Читать книгу "Птицы небесные - Вера Ветковская"

Помощи ждать было неоткуда. Братья актеры, даже Москалевы, и те ограничились только подарками для новорожденной и цветами.

А между тем Вета, в отличие от Петьки, оказалась неспокойным ребенком. Наташа поминутно вскакивала к ней ночью, а днем, шатаясь от усталости, тащилась с коляской гулять; коляску с ребенком приходилось поднимать на пятый этаж — дом был без лифта.

Ей казалось, молока у нее становится меньше и меньше, поэтому она решила докармливать девочку детским питанием.

…Позже ей сказали, что в той партии «Бебимикса» оказалось повышенное количество протеина — санэпидемстанция распорядилась изъять ее из всех магазинов и предупредить покупателей по радио. Но Наташа предупреждения не слышала…

Началось все с поноса. Два дня Наташа билась с болезнью девочки сама, надеясь, что все прекратится. Но у Веты стала подниматься температура, и она вызвала «скорую помощь»… Врач определил двустороннее воспаление легких, и Наташу с ребенком увезли в больницу.

По дороге молодой врач, видя перекошенное страданием Наташино лицо, тихонько сказал:

— Вы не сокрушайтесь очень… Вам повезло, сегодня в инфекционном отделении дежурит Николай Николаевич, он не даст девочке умереть…

При слове «умереть» Наташа залилась слезами. Ей и в голову не приходило, что все так серьезно.

Малышку положили под капельницу. Сестра никак не могла попасть ей в вену. Наташа кусала пальцы, чтобы не потерять сознание. Она бы сейчас дала всю себя разрезать на части, лишь бы девочка выздоровела. Пришел Николай Николаевич, усталый, измотанный, с кругами под глазами, прослушал ребенка и, обернувшись к Наташе, сказал:

— Идите домой. Ребенок будет в реанимации…

Всю холодную сентябрьскую ночь Наташа простояла под окном реанимации. Время от времени она падала на колени на землю и молила Бога спасти ее дочь. Под утро на крыльце реанимации показался Николай Николаевич с зажженной папиросой. Наташа, увидев его, застыла на месте, молитвенно сложив руки, не в силах произнести ни единого слова.

— Знакомое зрелище, — с ласковой усмешкой произнес врач, — вот так все мамы… Им говоришь: идите домой — не идут, стоят под окнами. Идите домой, приходите к вечеру: все с вашей дочкой будет в порядке.

Саша появился в больнице спустя две недели после этой страшной ночи, которую Наташа провела под окнами реанимации. Их с дочкой уже перевели в инфекционное отделение, в крохотный бокс, который Наташа занимала с другой женщиной и ее пятимесячным сыном. Обе матери спали, скорчившись на диванчиках, а дети — в кроватках с сеткой, и каждая вскакивала, заслышав малейшее кряхтение собственного ребенка, а когда заходился в плаче чужой — даже не просыпалась. Так они выматывались за день: кормление, процедуры, стирка пеленок под еле капающим краном в туалете…

О том, что произошло, Саша узнал от Кати, которой Наташа позвонила в первую очередь. Колесников достал очень редкий швейцарский препарат, о котором сказал Наташе Николай Николаевич. С легкими было уже все нормально, но стул слишком частый, нужен этот препарат. И Колесников расшибся в лепешку, но лекарство было найдено.

После всего того, что перенесла Наташа в больнице, где самым близким и родным человеком стал для нее Николай Николаевич, спасший ее дочь, Саша показался ей почти инопланетянином, забежавшим поговорить о своих инопланетных делах.

Наташа попыталась рассказать ему, что произошло, но муж заявил, что не любит, когда повествуют о грустном.

— Все позади, не правда ли? — сказал он. — Ну так и не надо об этом. Ты лучше присоветуй, как отблагодарить дока.

— Николая Николаевича?

— Ну да, дока. Как думаешь, голубой унитаз-«ракушка» сойдет?

Щеки Наташи вспыхнули от негодования.

— Николай Николаевич спас жизнь твоей дочери, а ты об унитазе… Господи, как ты все-таки груб!

— Что — груб? Что — груб? — горячо завозмущался Саша. — Ты бы видела этот унитаз! Сидеть на нем такой же кайф, как в кресле президента!..

— Не нужен ему твой унитаз!

— А что — он не ходит в клозет?.. — удивился Саша. — Ну хорошо, могу деньгами…

Наташа зажала уши руками:

— Он не такой человек! Дай бог, чтобы он у нас букет цветов принял! Мне тут со всех сторон говорят о нем, что он на дух не приемлет никакой такой благодарности!

— Так его самого лечить надо, — озабоченно сказал Саша.

— Он настоящий человек!

— Что-то ты о нем слишком горячо говоришь! — прищурился Саша.

Наташа смутилась, осеклась.

Первое время она выделяла Николая Николаевича из череды людей в белых халатах, к которым приносила дочку дважды в день на уколы, на капельницу, на рентген и просто проскальзывавших по больничному коридору, по тому особенному чувству покоя и уверенности, которое снисходило в ее измученную душу, когда он появлялся в палате и ловкими, осторожными движениями помогал ей раздеть ребенка, чтобы прослушать его.

Затем она поняла, что и все прочие мамаши, лежавшие в застекленных боксах со своими захворавшими младенцами, испытывают те же чувства, и выяснила, что они, эти мамы, знают график его дежурств и в те ночи, когда он работает, засыпают на своих диванчиках так же спокойно, как она. Потом заметила, что Вета, как и другие младенцы, никогда не хнычет и не плачет, когда он склоняется над ней с фонендоскопом.

Но лица его Наташа не различала, смутно помнила только высокую, чуть сутулую фигуру и большие, чуткие руки.

Однажды вечером приехала Катя и, взглянув на осунувшееся лицо подруги, властно выставила ее за дверь отделения и усадила на скамейку в больничном сквере. «Проветрись малость, — заявила Катя, — а я с Ивушки глаз не спущу».

Николай Николаевич углядел Наташу в окно реанимации. Она лежала на скамейке, свернувшись калачиком, и крепко спала, а на нее мирно накрапывал сентябрьский дождик.

Он вышел, растолкал ее, привел в реанимационное отделение и, уложив на кушетку, сказал, что сейчас принесет ее дочку и положит в свободную кроватку. Пусть она, Наташа, отоспится.

Наташа проспала до утра следующего дня. Днем снова приехала Катя и, застав подругу посвежевшей и отдохнувшей, спросила:

— Кто этот красавец врач, который ухаживает за тобой?

— Он ухаживает вовсе не за мной, а за моей Ветой, — ответила Наташа..

— Ну это само собой… — иронично произнесла Катя. — Так кто же этот красавец?

— Он правда красавец? — пеленая Вету, равнодушно спросила Наташа.

— А у тебя глаза есть? — в свою очередь поинтересовалась Катя.

И вновь Наташа убедилась в правоте Катиных слов. Одного взгляда на Николая Николаевича было достаточно, чтобы заметить его красоту.

Его худощавое, аскетичное лицо дышало внутренней силой и благородством, хотя никогда не освещалось улыбкой. Санитарки, которые были в курсе личной жизни врачей отделения, рассказали ей его историю.