Читать книгу "Меня не купишь - Касарьего Мартин"

— Браво, брависсимо! — Она весело захлопала в ладоши. — Я не знала, что ты такой же прекрасный комедиант, как и я, мой милый. Как ты импровизируешь! Получилось просто блестяще, правда? Только вот куда бы нас могла завести эта сцена? — Эльза спрятала «стар» на полку. — Будет лучше, если запевать в этой оперетте буду я.

— Я говорил совершенно серьезно, — запротестовал я.

— Остановись, любимый, порой ты бываешь невыносимым.

— Ты сгорела за три дня, Эльза. Полыхаешь, как сухая ежевика. Меня хватило на шесть лет: я тлел медленно, как уголь.

— Тебя хватило на три недели, Макс, а я пока еще держу строй, у меня прочные струны. Может, ты и зря так уверен в том, кто из нас ежевика, а кто уголь. Не отчаивайся: наша ожившая любовь заставит нас зазеленеть, как весенний миндаль.

Послышался гул пары моторов, захлопали, закрываясь, автомобильные дверцы.

— Генеральная репетиция окончена, начинается спектакль. Как ты думаешь, Макс, мне пришлют розы? Оставь инициативу мне, и все покатится как по маслу. Только сначала скажи что-нибудь романтическое, а то вдруг нам не представится новой возможности…

— Скоро я не смогу узнать свое отражение в зеркале, и мое дыхание рассеется между сном и смертью.

— Неплохо, Макс, неплохо.

— Это твоя фраза, Эльза.

— Да? — Она нахмурила брови. — Я не помню. А если упадешь ты, милый, каким бы тебе хотелось остаться в моей памяти?

— Улыбающимся и мечтающим о море. Хлопнула дверь, послышались шаги.

— Ты можешь исчезнуть, малыш, — сказал я Сабасу.

Официант не заставил повторять дважды и скрылся через заднюю дверь. Маленький скряга не забыл прихватить свою трехгрошовую зажигалку. Я взглянул на часы. Двадцать минут девятого гнусного рождественского вечера. Я подумал, что через десять минут все закончится и если нам повезет, то еще через пару часов Роза, одетая в штаны, взятые напрокат у подруги, заедет ко мне домой, чтобы забрать нас с Эльзой или то, что от нас останется.

За окнами полная луна заливала светом тротуары, землю, асфальт. Я изо всех сил пожелал себе через семь минут опять увидеть ее оловянный блеск, и чтобы Светлячок стояла рядом, вцепившись в мою руку. Но червь сомнения по-прежнему подтачивал меня изнутри: правда ли Эльза влюблена в меня или мне уготована роль мыши в мышеловке?

45

Дверь распахнулась, и появились Однорукий, Молчун, Кувшин и Гарсиа. Последний аккуратно закрыл ее за собой.

— Смотри-ка, Гарсиа, — сказал я, — ты притащил всю команду. Болтунишка, Санчо Панса и, разумеется, Человек из мешка.

Ни один из них меня вроде бы и не услышал. Однорукий проследовал в левый угол, Молчун проскользнул в правый, а Кувшин устроился у самого столбика барной стойки, перекрывая Эльзе доступ к пистолету. Не везет тебе, старая коняга.

— Чтоб ты провалился, — процедила сквозь зубы единственная женщина под этой крышей.

Гарсиа взял табуретку и уселся, прислонившись к стене.

— Иди сюда, солнышко, — позвал он, — только сначала налей мне виски.

Эльза повиновалась, демонстрируя исключительную — надеюсь, притворную — кротость. Струйка виски больше смахивала на мочу. Эльза понесла ее Гарсиа. Я молил Бога, чтобы она ненароком не бросила неосторожный взгляд на полочку, где был спрятан пистолет. Мои мольбы были услышаны. Эльза протянула Гарсиа стакан и достала сигареты. Скверный знак: она занервничала. Ни слова не говоря, зажав губами сигарету, она ждала, когда Гарсиа предложит ей огня. А вот это уже хороший сигнал: я видел перед собой прежнюю Эльзу, такую, как всегда. Гарсиа, как собачонка, кинулся доставать свою зажигалку — пятьсот карат чистого золота. Язычок пламени лизнул кончик «Данхилла». Эльза затянулась, и часть табака превратилась в пепел.

— Он умирает с голоду, — презрительно бросила она, имея в виду меня. — У него нет даже зажигалки. Зато обожает виски, как дети — карамельки. Я не понимаю, зачем этому второсортному Дику Турпину еще какая-то фамилия.

Решено: если она собирается продолжать представление в подобном тоне, розы ей поднесет кто угодно, но не я.

— Не надо так говорить, — пожурил ее Гарсиа — Посмотри, он побрился, надел хороший костюм и стал почти прежним Максом. И что вы с ним все пикируетесь? Если бы ты меня предупредил, приятель, я бы тоже надел новый костюм вместо этого, который ношу уже пару месяцев. Ты еще не конченый человек, Макс, подумай об этом. Он всегда был моей естественной заменой, — теперь он обращался ко всему собранию. — Даже вот такой, хромоногий, он мог бы стать вторым в нашем экипаже, если выкинет дурь из головы.

— Лю-бим-чик, — злобно, по слогам процедил Однорукий.

— А хоть бы и любимчик! — взорвался Гарсиа. — Мне на-пле-вать на твое шипение, обрубок, ты ни чер-та не со-об-ра-жа-ешь! Не он насыпал вам соли на хвост на этом самом месте? Не он прикончил болвана Паэлью и увел Эльзу прямо у вас из-под носа? Макс всегда был первым. Он был лучшим. Он ни разу не взобрался на бабу кого-нибудь из клиентов, будь то любовница, подружка, сестра, жена, мать, теща. Ни на одну и ни за что! А уж возможностей у этого сукина сына было хоть пруд пруди. Помнишь, Макс, любовницу Двухатомного? Мы все семенем исходили, думая о ней, а она приходит и просит тебя принести ей «Кровавую Мэри» и встречает тебя в одних трусиках. А она, заметьте, была не каким-нибудь скелетом с маргариткой между ног! Соображаешь, обрубок? И остальные пусть послушают, вас тоже касается! Может, чему научитесь. Видели бы вы его в его лучшие времена! В нем видна порода, он был холоден, как пятизвездный холодильник, и быстр, как стрела. Я ни разу не видел, чтобы этот прохвост вышел из себя. И пульс у него ровнее, чем старинная башня. На одном идиотском медосмотре нам измеряли пульс ему намеряли сорок восемь, меньше, чем у Индурайна[28]. У следующего за ним пульс был шестьдесят четыре. Вы имя-то его послушайте: Максимо Ломас[29]! Ло-мас. И этим именем его зовут с колыбели, он привык, он всегда знал, что он самый-самый. Дошло до вас, водоросли, болваны, ракообразные? Максимо — самый-самый! Вы не достойны переступить порог его дома или поджарить ему яичницу! Он был как машина, черт его дери! Видели вы когда-нибудь Блейранера? Так вот, этот робот, белобрысый Рутерхауэр рядом с ним просто гомик, дрожащее желе, послушница монастыря Вечного Спасения. Собственно, о чем это я? Откуда вам знать Блейранера, недоучки, если от книг у вас начинается изжога, вам бы только глазеть на эти потасовки с карате, когда ногами забивают друг друга насмерть, ну, когда дерется этот актеришка, рыжий, карлик с морковными волосами и обезьяньей мордой, как его зовут, черт! Чимичуррис или как? По-вашему, это и есть кино, а это просто прокисшее молоко. Работать с ним был кайф! Ты помнишь, как нас сбросили с обрыва? А ту ночь в Сарагосе, а, крестник? Как мы играли в покер и продулись до маек? У него был нюх. Он первый раскусил Двухатомного. Он сказал мне: «Тут что-то нечисто, он предатель, дрожжевая опара и то надежней, чем он». А мне — что его слова, что шум дождя, я слюной исходил, думая о той штучке, которую прятала между ног его любовница, ну та, любительница «Кровавой Мэри». Так он от нас и смылся. А этому козлу всегда везло! Тогда в Сарагосе у меня было два туза, а он полез в драку с двумя задрипанными королевами, галантный кавалер! Помнишь? И не говори, что нет! Добрые старые времена, черт их побери! Ничего лучше с тех пор так и не придумали.