Читать книгу "Хазарский словарь. Женская версия - Милорад Павич"

— Хорошо, — заключил Масуди, — но когда привязываешь на ночь верблюдицу, выдои ее до конца, потому что никогда не известно, кому она будет служить завтра! — И начал расспрашивать о детях своего господина. Он узнал, что дома, в Эрделе, Аврам-эфенди оставил двух сыновей, один из которых, младший, страдает странной болезнью волос, и что он умрет, как только с его головы упадет последний волос. А второй сын Аврама уже носил саблю. Звали его Гргур Бранкович, и его оружие не раз обагряла турецкая кровь… Вот и все, но Масуди этого было достаточно. Остальное — дело времени и ожидания, подумал он и начал тратить время. Прежде всего он стал забывать музыку, первое свое ремесло. Он забывал не песню за песней, а часть за частью этих песен: сначала из его памяти исчезли нижние тона, и волна забвения, как прилив, поднималась все выше и выше, к самым высоким звукам, исчезала вся ткань песен, и в конце концов в памяти Масуди остался только ритм, словно скелет. Потом он начал забывать и свой хазарский словарь, слово за словом, и ему совсем не было грустно, когда как-то вечером один из слуг Бранковича бросил его в огонь…

Но тогда произошло нечто непредвиденное. Как дятел, который умеет летать и хвостом вперед, Аврам-эфенди с наступлением последней джумы в месяце шаввале вдруг покинул Царьград. Он бросил дипломатическую службу и со всей своей свитой и слугами отправился воевать на Дунай. Там, в городке Кладово, в 1689 году от Исы они оказались в месте расположения австрийского лагеря принца Баденского, и Бранкович поступил к нему на службу. Масуди не знал, что ему думать и что делать, потому что еврей направлялся в Царьград, а не в Кладово, и планы Масуди все больше расходились с ходом событий. Он сидел на берегу Дуная и аккуратно закручивал тюрбан. И тогда он услышал рев реки. Вода бурлила глубоко под ним, но ее рык был ему знаком, он полностью укладывался в складки тюрбана, которые походили на одно слово из пятой суры Корана. Это была та же вода, которая снилась пальме в песках вблизи Царьграда несколько месяцев назад, и по этому знаку Масуди понял, что все в порядке и что его путь действительно окончится на Дунае. Он оставался на месте в окопе и целыми днями играл в кости с одним из писарей Бранковича. Писарь все проигрывал и проигрывал и, надеясь вернуть потерянное, не хотел прерывать эту безумную игру даже тогда, когда турецкие пули и снаряды стали ложиться совсем рядом с их окопами. Масуди тоже не хотел искать безопасное место, потому что у него за спиной был Бранкович, которому опять снился Коэн. Коэн скакал верхом сквозь рев какой-то реки, что протекала через сон Бранковича, и Масуди знал, что это рев того же самого Дуная, который можно было слышать и наяву. Потом порыв ветра швырнул в него горсть земли, и он почувствовал, что сейчас все сбудется. Когда один из них бросал кости, на позицию, неся за собой запах мочи, прорвался отряд турок, и, пока янычары кололи и рубили налево и направо, Масуди жадно искал глазами юношу с седым усом. И он его увидел. Масуди увидел Коэна таким, каким он преследовал его в чужих снах, — рыжеволосого, с узкой улыбкой под серебряным усом, с мешком на плече и цепочкой мелких шагов за спиной. А турки уже зарубили писаря, проткнули копьем Аврама Бранковича, который так и не успел проснуться, и бросились к Масуди. Спас его Коэн. Увидев Бранковича, он упал как подкошенный, и из его мешка рассыпались бумаги. Масуди сразу понял, что Коэн впал в глубочайший сон, из которого не будет пробуждения.

— Что это, погиб толмач? — спросил турецкий паша у своих приближенных почти с радостью, а Масуди ответил ему по-арабски:

— Нет, он заснул, — и тем самым продлил свою жизнь на один день, так как паша, удивленный таким ответом, спросил, откуда это известно, а Масуди отвечал, что он тот, кто связывает и развязывает узел чужих сновидений, по роду занятий — ловец снов, что он давно уже следит за посредником, своего рода приманкой для истинной добычи, который теперь умирает, пронзенный копьем, и попросил оставить его в живых до утра, чтобы проследить за сном Коэна, которому снится сейчас смерть Бранковича.

— Оставьте его жить, пока этот не проснется, — сказал паша, турки взвалили спящего Коэна на плечи Масуди, и он пошел с ними на турецкую сторону, неся желанную добычу. Коэну, которого он нес, действительно все это время снился Бранкович, и Масуди казалось, что он несет не одного, а двоих. Юноша у него на плечах видел во сне Аврама-эфенди, как обычно, когда тот бодрствовал, потому что его сон все еще был явью Бранковича. А Бранкович если когда и был в яви, то именно сейчас, когда его проткнули копьем, потому что в смерти нет сна. Тут для Масуди открылась возможность, о которой говорил ему Ябир Ибн Акшани. Масуди охотился на сон Коэна, пока тот видел во сне смерть Бранковича, так же как до этого видел во сне его жизнь.

Масуди провел этот день и ночь, следя за снами Коэна, как за созвездиями на небе своих челюстей. И говорят, он видел смерть Бранковича так, как видел ее сам Бранкович. От этого он очнулся с поседевшими ресницами и подрагивающими ушами, кроме того, у него выросли огромные смердящие ногти. Он так быстро думал о чем-то, что не заметил человека, который с одного-единственного взмаха рассек его надвое саблей, так что пояс упал с него не размотавшись. Сабля оставила змеящийся след, и раскрылась страшная, извилистая рана, как рот, произносящий какое-то неясное слово, вопль мяса. Говорят, что все, кто видел этот страшный извилистый след от удара саблей, запомнили его на всю жизнь, а те, кто его запомнил, рассказывают, что позже узнали его в книге «Лучшие подписи саблей» некоего Аверкия Скилы, который собрал и представил самые известные приемы сабельного боя. В его книге, опубликованной в Венеции в 1702 году, этот удар назывался именем одной из звезд в созвездии Овна. Был ли для Масуди какой-то прок в этой страшной смерти и что он доверил паше перед казнью, никто не знает. Перешел ли он через Сират-мост, тонкий, как волос, и острый, как сабля, ведущий над адом прямо в рай, знают только те, которые больше не говорят.

Согласно одной легенде, его музыка попала в рай, а он сам в ад со словами: «Лучше бы я не спел ни одной песни, попал бы сейчас с ворами и бандитами в рай! Музыка ввела меня в заблуждение, когда до истины было уже рукой подать». Над могилой Масуди шумит Дунай и стоит камень с высеченной надписью:

«Все, что я заработал и выучил, превратилось в звяканье ложки об зубы».

МОКАДАСА АЛЬ-САФЕР (IX, X и XI века) — хазарский священник в женском монастыре. В течение всей своей длинной жизни играл с монахом из другого монастыря в шахматы без доски и фигур. Они делали один ход в год на огромном пространстве между Каспийским и Черным морями, а животные, на которых они по очереди выпускали сокола, служили им фигурами. В расчет принималось не только поле, на котором каждое животное становилось добычей, но и высота этого места над уровнем моря. Мокадаса аль-Сафер был одним из лучших ловцов снов среди хазар. Считается, что в своем словаре слов он смог собрать один волос с головы Адама Рухани (ср. Масуди Юсуф).