Читать книгу "Вендари. Книга вторая - Виталий Вавикин"

После этого разговора Рада подумала, что, возможно, она действительно особенная, не такая, как остальные слуги, потому что Клодиу был не таким, как другие древние. В нем была жизнь. По крайней мере, он искал в себе жизнь, борясь с пустотой, а не поддаваясь ей, не позволяя пустоте завладеть собой. И если Надин могла мечтать о чем-то хорошем, о чем-то простом, Надин, чей хозяин был намного хуже, чем Клодиу, то почему бы ей – Раде, не попытаться сделать того же. Нужно лишь оставить темную часть своей жизни в прошлом и научиться мириться с темнотой, которая ждет ее в будущем, которая ждет ее каждый раз, когда просыпается голод Клодиу. Скольких людей она уже лишила жизни? Скольких еще лишит? Вот она темнота, которая червем селится в груди, выедает все живое, оставляя лишь мрак, пустоту, отчаяние, которые не вытравить, не заполнить в себе.

Ночью, когда Рада легла спать, ей приснилась жизнь Либены до того, как Плеймн превратил ее в слугу, жизнь в цыганском таборе, жизнь с Фонсо. Причем Рада не помнила о том, кто она, не помнила свою собственную жизнь. Была только жизнь Либены. Рада сама была Либеной. Молодой, наивной, влюбленной. Она не вспоминала о прошлом и не страшилась будущего. Она просто жила с цыганом по имени Фонсо, у которого был такой бархатный голос, что замирало сердце…

Рада почувствовала, что просыпается, но еще долго цеплялась за этот сон, держалась за него, как утопающий за спасательный круг. Вернее, не за сон. За те чувства, которые она испытывала в этом сне. Испытывала, осознавая себя как Либену. Зная, что будет после, но не думая об этом, игнорируя. Было только настоящее. Был только бархатистый голос Фонсо, его объятия, поцелуи. В этом сне было столько жизни, столько чувств, что Рада поверила, что все еще может наладиться. Она приспособится, адаптируется, как это сделал Клодиу. В конце концов, у нее впереди еще много человеческих жизней.

Рада позвонила Клодиу и спросила, когда он собирается на Бродвей. Он притворился, что не удивлен, и уже на следующий день они отправились в театр, где Рада впервые за последние годы следила за игрой актеров, за постановкой, танцами, сюжетом. Она заставляла себя впитывать каждую деталь, уделять внимание каждой мелочи, чтобы в голове не осталось места для других, тяжелых мыслей.

– Если хочешь, то я могу найти себе другого слугу, – сказал Клодиу, словно прочитав ее мысли.

– Другого слугу? – Рада сама не поняла, что вздрогнула.

– Я знаю, ты не боишься смерти, просто тебе тяжело находить для меня пищу…

– А другому будет не тяжело? – Рада заглянула ему в глаза. Был ли он действительно ее хозяином или с самого начала был другом? Странным, но другом.

– Есть много людей, которые с радостью променяют свою однообразную жизнь на бессмертие, – сказал Клодиу. Рада молчала. – Если ты попросишь, то я смогу обойтись и без слуг…

– Так будет только хуже… – тихо сказала Рада, немного подумав.

– Но ты ведь не хочешь больше убивать ради меня.

– Я вообще не хочу убивать.

– Значит, я должен отпустить тебя.

– Я никогда не хотела убивать. И никогда не обвиняла тебя в том, что убиваю ради тебя.

– Но ты устала.

– Я устала быть такой, как другие слуги. Они словно… Они словно уже все мертвы, понимаешь? Словно с каждым новым годом, который они прожили сверх отмеренного им природой, в них все больше крохотных прожорливых червей, которые сжирают все чувства, все цели. Ничего не остается.

– Ты боишься, что станешь такой же?

– Я уже становлюсь такой же. – Рада рассказала о том, как убила Лореу. – И никаких чувств. Понимаешь? Мне было плевать. Просто человек. Еще один человек.

– Я видел людей, которые убивали просто ради удовольствия. И никаких сожалений. Наоборот.

– Может они просто завидуют? Знаешь, все эти люди вокруг. Они куда-то бегут, о чем-то мечтают. В них так много чувств, так много жизни, что… хочется их убить, запретить им радоваться.

– Ты это чувствуешь?

– Нет, но мне иногда не хватает этих маленьких радостей.

– Что тебя останавливает от того, чтобы их получить?

– Думаешь, это так просто?

– Нет, если относиться к этому, как к чему-то особенному.

– Значит, я все усложняю? – Рада почувствовала, как в груди вспыхивает злость. – Да что ты знаешь о маленьких радостях всех этих людей?

– Верно. Ничего не знаю, – согласился Клодиу. – Но я знаю тебя. Помню тебя. И знаешь, что? Ты никогда не была, как все. Даже ребенком. Тебе всегда было недостаточно этих маленьких радостей. Ты хотела большего. Хотела путешествовать. Хотела увидеть мир. Помнишь, как ты просила меня подарить тебе вечную жизнь? Помнишь, как хотела стать моим другом? И после, умирая. Ты пришла ко мне, а не вернулась в родной дом, на землю, где умерла твоя мать. Вот твоя маленькая радость. – Клодиу взял ее за подбородок, заставляя смотреть себе в глаза. – Не знаю, важно для тебя это или нет, но я благодарен тебе за то, что ты стала моим другом. Не слугой. Другом. Понимаешь? Ты никогда не служила мне. Ты свободна. Всегда была. И всегда будешь.

Он подался вперед и прижался своими губами к ее лбу, затем развернулся и пошел прочь. Рада не двигалась – смотрела, как он уходит, пока тьма не проглотила его силуэт.

Через неделю она позвонила Клодиу и сказала, что хочет отправиться в Южную Америку.

– Хочу отправиться одна, – добавила Рада.

– Навсегда? – спросил Клодиу.

– Надеюсь, что нет. – Она еще хотела что-то сказать, но слов не было. Трубка была прижата к щеке, и в тишине слышался треск помех, потому что Клодиу тоже молчал. Рада собралась с духом и заставила себя повесить трубку.

Она не смогла придумать ничего лучше, кроме как отправиться в Бразилию. Позвонила Клодиу, подсознательно надеясь, что он захочет поехать с ней, покажет мир, станет наставником, как это было прежде. Но он, кажется, решил, что ей нужно побыть одной. «Может быть, он и прав», – думала Рада, когда Нью-Йорк остался далеко позади. Самолет уносил ее прочь, и она совершенно не хотела думать о том, вернется когда-нибудь назад или нет.

Рада остановилась сначала в Рио-де-Жанейро. Район Копакабаны отпугнул ее своей богемной жизнью. Все эти писатели, художники, поэты напоминали ей Гринвич-Виллидж, Аллана Монсона и его друзей, которые сбросив одежду цитировали Ницше и мечтали о поездке в Мексику, манившую так сильно после прочтения книги Керуака. Нет, пляжи Копакабаны были не для Рады. Прочь. За мыс Апроадор. Здесь тоже есть пляж. К тому же более спокойный океан. Остановиться в отеле. Пара молодоженов из Англии, с которыми познакомилась Рада, рассказывает о Сахарной голове, возвышающейся над заливом Гуанабара, и открывшемся рядом амфитеатре «Конша Верде».

– Будет весело! – обещает Раде молодая жена.

– Почему бы и нет? – смеется Рада.

Она здесь, чтобы отвлечься. Она здесь, чтобы забыться. Ей не нужны люди. Ей нужен мир. Она хочет смотреть на него, хочет впитывать все эти великолепия в себя. Посетить старый город. Театры уступают Бродвею, но Раде нравится это разнообразие. Вот музеи навевают скуку. Бежать. Поезд поднимает туристов на сложенную из гранита гору. Выйти на верхней станции. Теперь по ступеням вверх, к раскинувшей руки статуе Христа. Город лежит далеко внизу. Город у ног Спасителя. Весь мир.