Читать книгу "Власть и масть - Евгений Сухов"

Вскоре Люси Мерсье вышла замуж за весьма влиятельного и состоятельного представителя нью-йоркской фамилии Рутерферда. И даже, как утверждали знающие люди, жила счастливо. Во всяком случае, у обоих любовников жизнь вошла в привычную колею, и что-либо в ней менять не имело смысла.

Поначалу они держались на расстоянии, лишь сдержанно раскланиваясь при неожиданной встрече, а потом как-то раз, не выдержав душевных мук, Рузвельт отправил ей с посыльным письмо, в котором просил прибыть бывшую возлюбленную в Уорм-Спрингс.

Именно с этого письма начался второй этап их отношений, куда более скрытный, чем первый. О том, что между ними установилась связь, знал лишь самый доверенный круг президента. Однако у Франклина Рузвельта имелись основания полагать, что Элеонора каким-то образом разузнала об их отношениях. Во всяком случае, предположение имело весьма серьезные основания: вчера она очень подробно расспрашивала его о том, как он провел текущий день и почему не соизволил позвонить ни разу за целый день.

На одном лицемерии в любовных делах не уедешь, вот здесь и пригодился его немалый политический опыт. Закатив глаза, Рузвельту пришлось говорить о том, что целый день до предела он загружен работой, не было времени не то чтобы позвонить, сходить по малой нужде. А уж если Элеонора всерьез подозревает его в неверности, так лучше об этом поинтересоваться у морских пехотинцев, что возят его коляску.

Наигранная раздраженность сыграла свою роль, фыркнув, жена ушла в другую комнату, но Рузвельт был уверен, что временное затишье скоро перерастет в наступление на его доверенных лиц и она не успокоится до тех пор, пока не выжмет хотя бы крохи какой-то информации. В своих пехотинцах Франклин Рузвельт был уверен, – Элеонора натолкнется на холодную учтивость; кто может его подвести, так это горничная, что дежурила в тот час в Уорм-Спрингсе. Придется отправить барышню подальше от Вашингтона, например, в какую-нибудь арканзасскую дыру, где ее длинный язык местные жители будут воспринимать как болезненную фантазию и для семейных отношений даже самое гнусное злословие не будет иметь ровно никакого значения.

Впрочем, выбора у него не остается, ведь не рассказывать же Элеоноре о том, что весь предыдущий вечер он провел в обществе бывшей любовницы, держась с ней за руки. Как бы благополучно ни складывалась его судьба, Люси Мерсье оставалась единственной женщиной, которая понимала его всецело. Даже дочь он назвал именем своей возлюбленной.

– Джон, – обратился Рузвельт к пехотинцу, стоявшему позади каталки.

– Да, сэр, – охотно отозвался тот, сделав вперед шаг.

Крупный, с покатыми плечами и невероятно наивным взглядом, парень напоминал обиженного ребенка и неизменно вызывал доверие у всякого, кто его видел. В охране президента Джон Лоренс служил уже второй год и подчас бывал для президента не только сопровождающим, но и нянькой. А Рузвельт подобное обхождение ценить умел.

Родом Джон был из Техаса, где у его отца была огромная ферма. С началом боевых действий парень подал заявление об отправке на фронт добровольцем, но никак не мог предположить, что вместо свары с японцами он будет толкать каталку с президентом. По-своему подобную обязанность можно воспринимать даже ответственной и почетной, но только совестно было перед ровесниками, которые познали лиха в борьбе с неуемными японскими камикадзе.

Трижды парень писал прошение об отправке его на передовую, и всякий раз Рузвельт не давал заявлению хода. По-своему президент успел привыкнуть к этому крупному и невероятно добродушному парню. Если бы тот сгинул где-нибудь в передряге с японцами, то ему было бы крайне жаль его.

– Миссис Рузвельт не звонила сегодня?

– Никак нет, сэр, – бодрым голосом отвечал Лоренс и уже через паузу добавил: – Иначе бы я вам сообщил.

Франклин Рузвельт кивнул. Досадно! Всякий раз она вела себя таким образом, что заставляла чувствовать его виноватым, и если бы он был здоров, то потребовала бы от него, чтобы он приполз к ней в Сулгрейф-клаб на брюхе.

Неслышно вошел секретарь Гарри Гопкинс. Помощник всегда появлялся неожиданно, чем очень раздражал Рузвельта. Невольно всякий раз возникало впечатление, что тот просто материализовывался из пустого пространства. Лучше бы он колотил в дверь, чем внезапно появлялся из-за спины.

– Генерал-майор Паттон звонил уже в третий раз, господин президент, – ответил Гарри Гопкинс, – он просит вашей аудиенции.

Раздражение нарастало. Почему-то со всех сторон ему советуют, что нужно делать, а чего не следует. Скоро ему будут говорить, в какое время он должен оправляться.

Переборов раздражение, Рузвельт спросил:

– Где он сейчас?

– Он здесь, господин президент.

– Надеюсь, что оставить армию без командования его заставили весьма серьезные причины… Что ж, пускай заходит.

Секретарь удалился.

– Господин президент, мне бы не хотелось быть навязчивым, но позвольте мне служить под началом генерала Паттона. Сейчас его армия десантировалась в Сицилии…

– Джон, неужели ты думаешь, что я не знаю о твоих просьбах отправить тебя на фронт? А кто будет служить в Белом доме? Или ты думаешь, что президенту не нужны верные люди?

– Нужны, господин президент, но ведь…

Франклин Рузвельт нахмурился:

– Вот тогда и служите. И давайте больше не будем возвращаться к этому разговору.

– Слушаюсь, господин президент.

Вошел генерал-майор Паттон Джордж Смит. Высокий, сухопарый, с обветренным загорелым лицом; на голове всего-то ежик седых волос, что его роднило с курсантами военных школ. Типичный кадровый военный, каких художники любят рисовать на агитационных листах и многочисленных плакатах. На щеках бесчисленные веснушки, которые можно было бы принять за пороховую гарь, въевшуюся в кожу. От него пахло не дорогими духами, какие предпочитают высшие чиновники в Белом доме, а едким дымом выигранных сражений.

– Что там стряслось, генерал? – вместо приветствия спросил Франклин Рузвельт, не сумев сдержать раздражение. – Надеюсь, что причина вполне достойная, чтобы проделать такое большое путешествие.

Столь резковатое начало смутить генерала не могло. Жизненный опыт у него был немалый, приходилось попадать и в более серьезные передряги. Протопав в глубину комнаты несколько шагов, генерал заговорил:

– Возможно, что причина, по которой я сюда приехал, покажется вам странной, но уверяю вас, господин президент, быть может, она не менее важна, чем батальные сражения.

– Вы говорите загадками, друг мой, а нельзя ли перейти к конкретике. Что у вас там?

– Дело в том, что…

– Присаживайтесь, генерал, – тяжелая ладонь оторвалась от колена, указав на стул, стоявший рядом.

– Спасибо. – Генерал сделал два порывистых шага в сторону кожаного кресла. Развернувшись, уверенно сел. – Господин президент, вам приходилось когда-нибудь слышать о Копье судьбы?