Читать книгу "Рио-де-Жанейро. Карнавал в огне - Руй Кастро"

Но критерии следует расширять и дальше. Если бы спросили меня, то в списке бы значились и нематериальные вещи, те, что невозможно потрогать руками, но которые при этом воплощают в себе дух города: речь кариок (слияние всех бразильских диалектов, где эхом отдается давнее знакомство с португальским, на каком говорят в Португалии, и французским), хорошее настроение (которое как будто ничто не может разрушить, даже регулярные кризисы, охватывающие город), невероятная изобретательность (многие века постоянной борьбы со всевозможными проблемами научили кариок приноравливаться к любой ситуации). Если такое заявление покажется несколько необычным для организаций, заведующих историческим наследием, я с удовольствием назову более конкретные вещи: закат солнца, когда смотришь на него с Арпоадора, старую гвардию школ самбы (мужчины и женщины за семьдесят, невероятно элегантные, которым руки нужно целовать постоянно, а не только во время карнавала) и напоенную солнцем атмосферу города, дарующую ему духовное и физическое здоровье (в ярком утреннем солнце Копакабаны и представить себе трудно кого-нибудь вроде тощих, будто нежить, типов в одежде из клепаной черной кожи, волосы дыбом, а в щеке — булавка).

И еще я внес бы в этот список все, что кариоки с удовольствием называют «плебейской кухней». Многие города по праву гордятся тем, что в их ресторанах представлена высокая кухня всех стран мира. Рио не заходит так далеко, хотя бразильский эквивалент путеводителей «Мишлен» — «Guia Quatro Rodas», регулярно называет три-четыре местных ресторана среди семи лучших в стране. Но по-настоящему неотразимой кухню делает ее добротная, дешевая, повседневная составляющая — такие блюда, как крок-месье парижских закусочных, тарелочки с мидиями и кальмарами в мадридских барах и нью-йоркские хот-доги с пышущих жаром тележек на Шестой авеню, где менеджеры и вице-директора стараются не закапать горчицей свои галстуки от Эрменгильдо Зенья, и даже гамбургеры П. Дж. Кларка — кухня высшего ранга.

Сильная сторона Рио — типичные блюда, что подают в наших барах, любого из них почти всегда хватало, чтобы накормить двух человек на целые сутки, и в их свете подозрительно смотрится количество голодающих в странах третьего мира. Когда я беру в руки меню одного из этих заведений, я чувствую себя ребенком, которого поставили на стул декламировать что-нибудь из Мачаду де Ассиша или Эсы де Кейроша: бычий хвост с кресс-салатом, козлятина с рисом и брокколи, ньокки с говяжьем фондю (в кипящем оливковом масле), свиное филе с каролингскими бобами и фарофой, сушеная говядина с кашей из маниоки, свиная ножка с сыром и ананасом, рубленая говядина с рисом, фарофой, бананом и жареным яйцом. Одни только названия блюд — настоящая ода холестерину, но кому нужно жить вечно? Не говоря уже о неизбежном шурраско Освальдо Араньи, изобретенном в двадцатых в «Космополита» в Лапа, где его до сих пор готовят лучше всего: восхитительный толстый стейк, покрытый чесноком, с рисом, фарофой и чипсами. Совет от настоящего знатока этих кулинарных изысков: если хотите по-настоящему насладиться обедом или ужином, ищите бар, перед которым припаркованы такси — таксисты прекрасно знают, где можно отлично поесть. Еще совет: не идите на поводу у глупых предрассудков. Самую лучшую печень в городе, например, готовят в баре на праса да Круж Вермелья.

Высшая точка «плебейской кухни» Рио — это аппетитные закуски, которые подают в барах: шарики из маниоки или соленой трески, пирожки с креветками и сыром, нарезанное тонкими ломтиками сушеное мясо с луком, лингуиса (колбаска, похожая на чоризо), которую отмеряют ярдами, тушеные бобы со свиной строганиной и неисчислимое множество других греховных соблазнов. Это настоящая гордость баров и закусочных. Утонченное обжорство, если мне будет позволено так выразиться. И не родился еще кариока, равнодушный к печенью «Глобо», которое вот уже полвека продают на улицах и пляжах; ему уже очень многие обязаны жизнью, особенно те, кому доводилось проторчать в дорожной пробке без обеда или ужина.

Но шедевр кариокской кухни, можно сказать, симфония на барабанах, — это, естественно, фейжоада, которую здесь с середины восемнадцатого столетия готовили рабы, а позже полюбили и их хозяева. Всеобщая любовь к этому блюду делает неуместными любые негативные замечания; в качестве примера таких отзывов можно привести фразу, приписываемую Жану-Полю Сартру, якобы сказанную им в 1960 году в доме одного журналиста. Приподняв крышку сковородки, где тушилась потрясающая фейжоада, Сартр якобы рассмотрел ее составляющие — роскошное месиво из черных бобов, сдобренных беконом, свиными ребрышками, ушами, языком и хвостами, сушеной говядиной, лингуисой и пайо (еще один сорт колбасок) — и грубо воскликнул: «Mais… c’est de la merde!»[14]Хозяин дома, не ожидавший подобной реакции от автора «Тошноты», был ошарашен. Но так или иначе, к его удивлению, Сартр блюдо попробовал, и оно ему понравилось. Из самых достоверных источников известно, что он попросил добавки и велел своей половине, Симоне де Бовуар, скопировать рецепт. Не упоминается, правда, стояло ли у дверей дополнение, которое Сержиу Порту считал неотъемлемым для хорошей фейжоады: машина скорой помощи.

Французы называют оргазм «la petit mort»[15]. Фейжоада, по квазиоргазмическому экстазу, в который она ввергает человека, — еще один кандидат на тот же титул.

В «Касабланке» есть диалог, где Конрад Фейдт в роли грозного немецкого майора Страссера угрожает Хэмфри Богарту вторжением нацистов в Нью-Йорк. Богарт остается невозмутим: «Знаете, майор, в Нью-Йорке есть районы, вторгаться в которые я бы вам крайне не советовал». Это было в 1941-м. Но уже тогда то, что может показаться привилегией одного Нью-Йорка, было вполне справедливо и в отношении большинства современных городов: в каждом из них есть недоступные районы, где безраздельно властвуют антисоциальные элементы, которые не платят налогов, тратят все свободное время, смазывая свои автоматы, и говорят исключительно сквозь зубы. Несправедливость же заключается в том, что эти самые элементы посещают все те районы, где проводят время честные граждане, но терпеть не могут, когда их навещают в их же собственных логовах, особенно если в гости приходит полиция.

Многие годы Рио считал свою красоту, историю и образ жизни чем-то само собой разумеющимся. Только после того, как исчезли с лица земли здания и целые районы, павшие в неравной борьбе, многие морру были захвачены по частям и постепенно остались без растительности, а организованная преступность полновластно воцарилась на улицах, кариоки поняли наконец, что все взаимосвязано. Если город перестанет принадлежать им, он попадет в чужие руки и новые хозяева станут использовать его для целей, несовместимых с самой жизнью. Но кариоки не привыкли сидеть дома и смотреть жизнь по телевизору. Одним из примеров подобного развития событий может служить Лапа, темная, мрачная и угрожающая. Сейчас она является частью города, и вы можете гулять по ней хоть с закрытыми глазами (или почти что так; легкий аромат опасности, конечно, до сих пор витает в воздухе, но он придает району особое очарование). Следуя примеру Лапа, другие районы тоже решили переродиться. Если бы в свое время дворцу Монро удалось продержаться еще несколько лет, он не был бы разрушен, потому что я и многие другие просто приковали бы себя к его львам.