Читать книгу "Черти - Илья Масодов"

— Проект хороший, — сказал Зиновьев. — Однако прошу обратить внимание, что для его реализации потребуются значительные ресурсы, а их и так не хватает.

Его поддержал Каменев.

— Я думаю, ресурсы мы найдем, — возразил Сталин.

Проголосовали за проект Троцкого. Все были за, кроме Зиновьева и Каменева, которые воздержались. Клаве понравилось, как они дружат, во всем поддерживают друг друга. «Это счастье — постоянно иметь рядом друга», — подумала Клава. Она вспомнила о мокрой, неизвестно где идущей под дождем маленькой Варваре, и слезы, неподходящие к величию окружающего собрания, навернулись ей на глаза.

— А это правда, что у вас есть сын? — шепотом спросила Клава у Ленина в автомобиле, по пути в Кремль.

— Пгавда, — склонившись к ней, еле слышно ответил Ленин. — Хочешь, я тебя с ним познакомлю? Вы с ним, навегное, свегстники. У него совсем мало дгузей, потому что он не может ходить.

— Почему не может? — спросила Клава.

— Ног нету, — грустно сказал Ленин. Надежда Константиновна тяжело вздохнула. — Будешь дружить с мальчиком без ног? — спросил Владимир Ильич.

«Что за судьба», — вздохнула про себя Клава. «Один без головы, другой без ног». Но вслух она ответила:

— Это не важно, есть у человека ноги и нет. Важно, чтобы он был хороший.

Ленин не ответил, он только прислонил к себе Клаву и погладил ее по голове. Клава обняла Ленина и прижалась щекой к его груди. Ей было горько за несправедливость: у человека, который так любит детей, только один на свете сын, да и тот без ног. «Стану Ленину вместо дочери», — решила Клава. «Все равно у меня отца расстреляли. А Варвара пусть будет дочерью своего Бога. Ленин лучше, он добрее».

— А как его зовут? — спросила Клава.

— Ваней, — тихо сказал Ленин. — А хочешь, пгямо тепегь к нему и поедем?

— Давайте, — согласилась Клава.

— Ну что ты Володя, зачем, — обеспокоилась Надежда Константиновна. — Девочка устала, она, наверное, спать хочет.

— Нет-нет, я нисколечки не устала, — заверила ее Клава, хотя ей и вправду очень хотелось спать. — Давайте поедем.

— В Гогки! — велел водителю Владимир Ильич, заметно повеселев.

«Страшный», — вспомнила Клава одинокое Варварино слово.

В Горках осень была уже при смерти. Бурые листья на деревьях прогнили до черных костей и обвалились на землю, шурша под шинами автомобиля, как бумажный ковер. Солнце не открывалось на небе, а жило где-то за границей пасмурных облаков, в ясной, свободной пустоте. Кругом застыла тишина, которая может существовать только в тех местах, где нет ничего живого. Ничто не шевелилось в молчании намокших от дождя ветвей.

Ваня Ульянов сидел в кресле, к которому приделаны были колеса, чтобы мальчика можно было катать по дому и вывозить на веранду. В комнате было темно, хотя уже наступило утро: холодные тучи пропускали слишком мало света. Ваня Ульянов действительно был страшен: настолько бледен, что кожа его казалась сделанной из плесени, а глаза его смотрели все время одно и то же место. Клава сперва даже подумала, будто он мертв, что ее привели к трупу, что Ленин и жена его от горя просто позабыли, как давно уже умер их сын, и по-прежнему ищут для него друзей. Но Ваня пошевелил рукой, когда Ленин подвел к нему Клаву, хотя смотреть на нее не стал, ему, видно, было все равно, какая она.

Ленин посидел немного на плетеном стуле и уехал в Москву, где назначено было важное совещание, а Надежда Константиновна пошла вглубь дома готовить чай, оставив Клаву и Ваню наедине. Ваня молчал и неподвижно глядел за окно, а Клава прислушивалась, пытаясь различить звук его дыхания, но никак не могла. Тогда она тронула восковую руку Вани, лежавшую на ручке кресла. Рука была холодной, как остывшее молоко, но живой.

Потом пили чай, а Ваня сам пить не мог, его поила Надежда Константиновна из ложечки. Пришла еще какая-то женщина, худая, темноволосая и с морщинами у глаз. Иногда она улыбалась словам Надежды Константиновны и экономно ела к чаю лежащий на столе хлеб. Надежда Константиновна сказала, что это сестра Владимира Ильича, Мария. Клаве сделалось очень тоскливо и к тому же холодно у открытого окна, она обхватывала ладонями стакан с чаем, чтобы согреться, и рассматривала корешки расставленных на полках книг. Ваня вскоре просто уснул, тихо опустив веки, рука его упала с перил, и голова съехала чуть набок. Надежда Константиновна заботливо поправила ему подушку под головой и бесшумно принялась собирать со стола.

— Ты у нас останешься, или в детский дом хочешь? — шепотом спросила она Клаву.

— У вас останусь, — ответила Клава. — Если можно.

— Мы были бы очень рады, — ответила Надежда Константиновна и впервые на памяти Клавы улыбнулась.

Так Клава и осталась жить в Горках. Надежда Константиновн уехала вслед за Лениным в Москву, и Клава теперь помогала Марии Ильиничне по хозяйству: подметала комнаты и перебирала книги в шкафах, вытирая с них сырой тряпочкой пыль, это можно было делать даже в кабинете, где изредка работал, наезжая в Горки, сам Владимир Ильич. Там все книги были потрепанные, зачитанные, а если открыть какую-нибудь — везде почерченные карандашом. На письменном столе Владимира Ильича всегда лежало несколько стопок книг, и еще несколько раскрытых томов, также разложенные листы рукописей, все одно на другом, но в каком-то непостижимом порядке, который Клава страшилась нарушить, а потому старалась каждую книгу положить на то же место, где она лежала, чтобы Ленин мог по приезде сразу продолжить прерванную работу. Когда он появлялся, в Горках бывал настоящий праздник. Повсюду зажигался свет, за столом гостиной, покрытым шершавой скатертью, подолгу пили чай, Надежда Константиновна, приезжавшая вместе с Лениным, играла на пианино. К чаю бывали кислые сухари, а иногда пряники или колбаса, один раз Владимир Ильич привез даже конфеты, пусть не такие вкусные, какие Клава ела в детстве, но все же шоколадные, с орешками внутри. Сам Ленин старался пораньше встать из-за стола, чтобы уйти в кабинет поработать, однако все продолжали ждать его к вечернему чаю, какого в обычное время не пили, только с его приездами. Чай этот происходил почти уже ночью, было очень весело и интересно, как под Рождество. Ленин рассказывал всякие смешные истории и играл с детьми в загадки, загадки он часто придумывал сам, да и наизусть он знал их множество. Нередко вместе с Лениным приезжали и другие товарищи, несколько раз был Троцкий, которого Клава отчего-то стыдилась, и не знала, что при нем говорить, зато Троцкий очень забавно показывал фокусы, со сложенными бумажками, ножницами и коробочкой, все было так просто, а ни за что нельзя было понять, как он это делает. Все смеялись и шутили над этими фокусами, Владимир Ильич называл Троцкого обманщиком и шельмой, а Клава как-то потихоньку заглянула в коробочку, когда никто не видел, но ничего там не нашла, а ведь она сама видела, как Троцкий положил туда два бумажных шарика, и больше их не вынимал.

Один только Ваня не участвовал во всеобщем весельи, первые дни Клава даже думала, что он вообще ничего не понимает, потому что Ваня не отвечал, когда она с ним заговаривала, и по-прежнему даже не смотрел в сторону Клавы, будто ее и не было на свете. На третий день Клава подглядела в приоткрытую дверь, как Мария Ильинична принесла Ване судочек и сняла с него подвернутые штаны, потому что ног у Вани не было не совсем, а только до коленей. Подставив судочек под кресло, Мария Ильинична села к Ване спиной на стул и стала ждать, она ждала долго, а Ваня словно спал с раскрытыми глазами, и ничего в судочек не делал. Наконец Мария Ильинична устала ждать, убрала судочек и опять надела на Ваню штаны, и тут он описался. Мария Ильинична расстроилась, рывком развернула кресло и заплакала, покатив его к гардеробу. Клава вышла из-за дверей и стала ее утешать, а Ване сказала, что он бесстыжий, только делает вид, что ничего не понимает, и носись тут с ним. Мария Ильинична настрого запретила Клаве ругать Ваню. Клава замолчала, но через два часа, когда покатила его на веранду дышать воздухом, сказала ему, что он всем надоел своим молчанием, и вообще надоел. Тогда у Вани потекли слезы, и он хотел отвернуться от Клавы, чтобы она их не видела, а Клава принесла стул, присела около Вани и стала вытирать ему слезы платком и читать ему книгу. Книгу читать Ване Клава придумала сама, и книгу ему тоже сама нашла в книжном шкафу, автор был Ф.Энгельс, а названия Клава никак не могла запомнить. Она полагала, что это вовсе и не важно, какую книгу Ване читать, лишь бы читать что-нибудь, чтобы он не спал и не смотрел непрерывно в одну точку. Однако на этот раз Ваня во время чтения заснул, наверное, утомившись от плача, и Клава перестала читать, сложила ему руки на живот и поцеловала Ваню в щеку. Лицо у Вани было невкусное, какое-то твердое, а из приоткрытого рта дурно пахло.