Читать книгу "Эхо во тьме - Франсин Риверс"

Рашид смотрел, как Хадасса своей болезненной походкой возвращается на свое место. Ему было интересно, замечает ли она, что некоторые больные из тех, что ожидали своей очереди возле лавки, специально старались дотронуться до подола ее одежды.

* * *

Арабу теперь с каждым днем становилось все лучше. Александр каждый день осматривал его и вел записи о том, какие дозы шандры и подорожника ему нужны и какие припарки из шамбалы Хадасса прикладывала к его груди. Вероятно, эти средства плюс надлежащий уход — нормальная еда, теплое одеяло и крыша над головой — сделали свое дело и спасли ему жизнь. Но Рашид чувствовал, что жизнь ему спасло не только это. Зная это, он относился к Хадассе с уважением, граничащим с почтением.

Лишь одно обстоятельство не давало ему покоя. Однажды вечером он набрался смелости и спросил:

— Моя госпожа, ты его рабыня?

— Не совсем, — ответила Хадасса.

Александр тем временем делал записи, склонившись над свитками. Подняв голову, он пояснил ее ответ:

— Она свободна, Рашид. Как и ты.

Хадасса повернулась к Александру.

— Я рабыня, мой господин, и останусь ею, пока не обрету вполне законную свободу.

Рашид заметил, что ее ответ не понравился врачу, потому что тот отложил свой резец и, повернувшись к ней, сказал:

— Твои хозяева лишились всех прав на тебя, когда отправили тебя на арену. Твой Бог защитил тебя, а я тебя свободы лишать не собираюсь.

— Но если до моих хозяев дойдет весть о том, что я жива, мой господин, моя госпожа будет иметь полное право требовать, чтобы я возвратилась к ней.

— Тогда она ничего не узнает, — тут же парировал врач. — Назови ее имя, и я сделаю все, чтобы ты никогда с ней не увиделась.

Хадасса в ответ не сказала ничего.

— Почему ты ничего ему не скажешь? — удивленно спросил Рашид.

Александр усмехнулся.

— Потому что она очень упрямая, Рашид. Ты и сам это каждый день видишь.

— Если бы не она, ты бы прошел мимо меня, когда я лежал на ступенях храма, — мрачно произнес Рашид.

Александр слегка приподнял брови.

— Да, действительно. Я думал, что ты вот-вот умрешь.

— Так и было.

— Все было не так страшно, как могло показаться. Ты ведь сейчас с каждым днем набираешься сил.

— Наоборот, я был ближе к смерти, чем ты можешь себе представить. Но она прикоснулась ко мне.

Рашид вполне ясно изложил свою мысль, и Александр, глядя на Хадассу, усмехнулся.

— Он явно думает, что улучшение его состояния никак не связано с моими действиями. — Сказав это, он снова погрузился в записи.

— Не считай свое исцеление моей заслугой, Рашид, — смущенно произнесла Хадасса. — Это сделала не я, а Христос Иисус.

— Я слышал, как ты говорила другим, что Христос живет в тебе, — сказал Рашид.

— Он живет во всех, кто верит в Него. Он мог бы вселиться и в тебя, если бы ты открыл Ему свое сердце.

— Я принадлежу Шиве.

— Мы все дети Авраама, Рашид. И есть только один Бог, истинный Бог, Иисус, Сын Божий.

— Я часто слышал, как ты говоришь о Нем, моя госпожа, но это не путь Шивы, который я выбрал. Ты прощаешь своего врага. Я своего врага убиваю. — Его взгляд помрачнел. — Я уже поклялся Шиве, что твоих врагов я тоже убью, если только они придут за тобой. Хадасса молчала и сквозь свое покрывало смотрела на мрачное, гордое и упрямое лицо человека, сидящего перед ней.

Александр снова оторвался от своих записей, явно удивленный такой яростью. Повернувшись к арабу, он с интересом посмотрел на него.

— А кем ты был в доме своего хозяина, Рашид?

— Охранником его сына, пока меня не свалила болезнь.

— Так ты воин.

— Да, я потомственный воин, — сказал Рашид, гордо подняв голову.

Александр широко улыбнулся.

— Хадасса, похоже, Бог послал нам вовсе не моего ученика. Он послал тебе защитника.

10

Юлия стояла в пропилеях храма Асклепия среди множества других людей и слушала казавшиеся бесконечными выступления поэтов, участвующих в проводимой раз в три года церемонии прославления бога врачевания. Ранее проходившие здесь игры с участием атлетов и гимнастов показались ей более интересными. Этот же непрекращающийся словесный поток ровным счетом ничего для нее не значил. Юлия не была ни поэтом, ни атлетом. И здоровье у нее стало совсем плохим. И причина, по которой она так часто приходила в храм Асклепия, состояла в том, что она хотела обрести милость этого бога. Она не могла умилостивить его литературными трудами или чудесами силы и ловкости. Вместо этого она могла только долгими ночами стоять здесь, чтобы прославить и умиротворить бога.

На закате солнца она вошла в храм и опустилась на колени перед жертвенником. Она молилась богу о своем здоровье и внешнем состоянии. Молилась до тех пор, пока у нее не заболели колени и спина. Когда она уже больше не могла стоять на коленях, она простерлась ниц на холодном мраморном полу и протянула руки к мраморной статуе Асклепия.

Когда настало утро, Юлия чувствовала боль во всем теле. Она услышала, как хор поет ритуальные гимны. Потом она встала и стояла вместе с остальными, которые также пришли сюда и провели здесь всю ночь в молитвах. Служитель храма произнес пространную речь, но Юлия была в таком состоянии, что мало что воспринимала.

Где милость? Где сострадание? Сколько надо принести жертв, сколько раз надо прийти сюда и молиться целыми ночами, чтобы обрести выздоровление?

Ослабленная долгими молитвами, подавленная и больная, Юлия прислонилась к одной из мраморных колонн и стала опускаться вниз. Она закрыла глаза. Служитель все говорил и говорил…

Вздрогнув, она очнулась от того, что кто-то тряс ее. Она растерянно открыла глаза, еще не совсем отойдя от сна.

— Здесь не место, для того чтобы спать, женщина! Встань и иди домой, — сказал ей человек, явно недовольный ее присутствием. По его одежде Юлия поняла, что это был один из распорядителей храма.

— Я не могу.

— Что значит не можешь?

— Я молилась здесь всю ночь, — запинаясь, произнесла Юлия.

Он взял ее за плечи и поставил на ноги.

— С тобой нет служанки? — нетерпеливо спросил он, оглядев ее богатую тунику и покрывало.

Юлия огляделась вокруг в поисках Евдемы.

— Наверное, она ушла ночью.

— Хорошо, сейчас я позову раба, и пусть он отведет тебя домой.

— Нет. Я хочу сказать, что вообще не могу идти домой. Я часами молюсь и молюсь здесь. Прошу тебя, позволь мне лечь в абатон.