Читать книгу "Бунт Афродиты. Nunquam - Лоуренс Даррелл"

Мы медленно шли через озеро к островку посередине, который напоминал белый свадебный торт. Вдалеке виднелась одинокая фигура лесника, который бродил в сером мареве, занятый чем-то очень важным, но чем — стало понятно лишь вблизи. Вооружённый ломом и молотком, он проделывал дырки во льду и что-то запускал в них — наверно, подкармливал рыбу? Мы поздоровались, но он был до того поглощён своим занятием, что не услышал нас. Обойдя островок, мы подошли к дальнему берегу озера, и идти стало легче, когда под ногами вновь оказалась твёрдая земля.

— Наука всего лишь половина яблока, — громко сказал я самому себе, — как Ева лишь часть Адама.

Рассуждая на ходу, механизированный философ наверняка споткнулся бы о поваленное дерево или расцарапал себе лицо о ветки. Но постепенно мы освоились с освещением и стали продвигаться вперёд не менее уверенно, чем иной ходит днём.

Чёткое фиолетовое мерцание виднелось там, где свет ласкал плечи невысоких холмов. На ветке сидел старый, насупленный, замёрзший филин, который распушил перья и стал похож на обиженного актёра. (Коэффициент погрешности в случае такой говорящей куклы был, конечно же, очень большим.)

— В сущности, что я могу гарантировать после того, как её оденут и выпустят на волю? Я даже не могу сказать наверняка, будет она, например, хорошей или плохой; разве что она будет скорее умной, чем глупой.

Итак, мы одолевали аллеи между заснеженными вязами, шли противопожарной полосой, по которой когда-то катались на лошадях, перешагивали через замороженные камни. Понемногу мы согрелись, несмотря на промокшие ботинки и брюки. И время от времени Бенедикта взглядывала на меня, не произнося ни слова. Мы прошли мимо маленького покосившегося паба под названием «Фавн» с запертой в этот час дверью и зарешечёнными окошками; и только окошко спальни сверкало, как бриллиант. Наши ботинки выстукивали музыкальный звон из замёрзшего тармака, когда мы шли по деревне. С изумлением мы увидели, как из одного тёмного дома, больше похожего на сарай, вырвалось красное пламя, от которого разлетелся во все стороны фонтан блестящих искр; оно разгоралось и затихало, разгоралось и затихало, и мы слышали, как кузнец бьёт молотом по наковальне и натужно дышат меха. В тени кузни двигалось гигантское существо, тень которого доходила до крыши, и оно было голое по пояс и мокрое от пота. Несколько секунд мы, остановившись, смотрели на него, а человек продолжал ритмично махать молотом, не обращая на нас внимания. Возможно, он даже не заметил нас.

Мы пошли дальше, в белую ночь, и, только подойдя к старой вершине Чорли со знаменитым «видом», открывавшимся с неё, Бенедикта произнесла:

— Кстати, я собиралась сказать тебе. Я совсем отказалась от своей доли в фирме. Теперь у меня нет ничего, кроме того, что на мне, как говорится. Я — обуза для общества. От голода меня может спасти только твоё жалование. Ты против?

Мы стояли там и улыбались друг другу — как парочка исследователей на плавучей льдине, — забывшие обо всём на свете, кроме потрясающего удовольствия, которое мы получали от новой для нас гармонии бытия, от взаимного понимания и доверия.

— Отлично! Не это ли Джулиан имел в виду, когда сказал, что ты предала его?

Бенедикта кивнула:

— И это тоже. И ещё немецкого барона; я должна была намекнуть ему на мощь нашей фирмы, а я намекнула на другое, и фирма не заполучила его. В первый раз я по собственной воле пошла против Джулиана — и ему это не понравилось; но пока ему нужен ты, он ничего не сделает.

* * *

— О! О! О! — тихонько напевал Маршан, работая над Иолантой. — Великая красивая игрушка! До чего же рад я, что нашёл тебя. Приди в мои объятия.

Слабый ток прошёл по горлу Иоланты, и она пошевелилась во сне, повернула туда-сюда голову, после чего зевнула и улыбнулась. Маршан из суеверия не позволял снимать с неё простыню, пока её не сложили в единое целое; так что мы работали в одно время, но над разными частями модели. А целиком мы увидим её, только когда закончим; на той стадии трудно будет внести исправления, не демонтировав блок питания до последней детали, — и нам придётся начать всё с самого начала. Одному Богу известно, сколько на неё потрачено времени, наверно, уже несколько лет самой напряжённой и тонкой работы. Опять рядом Сайд, который отлично выглядит в тяжёлых английских костюмах из твида и который с обычным для себя спокойствием принял новые привычки и достоинство вместе с формой. Приятно сознавать, что его беспредельное терпение и деликатность оставили свой знак в мире, который воздал ему так, как я никогда не смог бы воздать, а ведь мы начинали с ним вместе в греческой столице.

— Теперь, — произнёс Маршан, — испытаем её на поцелуи, Феликс, чтобы проверить: а вдруг она ждёт и страдает? Ну, как?

Он приложился к её губам научным поцелуем и заявил, что вполне удовлетворён их потрясающей упругостью, какой не найти у живой женщины.

— И влажность великолепная — будто утренняя роса. Нет, вы послушайте!

Иоланта вздохнула и надула губки, как спящий ребёнок, ожидающий ещё поцелуев. Прелесть!

— Ваша очередь, — сказал Маршан, и я подчинился.

— Знаете, это потрясающе, — не удержался я. — Чертовски… здорово!

Маршан рассмеялся.

— Имитация природы, — сказал он. — А как начёт этого? Идите-ка сюда Вчера поработал над пенисом Адама, чтобы добиться оргазма. Это великолепно. Вспомнилась приготовительная школа! — Жестом собственника он приоткрыл на другом столе бедро и зад мужской модели. — Смотрите, — проговорил он и принялся тереть пенис, который вскоре окреп, потемнел и налился суррогатом семени. — Вот вам и «Эякс», — довольно заметил Маршан, вытирая полотенцем руки. — Я вам скажу, такой эрекции у папочки за всю жизнь ни разу не было. Знаете, Феликс, мы могли бы сдавать его в наём и немного подзаработать. Почему бы кому-нибудь не полюбить его и не внести в его мужскую жизнь немного света? У него тоже должен быть шанс, как у меня или у вас. Гуттаперча, пластмасса, резина, нейлон…

— Уже за то, что мы избавили их от двух скучных и напрасных занятий, как приём пищи и испражнение, они должны быть нам благодарны. — Я почесал в затылке. — Представьте, у неё нет половины… я хочу спросить, что она будет делать в свободное время?

Маршан кисло проговорил:

— То же самое, что делают другие актрисы, — возьмёт сигарету и скажет: «Дорогой, не принесёшь ли мне стакан воды?» Она может имитировать абсолютно всё и при этом не есть. Кстати, курить ей не запрещается. Знаете, мой дорогой, она — девочка что надо. С ней легко быть рядом, её легко любить…

И он опять замурлыкал какой-то весёлый мотивчик. Странное всё-таки человеческое тело — я чувствовал тёплую руку с ленивыми пальчиками, которые тихонько двигались, когда я касался их. Поразительный орнамент из пальчиков, искусное сочетание мускулов.

Итак, огромная работа потихоньку продвигалась к последней точке; было решено, что Иоланта вообразит, будто просыпается в больнице после операции, приходит в себя после анестезии. Когда ей позволят встать и одеться, она переедет в маленькую виллу, забитую её вещами, ведь Джулиан приобрёл всё: меха, вечерние платья, туфли, парики. Другими словами, предоставил шанс её реакциям и памяти нормально функционировать, а нам — идеальные условия тестирования в идеальной обстановке. Всюду будет знакомая мебель из её «реальной» жизни — её книги и альбомы с фотографиями из фильмов, любимые акварели знаменитых художников (надёжное вложение денег: все кинозвёзды покупают Брака)… Таким образом, чисто внешне между Иолантой мёртвой и Иолантой живой не будет никаких различий. Разве что… Кукла будет жить «реальной» жизнью кинобогини.