руководительница? Я потерял дневник или сбежал с урока физкультуры?

— Мне не до шуток, Лёв. Разговор есть. Пойдем на кухню.

— А может, сначала поужинаем, а? На голодный желудок серьезные разговоры с мужчинами вести не принято.

— Это женам не принято, а матерям принято. Поэтому совместим твое насыщение с разговором, хорошо?

— Ладно, давай. А что у нас на ужин?

— Что на тарелку положу, то ужином и будет. Садись! Нет! Иди сначала руки помой! Почему надо напоминать, как маленькому?

— О… Я чувствую, разговор будет действительно серьезный. Давай, начинай, чего уж. А то любопытство больше голода разбирает.

— Да ну тебя… Хочешь, чтоб я обиделась, да? Я мать тебе или кто? Имею право хоть слово сказать?

— Мать, мать… Еще какая мать. Давай, озвучивай свою материнскую драму.

— Нет, ну почему сразу драму… Вовсе не драму. Я просто хотела спросить… Я, конечно, в твои дела не вмешиваюсь, но… В общем, что у тебя с Мариной?

— С Мариной? Это с какой Мариной? Кто это, мам?

— Лева! Ты прекрасно знаешь, о ком я спрашиваю!

— Да знаю, знаю, не делай злые глаза. Кстати, надо будет позвонить ей завтра, давно не звонил… Тем более четыре пропущенных вызова в мобильнике числятся, а я пропустил. Нехорошо, однако. Невежливо.

— Я не знаю, Лёв, как насчет вежливости… Это уж твое дело. Но что нехорошо — это точно. Даже более чем. Она моя начальница, ты не забыл? Да как тебе вообще в голову пришло впутать меня в свою интрижку!

— Ладно, не буду ей завтра звонить.

— Ага, все шутишь, так и не понял ничего!.. Видимо, бесполезно с тобой разговаривать…

— Да понял я, мам, не сердись. Действительно, нехорошо получилось с твоей начальницей, согласен. Не сообразил… У мужиков почему-то сначала нахальство включается, а соображалка сбой дает. Да и не рассчитывал я, если честно, что она… Что все так лихо получится… Ладно, я поговорю с ней, сделаю, как в кино, чтобы картинка получилась выпуклая, с общими и крупными планами. Встретились, потом расстались, красивая точка, все дела. Тебя такой вариант устроит?

— Ну, при чем тут я… Лишь бы Марину устроил… А то знаешь, витает в воздухе какая-то недосказанность, будто я виновата в чем-то перед ней.

— Еще чего, виновата! Да с какого перепугу?

— Да с такого вот перепугу, сынок. У всякой бабы своя логика в голове, тебе не понять. Всегда же легче, когда потенциальный виноватый вот он, под боком сидит. Да еще и подчиненный по службе.

— Она что, совсем глупая, твоя Марина?

— Ладно, Лева, хватит. Я все поняла и ответ на вопрос получила. То есть с Мариной ты худо-бедно разберешься. А с Ладой что?

— Да все то же. Она у себя дома, я у себя.

— Да, я понимаю. Но я в том смысле спрашиваю… Это как? Навсегда-навеки или…

— Будем считать, навсегда-навеки. Ну что, я полностью удовлетворил твое материнское любопытство? Вся драматургия на этом закончилась, можно приступать к ужину?

— Нет, нельзя.

— А что еще?

— Ты руки забыл помыть.

И рассмеялись оба — тихо, в унисон. Лева вздохнул, припер ладонью щеку, долго смотрел на мать, по-дурацки улыбаясь и смешно подняв брови домиком. А Саше опять хотелось протянуть руки, прижать его голову к себе и сказать: «Ах, сынок, бедный ты мой сынок…» Но вместо этого поставила перед ним тарелку с голубцами, произнесла строго:

— Сходил бы ты лучше завтра в супермаркет, юморист несчастный, продуктов купил! И мяса, и овощей, в доме ни одной картошинки нет! И вкусненького чего-нибудь, и сладкого! В выходной же Гришенька у нас гостить будет! Надеюсь, ты в выходной по своим нахальным делам не слиняешь?

— Обижаешь, мам…

— Ага, обидишь тебя, как же. И не забудь, нам еще на Птичий рынок с Гришенькой ехать! Собаку же ему обещали!

— Мам, а ты хорошо подумала — относительно собаки? Тебе ведь с ней в основном возиться придется. Ну, допустим, утром я смогу с ней погулять… А вечером? Я ж не всегда смогу вечером…

— Да это понятно, кто бы сомневался насчет вечера. Не беспокойся, погуляю. Если ребенок просит собаку, значит, будет ему собака. Даже странно, что Арина ему не разрешает…

— Она говорит, что у Глеба на собачью шерсть аллергия.

— А, понятно… Что ж, это причина. Аллергия — это да, это серьезное препятствие. Тем более аллергия у Глеба.

— Мам, не надо…

— А я что? Я ничего. Слава богу, у нас с тобой аллергии нет. А это значит, в выходной едем покупать собаку! Готовься!

Собаку они в следующий выходной выбирали долго, и все никак не могли выбрать, расходились в пристрастиях. Лева с презрением смотрел на всякую мелюзгу, над которой они с Гришенькой начинали сюсюкать, приценивался к щенкам с признаками хотя бы мало-мальской породы, даже одного сенбернара нашел и одного мастифа. А Саша его все время одергивала — мол, не сбивай с толку! Мы сюда не за породой пришли, а чтобы Гришенька сам себе друга выбрал. Пусть и без признаков, зато от души. И потом, какие на Птичьем рынке сенбернары с мастифами? Еще неизвестно, что из него попрет потом, какой пролетарский собачий ген вылезет…

Купили, наконец. Самую маленькую, самую жалкую из всех собачатинку. Именно ее Гришенька выбрал, прижал к себе, и она заскулила благодарно, выглядывая влажным вишневым глазом из-под нависшей челки. А когда в машину садились, эта самая маленькая и самая жалкая умудрилась-таки ее за палец тяпнуть! Еще и рычала потом злобно — р-р-р, нга-нга-нга…

— Гришенька, давай ее Мушкой назовем! Это ж чистая Мушка из рассказа Антон Палыча «Учитель словесности», ни дать ни взять! И рычит так же!

— Мам, не морочь голову ребенку… — сердито проговорил Лева, выруливая с парковки, — ты еще про шпица Анны Сергеевны из «Дамы с собачкой» ему расскажи! Лучше уж Каштанкой назовите, понятнее будет.

— Ну какая же она Каштанка… Нет, она не Каштанка, она именно Мушка…

— Ладно, ба, пусть будет Мушка! А что, пап, прикольно же — Мушка! Можно еще Мухой звать!

— Ну уж… Представляю, как я подзываю к себе это чудовище на улице — Муха, Муха! Никакой эстетики, право слово. А впрочем, делайте что хотите…