Читать книгу "Тропами северного оленя - Мариуш Вильк"

Валерий — в юфтовых сапогах чуть ли не до подмышек, в куртке с капюшоном, за пазухой бинокль, на поясе два ножа и шаманские амулеты — какие-то бусинки на причудливо сплетенных ремешках, магические знаки на костяных брелоках — такое ощущение, что он вырядился специально ради нашего парижанина. А может, эти украшения помогают отыскивать оленей? И отпугивать злых горных духов? Еще у Валерия за спиной ружье и брезентовый вещмешок.

Тадек облачился в ярко-красную куртку и шляпу с широкими полями. Это хорошо, в случае чего не потеряется на снежной белизне.

Я затягиваю рюкзак. Андрей с Сергеем остаются в лагере. Мы обещаем вернуться назавтра к вечеру. Салют!

Сразу за лагерем выходим на вырубленную в густом сосняке широкую просеку, которая поднимается по склону Пункаруайва вертикально вверх. Ее сделали специально для оленей. Снегу пока немного, лишь чуть-чуть припорошило ягодники. Темно-сизые шарики голубики — пузырьки замерзшего сока — тают во рту, словно леденцы с божественным ароматом.

По оленьей просеке выходим на траверс,[133]огибаем макушку Пункаруайва и выбираемся на обширное плато, соединяющее Пункаруайв с Нинчуртом. Справа внизу шумит Куансуай, стекающий между двумя вершинами Женской Груди. Словно кто-то льет струйку шампанского. Первый привал.

— Видите стаю воронов? — спрашивает Валерий, махнув рукой по направлению к Энгпорр. — Возможно, там олени.

По рыхлому снегу пересекаем плато. Ветер усиливается. Тадек немного отстает. Дышит он явно с трудом. А ведь это только начало пути. Я с тревогой думаю, что мы не дали ему времени акклиматизироваться. Но с другой стороны, откуда взять это время? Типичный представитель Запада, Тадеуш с трудом выкроил две недели отпуска, чтобы приехать сюда. Ничего удивительного, что он хочет использовать их на полную катушку.

Лемминг — видимо, почувствовав мое беспокойство, — объявил очередной привал. Тем более, что поднимается метель и вокруг ничего не видно. Мы прячемся в овраге русла Куансуай, в скальной нише. Последняя возможность повернуть назад… решение должен принять Тадек, только он может реально оценить свои силы.

— Идем дальше, — Тадек не сдается, хотя на крутую стену Нинчурта, которую нам предстоит одолеть, поглядывает с опаской.

— Ну тогда, господа, вперед — на Чертовы Сиськи, — засмеялся Валерий, возвращаясь к роли гида-весельчака.

Пурга утихла… Мы допиваем чай. Лемминг идет первым. Осторожно, выбирая необледеневшие камни, переходим Куансуай и, по пояс в снегу, начинаем восхождение на Нинчурт. С каждым метром за спиной открывается все более широкая панорама — неземной пейзаж. Летом или осенью тут можно увидеть признаки жизни — хотя бы мох и лишайник, — а сейчас пусто. Голые скалы среди мертвой белизны. Чем же объяснить это специфическое чувство пустоты Луяврурта? Ведь ни на Кавказе, ни на Тянь-Шане я ничего подобного не ощущал, хотя горы там значительно выше. Может, действительно преддверие того света? Или его предчувствие?

И вдруг в этой пустоте — какое-то движение. Почти над самой головой (склон в этом месте особенно крут) я краем глаза замечаю, как на белом фоне шевелится что-то белое. В первый момент я подумал, что это олень — вспомнил рассказ Валерия о том, как он все ноги исходил в поисках стада, а олени сами вышли к нему из-за скалы, под которой он присел передохнуть. Но это оказался беляк, не меньше нашего изумленный неожиданной встречей. К счастью, Лемминг не успел прицелиться в удивленную мордочку. Она исчезла, словно привидение.

Чем выше, тем сильнее ветер. Наконец склон начал выравниваться, переходя в обтекаемое плоскогорье с каменной пирамидой в центре, издалека действительно напоминающей торчащий сосок. Валерий что-то толковал про животворную гору, про мифы рождения и кормления духов, про то, что на противоположном берегу Убозера есть похожая Гора смерти, а между ними, словно незримый кабель высокого напряжения, проходит жизненная тропа, но вихрь заглушал его слова и я мало что понял в этой магической триангуляции. От ветра никуда не спрятаться. Хоть бы излом или ниша в скале… Не останавливаясь, переходим хребет и лишь на склоне Нинчурта, со стороны Сейдъявра, обнаруживаем укрытие — просторную нишу под снежным козырьком, наметенным бураном. Можно выпить чаю, передохнуть и оглядеться. А посмотреть есть на что!

Перед нами простирается один из величайших языческих храмов Европы — священное озеро саамов. Справа Мотка, вход в храм, над ней словно бы нависает Куамдеспахк, гора Шаманского Бубна (вместо органа!), дальше — мощные шпоры Кэулнюн (отрог Куйвачорр), спускающейся к озеру колоннами и пилястрами, на которых природа тысячелетиями вытачивала рельефы, изображающие сцены из снов Земли. Венчала гигантский барельеф скала Куйвы с танцующей фигурой (то ли нойда, то ли какого-то божества) и пантеоном других мифических созданий, словно бы живьем взятых из саамских сказок и легенд, — иллюстрация к ним.

— Некоторые, правда, утверждают, что рисунок на скале Куйвы — это икона Распятия, я сам читал экзальтированное эссе на эту тему, но мне подобные заявления кажутся свидетельством извращенности человеческого ума. Другим примером такого «извращения» может служить вознесение на берегу Сейдъяврйока — напротив Куйвы — православного креста. По замыслу тех, кто его там установил, крест призван оберегать христиан от нечистой силы языческих духов. Вроде крестов на петроглифах Бесова Носа и Кузовов, которые некогда выбивали миссионеры…

— Интересно, — вступил в разговор Лемминг, — как бы они отреагировали, если бы кто-нибудь положил сейд-камень на алтарь их храма или повесил под распятием рога жертвенного оленя?

— Да черт с ними! Мне достаточно пустого неба над головой и органа ветра. Иных атрибутов я не признаю.[134]

Мы замолчали, любуясь полихромией серых облаков на сводах этого храма. Жаль, нет с нами Янека. Хотя, с другой стороны… Кто знает? А вдруг он более реален, чем мы?