Читать книгу "Иконы - Маргарет Штоль"

– Обременительно? – смеется Ро.

Тима слегка растеряна.

– Ну да, именно это я и сказала.

– Да кто вообще так говорит? – Ро качает головой.

Тима улыбается, но я не знаю почему. Обременительное подключение лишь делает ее задачу труднее.

Как и шутки. И друзья.

Я присматриваюсь к коробкам и вижу, что на каждой обозначены некий день, неделя, месяц, год. Странно представить, что и все крупные события, и простые дни рождения, свадьбы, мелкие неприятности – все расставлено рядами в пронумерованных металлических коробках.

И мой день рождения.

И моих родителей. Моих братьев. И… и то, что противоположно их рождению.

Меня привлекает кое-что особенное.

Я тяну руку к одной из коробок с датой Того Дня. Такие коробки тянутся рядами, потому что в Тот День умерло очень много людей. Невозможно записать на один диск всю информацию такого рода. Ее слишком много.

Моя семья. Мой мир.

Безмолвные Города.

Это и сравнить не с чем.

Я чувствую, как остальные подошли и встали за моей спиной, уставившись на невероятную металлическую стену. У меня все расплывается перед глазами; сердце начинает колотиться о ребра. Меня охватывает такая необъятная печаль, что я могла бы взорваться или залиться слезами, которые уже никогда не остановятся.

Ро берет мою руку в свои и заставляет отойти подальше. Заставляет меня вернуться в собственное тело, в эту комнату. Его ладонь обжигает, но я не отпускаю ее. Гнев Ро то разгорается, то слегка утихает.

Я чувствую, как пятится Тима, охваченная ужасом, желающая исчезнуть. Только присутствие Лукаса поддерживает ее, точно так же, как я каким-то образом поддерживаю его самого.

Мы все вчетвером стоим рядом, и я впервые ощущаю, что мы как будто объединены, связаны друг с другом, хотим мы того или нет.

И мы все четверо смотрим на память о трагедии перед нами.

Пока Ро не разрушает эти чары.

– Это не просто обременительно. Это сумасшествие какое-то. Здесь слишком много всего. Если мы не знаем, что именно искать, то как поймем, куда вообще смотреть? – Ро хлопает ладонью по ближайшему ряду металлических коробок.

– Но мы ведь ищем не все, что случилось, а только одну вещь, которая тогда произошла, – говорит Тима, и я понимаю, что она приходит в себя.

– Или четыре вещи.

Я прослеживаю за ее взглядом – она просматривает годы. Семнадцать лет.

Мы тратим почти час на попытку повернуть время вспять. Один диск за другим – и все битком набиты тайнами. Записи о тысячах часов, дней – о рождениях и смертях и обо всех тех куда более обыденных событиях, что лежат между ними.

Я вынимаю из приемного устройства последний диск. Последний диск того дня, когда я родилась. Дня, когда родились трое из нас, если Тима и Лукас не ошибаются относительно своего общего дня рождения. Может, и все четверо родились в тот день, поскольку Ро просто не знает или не может вспомнить достаточно, чтобы рассказать нам.

– Должно быть, вот этот!

Ро явно взволнован. Тима пожимает плечами, а я несу диск к столу в центре комнаты, к приемному устройству. И роняю на стол.

– Открывай! – говорит Лукас.

Но я просто стою и смотрю на него. Я не знаю, о чем думаю: то ли боюсь узнать что-то, то ли боюсь, что ничего не узнаю.

Тима теряет терпение и засовывает диск в щель. Он открывается как цветок, пять квадратов возникают на большом экране, окружая ряды каких-то драйверов.

По крайней мере, это должны быть запускающие программки, судя по тем дискам, которые мы открывали за прошедший час. Но этот от них отличается.

Он пуст.

– Нет, такого не может быть, – говорит Тима, изумленно глядя на Лукаса. – Должно быть, тут какая-то ошибка.

– Нет, это не ошибка. – Я чувствую, как больно Лукасу признавать это. – Посольство таких ошибок не совершает. Просто это значит, что мы на что-то натолкнулись.

Ро торжествует:

– Это значит, что Фортис прав! Есть что-то такое, чего они не хотят нам сообщать, мы просто не должны этого знать. Что-то такое, что должно быть на этом диске.

Его догадка наполняет меня неуверенностью. Неужели я действительно всего лишь какая-то пуля? Секретное оружие?

– Что-то настолько важное, что она закрыла мою карточку, чтобы мы сюда не попали, а потом уничтожила файл. – Лукас мрачен и холоден, он произносит местоимение так, словно выплевывает его.

– Кто? – спрашивает Ро, хотя сам все прекрасно слышал, как и я.

– Известно кто, – мрачно откликается Лукас.

Я втискиваюсь между ними до того, как Ро начинает заводиться.

– Мы должны это выяснить. А что ты проделал с Доком?

– Он сейчас следит за полковником Каталлусом. Я ему сказал, что это игра. Прятки.

– Позови его.

Лукас смотрит на ближайшую круглую решетку в потолке:

– Эй, Док! Ты где? Выигрываешь?

Следует пауза, потом звучит знакомый голос:

– Уверен, что да, Лукас. Поскольку я – везде, а полковник Каталлус, похоже, не догадывается, что мы играем. Но это на самом деле куда интереснее, чем не следить за тобой, Лукас. Ты уже перестал прятаться?

– Почти, Док. Но сейчас я хочу взять нечто вроде тайм-аута.

– Оруэлл, – перебивает его Тима, тоже глядя в потолок, – мы в архиве. Ты это знаешь?

– Да, Тима, – отвечает Док. – Хочешь тоже поиграть?

– Как ты объяснишь отсутствие записей о том годе и месяце, когда мы родились, семнадцать лет назад? – Тима пристально смотрит на решетку, как будто изучая лицо Дока.

– Это выглядит так, словно в Посольстве случилась какая-то организационная или канцелярская ошибка. – Голос Дока звучит по-прежнему ровно.

– Ты считаешь это нормальным, Оруэлл, чтобы в Посольстве происходили организационные или канцелярские ошибки?

– Нет, Тимора.

– Я тоже не считаю.

– Док, – вмешивается Лукас, – что ты на самом деле думаешь о происходящем?

Снова возникает пауза, и я слышу мягкое гудение машинной жизни.

– Я думаю, Лукас, что определенные блоки информации, относящиеся к этой дате, были удалены из архива.

– Я тоже так думаю, Док.

Док снова делает паузу, прежде чем произнести:

– Это, возможно, шутка? Шутки могут быть удивительными.

– Нет, Док. Это не шутка.

Снова тишина. Потом Док предпринимает новую попытку:

– И это не игра.