Читать книгу "Бедный попугай, или Юность Пилата. Трудный вторник - Юрий Вяземский"

Муж Валерии, который давно знал от своей жены о злосчастной влюбленности Голубка, Публий Вибуллий призвал к себе супругу и строго велел: «Сделай что-нибудь! Не губи юношу!»

«А что я могу сделать?» — тихо спросила Валерия.

«Не знаю. Доктора для него найди. Сама к нему сходи и уговори прекратить голодовку».

«Как?» — прошептала Валерия.

«Не знаю. Сумела обидеть, сумей и утешить», — сурово ответил сенатор.

Валерия идти к Голубку не посмела.

И тут состоялся седьмой и последний заброс. Из дома Мессалы прибежал посыльный и тайно сообщил Валерии, что Голубок теперь не только не ест, но и не пьет.

Этого сострадательная и во всем только себя винившая Валерия уже не могла вынести. Она пешая, без слуг, без накидки устремилась на Эсквилин, ворвалась в дом Голубка и стала упрашивать, умолять, пав на колени, ради всемилостивых богов, ради нее, Валерии, выпить хотя бы немного разбавленного вина.

«Поздно. Дух мой уже отлетает», — пролепетал ей в ответ умирающий Голубок.

«Нет! Не поздно! Я тебя верну к жизни! Я тебя спасу!» — в отчаянии прошептала Валерия и принялась целовать Голубка в лоб, в щеки, в губы.

После первого долгого поцелуя Голубок попросил глоточек вина. Однако, испив его, стал задыхаться, глаза у него закатились. Валерия схватила его голову, прижала к своей груди, расстегнула брошку, чтобы не исцарапать ему лицо, развязала пояс, который, уж не знаю, чем ей тогда помешал…

Стоит ли перечислять?.. Уснули усталые вместе… — Этой строкой из элегий Пелигна и наш рассказ можно было бы закончить.

Однако добавлю: Голубок лишь однажды обладал Валерией. А после стал пить и есть, некоторое время посещал дом сенатора, слушал его стихи, а супругу его, Валерию, лишь одаривал кроткими улыбками и ласковыми, понимающими взглядами. Она же места себе не находила, когда он приходил к ним в дом, пыталась с ним уединиться, упрашивала Кальпурнию, чтобы та устроила им тайную встречу наедине.

Кальпурния вызвала к себе Голубка и стала отчитывать:

«Так не поступают с добродетельными женщинами. Когда они вдруг теряют добродетель, то, болезненно переживая свое падение, начинают страстно желать падать всё дальше, всё глубже… Тебе что, трудно проявить ответное милосердие? Если несколько раз в месяц — чаще не нужно — ты будешь согревать на груди эту пойманную нами рыбку… Как будто с тебя убудет!»

«Убудет, милая Корнелия, — ласково отвечал Голубок. — Меня от нее трижды тошнит».

«Тошнит? — удивилась Корнелия. — И почему трижды?»

«Во-первых, от голода, который я из-за нее перенес, и тех зелий, которые я глотал для своей бледности. Во-вторых, от стихов ее мужа. А в-третьих, от этих ее „мальчик мой“, „сокровище мое“, „песик“, „мышонок“, „птенчик“, которые она мне и тогда шептала, и сейчас дышит в ухо, когда схватит за руку и оттащит в сторону… Скажи спасибо, что я еще хожу к ним в дом. Скоро терпение мое лопнет, и ходить перестану».

Сказав это, Голубок лучисто улыбнулся. Кальпурния же глянула на него тяжелым прищуренным взглядом и заметила:

«А ты, я смотрю, жестокий…»

Голубок дернул плечами и слегка потряс головой — мы называли это «перышки отряхнул» — и нежно спросил:

«А ты будто не жестокая?»

«Женщины жестоки от природы, — ответила Кальпурния. — Я думала, что мужчины добрее. Ты — по крайней мере».

«Женщина не имеет права быть недоступной. Это — грубое нарушение законов Венеры», — сказал Голубок.

…Стало быть, объяснились и подвели итог.

Лициния

Вардий встал, по палубной платформе прогулялся до матроса, который на корме ловил рыбу, вернулся назад, снова уселся напротив меня и продолжал:

IX. — Второй женщиной из недоступных была Лициния. Ее через год после Валерии предложил Юл Антоний. Он недавно сам пытался ее соблазнить, но потерпел поражение. Его угрюмая красота, бесцеремонная дерзкая сила, перед которыми словно сами собой распахивались женские объятия, нет, не подействовали. «Я так рассердился, что хотел изнасиловать эту сучку, — признался Антоний. — Но как представил себе претора, суд, адвокатов… Не люблю я этой мышиной возни… Попробуй. Говорят, ты на ложе почище Приапа… Но с ней ты до ложа не доберешься».

Голубок вызов не сразу принял. Сперва он навел о Лицинии справки. И выяснил вот что:

Лициния была нам примерно ровесницей. Недавно она овдовела. Муж ее, Квинт Марцеллин, был одним из легатов в недавнем походе Августа на Восток. В одной из стычек погиб. Август похоронил его как героя, юной вдове его выдал полмиллиона сестерциев и опекуном назначил Клавдия Тиберия Нерона, своего пасынка.

Внешне Лициния была… Помнишь, у Катулла?

Квинтию славят красивой. А я назову ее стройной,

Белой и станом прямой. Всё похвалю по частям.

Не назову лишь красавицей. В Квинтии нет обаянья…

— Почти точный портрет Лицинии. Тем более что второе ее имя было Квинтия. От себя лишь добавлю, что обаяния в ней не было именно потому, что все ее душевные силы были направлены на любовь к самой себе, и эта самовлюбленность проступала в каждом ее движении, светилась в задумчивом взгляде, дрожала на ресницах и звучала в томном голосе. Казалось, что перед тобой не женщина, а Нарцисс, который, что б он ни делал, глядит на себя в воду и не может оторваться от возлюбленного отражения.

Говорили про нее, что замуж она вышла по расчету, мужа своего никогда не любила, и он, дескать, геройствовал и лез в гущу сражений, потому что обожал свою женушку, чувствовал ее полное к себе безразличие и отчаянной храбростью хотел обратить на себя внимание. И обратил наконец, после того как погиб. Ибо отныне Лициния Квинтия, помимо себя ненаглядной, стала любить еще и своего покойного, несчастного, незабвенного…

Всё это выяснив, Голубок явился в аморию и спросил у Юла:

«Сколько даешь мне времени на охоту?»

Юл Антоний презрительно ухмыльнулся и ответил:

«С Валерией ты девять месяцев провозился… На эту еще больше уйдет».

«Три месяца, — радостно объявил Голубок. — А если Венера поможет, месяц, не более».

Вызов был принят. Спор заключен. Охота началась.

Лицинию он одолел за два месяца и в пять забросов.

Первый заброс. Голубок начал с того, что закупидонил служанку Лицинии. У нее он выведал, что примерно за месяц до гибели Квинт Марцеллин, муж Лицинии, прислал ей из Сирии или из Армении индийского попугая. И этот попугай стал отныне главной заботой юной вдовы и едва ли не смыслом ее жизни.

Наживка была найдена.

Заняв у друзей денег и одолжив у Павла Эмилия старого раба, большого специалиста по части одевания, Голубок под его руководством накупил себе разных дорогостоящих одежд и теперь тщательно укладывал складки на тоге, соразмерял длину, сочетал цвета и подбирал обувь, прежде чем выйти из дома. При этом, однако, щеголем не стал. А в своем внешнем виде пытался достичь — и с помощью раба-одевальщика успешно достиг — эдакой дорогой скромности, утонченной простоты и модной небрежности. И двигаться стал сообразно своим одеяниям. И речь приобрел плавную, учтивую, возвышенную. И всего за несколько дней, как говаривал Росций, «вжился в роль».