Читать книгу "Малинче - Лаура Эскивель"

Малиналли пришивала разноцветные перья к плащу-накидке, который сама сшила для сына. Эти перья она собрала во дворце Моктесумы. Чтобы закрепить их на ткани, она припасла клубок хлопковой нити, подобранный на том месте, где до разрушения Теночтитлана находился рынок Тлателолько. Для украшения крохотного плащика Малиналли приготовила небольшие кусочки жадеита и морские ракушки, которые подарил ей Кортес. Для него они не представляли никакой ценности. Такая накидка была впору любому принцу. Очень уж хотелось Малиналли, чтобы ее ребенок в день крестин выглядел как нельзя лучше. Мальчик родился всего неделю назад, в том доме в Койоакане, где она жила с Кортесом. Рожала Малиналли точно так же, как и ее мать, — сидя на корточках. Вот только перед родами никто не позаботился о ней, никто не протопил баню-темаскаль, никто не помогал ей и во время родов. Не была проведена и церемония захоронения пуповины на поле боя, чтобы новорожденный со временем стал храбрым воином. Впрочем, из-за этого Малиналли не огорчилась и даже вздохнула с облегчением. Она не хотела, чтобы ее сыну пришлось в жизни кого бы то ни было убивать. Она так устала видеть смерть, трупы, изуродованные тела и сожженные дома. Казалось, будто эта череда смертей, боев и походов стала утомлять и Кортеса. Его глаза устали с подозрением смотреть на любого приближающегося к нему человека. Руки устали сжимать эфес, устали рубить, колоть, резать. Вот почему много месяцев назад Кортес и Малиналли уехали в Койоакан, чтобы немного пожить в тишине и покое. Отдых был необходим им обоим.

Но очень скоро стало понятно, что Кортес — не тот человек, который может долго пребывать в праздности. День, не потраченный на разработку новых планов, на подготовку к походу или организацию обороны, был для него потерянным напрасно. Ему казалось, что время проходит бесцельно и бессмысленно. Но еще больше его пугало другое. Предоставленный сам себе, он стал задумываться над тем, что происходило в его жизни, и в душе его зарождалось чувство вины. Он не был уже уверен, что разрушение стольких храмов-пирамид и сожжение языческих книг было нужным и правильным делом. Он оправдывал себя тем, что поступал так, лишь защищаясь — спасая свою жизнь и жизнь своих солдат. И все же время от времени задавался вопросом: зачем все это было нужно? Имея возможность поступать по своему усмотрению, он в основном разрушал — доказывая себе и другим, что делает это, чтобы создать что-то новое на месте разрушенного. Но что? Конечно, он мог начертать планы нового города, провести раздел участков земли, разработать и принять новые законы, но в глубине души — в самой глубине — он понимал, что жизнь по-прежнему остается для него тайной. Жизнь ему не принадлежала. Он мог только разрушить, уничтожить ее, но не создать. В этом-то и заключалась разница между ним и… в общем, Эрнан Кортес был человеком, но не богом.

В один прекрасный день в нем вспыхнуло желание создать новую жизнь…

Жизнь Малиналли совсем изменилась, когда она поняла, что беременна. Ее существование обрело смысл, стало полноценным и радостным. Она чувствовала, что в ее чреве бьется сердце того человека, которому суждено связать воедино два мира. В жилах ее сына кровь европейцев-христиан и мусульман-арабов сольется с индейской кровью — чистой, никогда ни с кем не смешивавшейся расы.

Во время беременности, когда еще не было известно, кто должен родиться — девочка или мальчик, — Малиналли день за днем просиживала у ткацкого станка. Она ткала и шила одеяло из ткани малиналли. Та, чье имя обозначало «сплетенная трава», готовила плетеную основу, заплетая траву в толстую нить. Точно так же она хотела обернуть собой своего неродившегося ребенка, защитить его своим телом, самой своей душой от всех опасностей и превратностей окружающего мира. Она хотела стать косточкой, твердой скорлупой до тех пор, пока не наступит время пускать побеги. Малиналли знала, что входит, подобно растению, в вечный цикл посева, рождения, цветения и смерти, вечного движения из темноты к свету. В ее чреве было посеяно то семя, которому вскоре и предстояло потянуться к свету. Семенам, чтобы прорасти, нужно сбросить с себя укрывающую их кожуру или косточку. Порой Малиналли спрашивала себя: не потому ли жрецы, приносившие пленников в жертву богам, сначала перерезали им горло, а затем снимали с них кожу. Семена теряют всё ради того, чтобы обрести всё заново. Нужно потерять защитную скорлупу, чтобы превратиться в растение, которое само является целым миром: землей, водой, солнцем и ветром. Вот только когда рождается ребенок, любая мать хочет по-прежнему обнимать его, укрывать, укутывать… Именно поэтому Малиналли продолжала день за днем ткать пеленки и одеяльца из малиналли.

Узнав о рождении сына, Кортес праздновал это событие три дня напролет. Это был его первенец, и к тому же наследник по мужской линии. Теперь он мог быть спокоен: род Кортесов на нем не прекратится. Омрачало праздник только одно: этот ребенок был рожден вне брака и к тому же служанкой, рабыней. Вряд ли такого продолжателя рода Кортесов радушно примут при испанском дворе. Незаконнорожденный метис не мог рассчитывать, что к нему будут относиться как к равному. Вдобавок ко всему на одном из кораблей в Мексику прибыла супруга Кортеса Каталина Хуарес. С первого же дня пребывания в новой для нее стране эта женщина попыталась разрушить то немногое, что было дорого ее мужу в этом мире. Действовала она интуитивно, но безошибочно.

У Каталины не могло быть детей, и поэтому она жестоко ревновала мужа к Малиналли и ее ребенку. Пытаясь хоть чем-то порадовать и умиротворить супругу, Кортес устроил праздничный прием в честь ее прибытия. Весь вечер Каталина ни на шаг не отходила от мужа. Она все время была рядом с Кортесом, но вовсе не для того, чтобы порадоваться возможности быть вместе, а чтобы бросать все новые упреки. Раздражение, охватившее обоих супругов, не могло остаться незамеченным. Гости стали расходиться гораздо раньше, чем предполагалось. Оставшись одни, Кортес и Каталина удалились в свою комнату.

На следующий день, как раз в тот момент, когда Малиналли кормила ребенка грудью, одна из служанок сообщила ей, что Каталину на рассвете обнаружили мертвой. Жена Кортеса лежала на кровати в том же платье, в котором накануне принимала гостей. На шее покойницы были видны синяки, рядом с нею на подушке лежало разорванное жемчужное ожерелье, а постель была залита мочой. Тотчас же поползли слухи, что жена Кортеса была убита.

Малиналли больше всего потрясло не само известие о смерти жены Кортеса, а ее разорванное ожерелье. Кто-то вырвал Каталину из цикла рождения и смерти.

Бесконечное ночное небо тысячами звезд-глаз рассматривало Кортеса и Малиналли. Они вдвоем сидели у небольшого костра, обложенного камнями, в окружении молча ужинавших солдат. Несколько костров освещали полевой лагерь и отражались в черноте неба. Малиналли наблюдала за Кортесом, который переводил взгляд с неба на огонь, с огня на землю и снова на небо. Несколько дней назад она увидела, как Эрнан чистит доспехи и затачивает меч. В то же мгновение Малиналли поняла, что ей вновь угрожает обсидиановый ветер войны. Что ж, отца своего сына она знала как никто другой. Его кровь и страсть породили в ней ту новую жизнь, которую она выносила в своем чреве. Малиналли казалось, что она знала этого человека всегда. Он был так близок ей, что она принимала его безропотно, как часть своей жизни, часть судьбы. Она верила в то, что Эрнан был рожден, чтобы проникнуть в ее лоно, чтобы слушать то, что она говорит своим языком и на своем языке. Он и только он имел право и был должен ранить ее сердце. Наблюдая за беспокойными глазами Кортеса, Малиналли различила в его взгляде вечную неудовлетворенность, нечто похожее на обиду обманутого ребенка. Радость, удовольствие, чувство удовлетворения — все это было ведомо ему лишь в те мгновения, когда он завоевывал новые земли и покорял новые народы. Только в борьбе он мог радоваться жизни. Былые победы его не прельщали. Не приносила ему радости и почти безграничная власть.