Читать книгу "Жизнь по моде - Линда Ленхофф"

В «морозилке» встречаюсь с Моник. Она стоит перед раскрытым холодильником в ядовито желтых резиновых перчатках.

– Здесь никто никогда не наводит порядок, – с брезгливостью замечает она, доставая с полки что-то коричневое.

– Стоит сфотографировать, – предлагаю я. – Это могло бы пополнить коллекцию отвратительных снимков разных мерзостей.

Моник вытаскивает коробочку с зеленой массой.

– Это не научный эксперимент, это что-то не так с людьми.

– По-моему, это ленч Карла.

– Я же говорю. – Моник с досадой захлопывает дверцу холодильника и выходит, так и не сняв перчаток.

Она может пройти в таком виде через весь зал, и, уверена, никто не осмелится спросить, зачем ей перчатки.

Готовлю чай, оборачиваюсь и вижу Тома.

– Привет! У нас нет сахара, – сообщаю я.

– А у нас был сахар?

– Помню, однажды я находила кусочек-другой. Не помню только, в каком году.

– У меня есть мед. – Слова Тома звучат как предложение.

– Вот уж не подозревала.

Со времени нашего последнего и единственного совместного обеда волосы у Тома отросли, и он стал гораздо привлекательнее. Спрашиваю у него про мед:

– Он в такой баночке в форме медвежонка?

– Именно. – Том жестом предлагает мне пройти в дверь первой.

Потрясающе – мужчина, у которого в столе хранится баночка-медвежонок. Когда кладу мед в чай, возникает странное чувство, будто я попала в сказку, заполненную медведями и соблазнами.

Тем вечером заклеиваю окна в своей квартире, тщательно готовясь к урагану. Остальное время смотрю не очень приятный документальный фильм о супружеской жизни кошек. Пожалуй, слишком вуайеристичный даже для программы о дикой природе. Ветер стучит в окно; от этих скрежещущих звуков я время от времени озабоченно вскидываю голову, отвлекаясь от кошек. Просматриваю почту, захваченную с работы, и обнаруживаю случайно попавшую в стопку бумаг фотографию из книги о родинках. Эта родинка по форме напоминает старый телефонный аппарат из тех времен, когда сначала вызывали телефонистку – задолго до всеобщей компьютеризации. Сравниваю родинку с фотографии с теми, какие есть на моем теле, – две на ноге и одна на животе. Мои родинки ничего особенного собой не представляют, и это несколько разочаровывает меня, хотя я понимаю, что это хороший признак.

Выключаю кошачье шоу и засыпаю под шум ветра, ураган «Холли» постепенно усиливается.

Утром на ступеньках у входа в издательство застаю рассыльного Роя. Рядом с ним сидит Том и о чем-то рассказывает, оживленно размахивая руками. Ветер играет его волосами. Молодые люди со стороны кажутся странной парой. Проходящая мимо Моник машет рукой в их сторону: «Мальчики!» – и скрывается за дверью.

– Не обращайте на меня внимания. – Я присаживаюсь рядом, и разговор, конечно, прерывается.

Рой протягивает мне большую коробку с пончиками. Их не меньше тридцати штук.

– Подарили в одной конторе, – поясняет Рой. – Сказали, что все сотрудники на диете.

– Забавно, – говорю я. – Наши не сидят на диете. Нам хватает физической нагрузки: бегаем вверх-вниз по лестницам, поскольку лифт обычно не работает.

– Вот она, основа существования нашего поколения, – торжественно заявляет Рой, – подсчет калорий.

– И сломанные лифты, – добавляю я. – Итак, ребята, о чем вы говорили? О загрязнении окружающей среды? О неправильном питании? О болезнях юного поколения?

– О баскетболе, – отвечают оба.

– Ах, баскетбол! Камень преткновения в отношениях мужчин и женщин нашего поколения.

– Ты просто притворяешься, будто не любишь баскетбол, потому что ты девушка. Социальные предрассудки по поводу истинной женственности, – утверждает Рой.

– Мы знаем, что дома ты тайком поощряешь мужскую сторону своей натуры, – смеется Том. – Пьешь пиво, орешь во время матча по телевизору и громко рыгаешь.

– А я-то думала, что это проявления женской стороны моей натуры.

– Именно этого мужчины на самом деле хотят от женщин, – утверждает Том.

– Учту, – бросаю я уходя.

Оборачиваюсь и вижу: они уже вернулись к своей беседе и, размахивая пончиками, что-то доказывают друг другу.

Войдя в зал, едва не натыкаюсь на Карла. Сначала он испуганно смотрит на меня, затем шепчет «извини» и почти бегом удаляется. Похоже, от приближения урагана все немножко повредились в уме.

Принимаюсь за работу, а ветер стучит в окна, как гигантское сердце. Свет мигает несколько раз, повергая офис в зловещее молчание. Воздух кажется наэлектризованным, и вокруг меня царит оживление: больше разговоров, чем обычно.

Ко мне в «кубик» заходит Нина:

– Я слышала кое-что.

– Это правда. Я действительно люблю баскетбол.

– Что?

– Так, ничего. Что ты слышала на этот раз? Я готова развеять твои страхи.

– Слышала, что у тебя вчера были неприятности с Сондрой. Карл слышал.

Я забыла о Сондре в тот момент, когда убрала в стол ее новые инструкции. Старые я никогда не уничтожаю: не люблю ничего выбрасывать.

– Да все прошло нормально. Ты же знаешь, как проходят подобные встречи. Может, в этот раз я сказала на несколько слов больше.

– Я вообще никогда не произношу ни слова на встречах с Сондрой, за исключением «да» и «спасибо».

– И что еще ты слышала?

– Да так, что-то невнятное.

– То есть что-то еще?

– Думаю, тебе лучше самой все узнать. – Нина выходит, шепнув уже в дверях «извини».

Я терпеть не могу обсуждать кого-либо и очень не люблю, когда обсуждают меня, поэтому я встревожена и рассержена слухами, сообщенными Ниной. Решительно вхожу в «кубик» Моник и сажусь напротив нее.

– Хочешь посмотреть какую-нибудь гадость? – спрашивает Моник, поднося к свету очередной слайд.

– Обо мне говорят в офисе. Что-то насчет Сондры.

– А, докладная, – равнодушно бросает Моник, поворачивая слайд на сто восемьдесят градусов.

– Какая докладная?

Моник опускает слайд.

– Она написала докладную насчет вашей беседы. Я выбросила ее.

Моник роется в мусорной корзине. Нужная бумага лежит среди разорванных гранок, уже чем-то испачканная.

В докладной на имя всех вице-президентов и глав отделов утверждается, что я «плохо представляю себе основные принципы взаимоотношений редактора и главы отдела корректуры», что я «не следую правилам стандартизации, установленным главой отдела», и «ставлю под сомнение ее авторитет, умаляя важность ключевых норм».