Читать книгу "Папская булла - Игорь Афонский"

Обманчивая простота, поводырь даже если выпускал верёвку из одной руки, то она сама сразу оказывалась в другой его руке!

— Что тебе надо? — в который раз спрашивал его Сивцов.

— Тебе нужны деньги? Послушай, у меня есть деньги! Много денег! Отвечай! Не молчи!

А поводырь всё молчал, он никогда ничего не говорил Сивцову. И тот даже не слышал его голоса, но был бы рад получить любой, даже отрицательный ответ. Сил снять с себя петлю у него не было. Казалось, что это было равносильно снять с себя кожу или, скажем, вылезти из своего тела. А к такому повороту дел он пока не был готов. Вот камни легли на своё место, и остался последний из них. Сивцов вернулся на обочину.

«Но какой из них взять? Этот или тот? Какая разница, быстрее положу — быстрее пойдем! Стоп! Как быстрее пойдём? Куда он, собственно, идёт? Куда быстрее торопится? Куда собираемся идти?»

Он повернулся, сел на землю и запричитал:

— Что тебе от меня нужно? Я устал, я хочу есть. Я хочу обратно. Я хочу… — захлебнулся он в бессильных слезах. Поводырь смотрел на него безучастно.

— А жить хочешь? — проскрипел вдруг его голос. Сивцов с надеждой посмотрел на спутника.

— Жить хочешь?

Тот схватил вёрёвку в руки, закинул свою голову. Он стоял на коленях, умолял взглядом.

— Деньги? У меня много денег!

— Я старомоден, давно обхожусь без них, ладно, бери камень и пошли.

Сидоров с отчаянием взял камень и хотел уже раскроить спутнику голову, как увидел со своей стороны, что мостовая уложена черепами, ровными такими коробками.

— Где я? — с ужасом причитал Сивцов, камни стали давно обыкновенными булыжниками, а дорога — горбатой, бесконечной полосой в пустыне.

— Где я? — повторил Сивцов.

— Где я? — брезгливо повторил поводырь.

— Я в аду?

— В аду, — насмешливо вторил спутник, ему было явно скучно, хоть это оказалось таким обидным, но это уже не молчание.

— Встал. Пошёл.

— Ты обещал, что я буду жить!

— Я тебе ничего не обещал, я всего-навсего спросил, хочешь ли ты жить?

— Да, я хочу жить. Что нужно сделать?

— Пока ничего. Пошли.

— А если я никуда дальше не пойду? Что тогда?

Он сел с опаской на булыжник, теперь он знал, чем могут они быть на самом деле. Тут поводырь отвернулся от него, спрятал лицо в шерстяной свой кокон. Замер. Он явно никуда не торопился. Сивцов пытался понять, куда он попал, с чем можно сравнить его положение. Сон. Дорога.

«Что это, завершение, итог жизни?»

Грудь болела от несуществующей боли. Ничего на коже уже не было. Это были фантомные какие-то боли, ощущения. Он понял.

«Он спит! Да, он спит, и ему всё это снится. Вот придёт медсестра в палату, откроет шторы, и он проснётся! Уже, наверное, и пули вытащили, операция прошла. Осталось проснуться».

Он закрывал глаза. Открывал их, но ничего не менялось. Он оставался на своем месте, на шее свободно болтается петля, на теле — рвань, ноги разбиты, всё болит и ноет, хочется ссать, пить, есть.

Тут он отвернулся и освободил свой мочевой пузырь, стараясь не брызгаться. Но ничего не получилось, несколько капель оросили дорогу.

«Никакого уважения!»

Что за наваждение? На миг Сивцову показалось, что лицо спутника похоже на облик его школьного учителя. Тот имел привычку вечно всё высмеивать, обвинял молодое поколение в неуважении и непочтении.

«А как их можно уважать? До чего страну довели?»

И сам себе ответил:

«До ручки!».

Он сам не заметил, как встрял в этот разговор с учителем. А между тем спутник и рта не раскрыл.

Где-то в другом мире и в другом пространстве взрослый Сивцов и старый преподаватель по математике вели спор. Один яростно обвинял молодых в нежелании что-то делать, что-то совершать. Сидоров, наоборот, проклинал стариков за то, что те натворили, так сказать, «выше крыши!»

Вспомнил вдруг «крышу». Вспомнил, как Паша Северный вытащил его из очередной «дыры», дал работу. Как наконец-то появились деньги. Что— то вечно мешало ему, но он старался этого не замечать. Его работа заключалась в точной оценке вещей.

Ломбард. Сначала он оценивал предметы старины, имелось у него некоторое восприятие художественных изделий. Затем многое другое.

Осмотрев вещь, он выписывал чеки, по которым можно было получить клиенту деньги. Он никогда не ошибался, знал точно, сколько нужно предложить владельцу антиквариата, чтобы тот повёлся и отдал на хранение свою драгоценность или предмет искусства.

Преподаватель называл его ростовщиком, ехидно спрашивал, кто это его научил людей обманывать? Ведь в школе этому не учат?

— В жизни учат! — оборвал он.

За очень короткий срок он смог сколотить себе приличную «кубышку», так, по крайней мере, он сам считал. Нет, он не обманывал своего работодателя, как впрочем, и клиентов. Просто процентные ставки порой были огромны. Ведь приходилось оценивать и земельные участки, и имущество, и новые машины. Порой всё происходило чисто номинально. Предметы переходили в другие руки за долги, за услуги, и следовало сделать такую сделку «прозрачной» по отношению к закону. Тогда ему тоже «капали» деньги, и он был доволен.

«Жизнь научила!»

— Пошли!

Эти слова как бы вытащили Сивцова из ниоткуда в это самое никуда!

— Пошли!

Он вдруг рванул, скинул с шеи петлю и побежал обратно, потом опомнился и свернул с дороги, прочь. И заблудился. А ведь успел сделать только несколько шагов. Вокруг ещё было пусто, дальше шло некое подобие тумана. Ему стало вдруг не хватать воздуха в груди. Издалека послышался странный шум, пустое раньше место стало заполняться людьми. Сначала он даже обрадовался, стал прыгать на месте. Люди — это, наверное, хорошо, они помогут, они не могут не помочь ему. Пригляделся, и ужаснулся.

Они все были слепые, безумные. И казалось, что все искали только его, Сивцова. Он понял, что никто ему не поможет и стал искать эту самую дорогу обратно, но не мог найти.

Люди перешептывались. Они двигались как-то странно, двигались синхронно и как-то боком, он мог слышать их слова где-то в своих мозгах. Каждое их слово, как шум, как гудение, как сопровождающий звуковой фон. Рой пчёл.

Ему стало страшно. Это был ничем необъяснимый ужас. Вот, сейчас его схватят, нет, не съедят, конечно, но схватят! Это уже было само по себе страшно, как увязнуть в плотной толпе слепых!

«Зачем он только снял эту самую петлю? Ведь знал, что этого делать не стоит. Хотел проверить! Допроверялся, вот ведь!»