Читать книгу "В поисках утраченного - Николас Дикнер"

— Эрже всегда рисовал правдивые истории. Настоящий Рыжий Ракем жил на Багамах в XVIII веке. Его имя — Джек Ракем, а прозвище — Калико Ракем. Он был весьма заурядным пиратом, и через несколько лет англичане его повесили.

Джойс вскидывает голову, явно заинтересованная:

— Дедушка никогда мне о нем не рассказывал. А кто были те две женщины?

— Я забыл их имена. Одну из них звали Бонни Как-ее-там.

— Бонни Паркер? — шутит Джойс.

— Не помню. Но они были довольно хорошо известны. По легенде, только они защищали корабль, когда англичане взяли его на абордаж. Остальные члены экипажа были мертвецки пьяны и прятались в трюме.

— Как романтично!

— Если вам интересно, у меня есть книжка об этом.

И я точно знаю, что это за книжка — Трехголовая Книга, забытая покупательницей в магазине в 1994 году.

Подходя к шкафу, я понимаю, что давно не видел ту книжку. Я замечаю несколько книг без обложек — я люблю книги с нелегкой судьбой. Я хватаю первую, но это всего лишь потрепанный экземпляр «Книги узлов» Эшлея. Вынимая вторую книгу, я решил было, что удача мне улыбнулась, но это — издание 1945 года книги Дамаса Потвена («Сен-Лоран и его острова»). Третья — дешевый экземпляр «Робинзона Крузо», а четвертая — фрагмент «Японской экспедиции» Мэтью Перри.

Перебрав всю свою библиотеку, я прихожу к выводу, что потерял книгу — страшнейшее преступление, превращающее меня в позор Гильдии книготорговцев. Придется обойтись обычным путеводителем по Багамам.

— Вы нашли ее? — спрашивает Джойс, подливая себе чаю.

— Нет, — отвечаю я, краснея. — Но поскольку Джек Ракем базировался на острове Провиденс, упоминание о нем должно быть в истории Багам.

— Остров Провиденс к северу от Гаити?

— Нет, — объясняю я, просматривая оглавление. — Это тот остров, где находится Нассау. Вообще-то в наши дни он называется Нью-Провиденс.

Я листаю страницы в поисках исторического раздела. Джойс придвинулась поближе и пристально смотрит на меня.

— Что это у вас на шее?

— Компас Никольского.

— Что? — Она протягивает руку к компасу.

Не знаю почему, но я доверяю этой девушке. Я откладываю путеводитель по Багамам и осторожно развязываю веревку, однако делаю это довольно неловко, и компас выскальзывает из моих пальцев. Я еще не осознаю, что происходит, вернее, что сейчас произойдет, и тупо слежу за медленным падением компаса. Внешняя пластмассовая сфера с треском лопается; центральная, освобожденная от оболочки, падает на пол, отскакивает, пролетает между ногами Джойс, кружится по гостиной, указывая на все направления сразу, и скатывается в зияющую пасть вентиляционной трубы в центре комнаты.

Я бросаюсь на колени у отверстия и успеваю услышать все более слабые звуки ударов сферы о металлические стены трубы. Наконец компас проваливается в пропасть и затихает.

Калорифер будто дожидался именно этого сигнала. Он включается и выплевывает струю обжигающего воздуха прямо мне в лицо.

Чудовище

Я ОТКРЫВАЮ ДВЕРЬ, ВЕДУЩУЮ В ПОДВАЛ, щелкаю выключателем, но ничего не происходит. Еще одна перегоревшая лампочка. Мне становится не по себе. Я на ощупь пробираюсь по лестнице к следующему выключателю. Моя нерешительность вполне объяснима: каждый раз, оказываясь в замкнутом пространстве, я почему-то попадаю в идиотские ситуации.

Джойс вглядывается в темноту из-за моего плеча. Я предложил ей спокойно подождать меня в компании чайника и путеводителей, но она настояла на совместном походе под тем предлогом, что, если я оставлю ее одну даже на пару минут, она непременно заснет.

Я осторожно выбираюсь на лестницу. За моей спиной Джойс тихо пересчитывает преодоленные ступеньки. Лестница кажется длиннее обычного. Как будто мы погружаемся на двадцать тысяч лье ниже подвального этажа. Стены словно покрыты маленькими спиральными раковинами, которые я прежде не замечал, и после, как мне кажется, бесконечного спуска Джойс уточняет: «Сто тридцать пять ступенек», а лестница уходит в черную-черную воду.

— Черт, водоотливной насос опять сломался! Второй раз за эту осень.

— А здесь очень глубоко? — спрашивает Джойс.

А вот эта ступенька была уже лишней! Я оступаюсь, пытаюсь схватиться за перила, проскальзываю оставшиеся ступени на пятках и почти до пояса погружаюсь в ледяную воду. От холода и шока перехватывает дыхание. Я поворачиваюсь к Джойс сообщить, что мы возвращаемся в квартиру. Она уже стоит рядом со мной в воде, явно невосприимчивая к холоду.

На мой изумленный взгляд она отвечает мимолетной улыбкой и пожатием плеч:

— Я знаю. Я пришла всего лишь одолжить путеводитель. Однако… выбора нет. Мы должны найти ваш компас, не так ли?

О чем говорить теперь, когда мы оба стоим в ледяной воде? Мы погружаемся во мрак, как глубоководные ныряльщики. Я ощупываю стену в поисках выключателя, но Джойс меня опережает. Я слышу щелчок.

Вспыхивает свет — старая двадцативаттная лампочка, свисающая с оголенного провода, — из темноты возникает чудовище.

Топка нашего дома пугает меня совершенно необъяснимо. В конце концов, это всего лишь обычная печь межвоенного периода, массивная, когда-то выкрашенная белой краской, но теперь исцарапанная и помятая. Тонкие струйки сажи вытекают сквозь решетку в воду, а две дырки от винтов на огромном квадратном выступе похожи на горящие глаза. Этими винтами когда-то была привинчена медная пластинка, ныне лежащая у основания печи. Судя по слою пыли, табличку не трогали с тех пор, как я видел ее в последний раз восемь лет назад.

На этой медной табличке выгравирована родословная чудовища:

«Изготовлено в 1921 году Леви Атан и К°.

Нантакет, Массачусетс».

Восемь январей, прожитых в этом здании, позволили мне досконально изучить особенности дыхания этой печи. Оно всегда начинается с долгого вздоха, затем переходит в серию коротких вздохов: шестьдесят скупых неспешных вздохов в течение десяти минут, затем глубокий нырок. После полутора часов апноэ — остановки дыхания — цикл повторяется. Показывает термометр 5 или 55 градусов ниже нуля, не важно, респираторная схема не меняется. В результате подобных интервалов между запусками прекрасно моделируется климат северной Сибири.

Представить себе не мог, что сегодня вечером мне придется заниматься детальным изучением чудовища. Я бочком пробираюсь вдоль стены, чтобы поближе познакомиться с обстановкой. В брюхе чудовища, всего в нескольких сантиметрах от моего носа, ревет пламя. Я бы вернулся, но мысли о компасе Никольского толкают меня вперед.

Из спины чудовища сложной кишечной системой выходит около дюжины воздухопроводов, отводящих горячий воздух в жилую часть дома. Одного взгляда достаточно, чтобы убедить меня: добросовестный работяга приклепал эти трубы на века, тем самым приговорив любой свалившийся с верхних этажей в воздухопроводы предмет к медленному процессу пищеварения.