Читать книгу "Магия любви - Джоанна Линдсей"

— Еще как по-настоящему.

— Какая наглость!

— Он не смог сдержаться.

— Негодяй!

— Я его вынудила.

— Мерзавец! Да он уже тебя скомпрометировал, да, Эми?

— Ну, если угодно.

— Это все меняет. Он просто обязан на тебе жениться, — произнесла Джорджина многозначительно. Эми, однако, возразила:

— Нет, постой. Я только хотела сказать, что мы оказывались в таких ситуациях, которые могли бы быть истолкованы неверно и привели бы к сплетням, но все это по моей вине.

— Не выгораживай его, — предупредила Джорджина, все еще кипя от негодования.

— И не думаю. — Помолчав, Эми добавила:

— Во всяком случае, пока мы не поженимся. И еще. Разве дядя Джеймс не сказал, что я не хочу никакого принуждения?

— Он упомянул об этом, но если мой брат уже…

— Да пока нет. Но когда это случится, — а случится обязательно, — это будет касаться только нас двоих — его и меня. Или мне сделают предложение, и я дам согласие, или не будет ничего. Все очень просто.

— Ничего простого тут не будет. Эми, ты не ведаешь, что творишь, — вздохнула Джорджина. — Он такой тяжелый человек. Его душа переполнена горечью. Он никогда не сможет сделать тебя счастливой.

Эми в ответ только рассмеялась:

— Ну же, тетя Джордж, ты говоришь об Уоррене нынешнем, а я вижу в нем человека, каким он станет, когда я его переделаю. Я собираюсь сделать из него по-настоящему счастливого человека, вернуть смех и радость в его жизнь. Разве ты не хочешь увидеть таким своего брата?

Вопрос этот застал Джорджину врасплох и вынудил хорошенько обдумать свою позицию. Он сразу напомнил ей разговор, который произошел у нее с Реджи на следующий день после рождения Жаклин, когда племянница решила, что Уоррену нужна собственная семья, о которой следует заботиться. Оптимизм Эми заразил и ее. Если кто-то и может сотворить чудо с Уорреном, то только эта живая, очаровательная, озорная, красивая девчонка, охваченная стремлением одарить его любовью, в которой он так нуждается. У Джеймса случится, наверное, нервный припадок, когда он узнает, что его собственная жена перебежала на сторону врага.

Глава 26

— Что ты стоишь? Ждешь, когда нос разобьют? Двигай ногами!

Уоррен отклонился, и Энтони заметил:

— Уже лучше, старина, но будь внимателен. Энтони отскочил влево, и Уоррен соответственно передвинулся, но недостаточно быстро: тут же получил короткий внезапный удар. Казалось, боль пронзила его насквозь. Если Энтони и не сломал ему нос, то был весьма близок к этому. И это был не первый удар, который Энтони наносил ему намеренно, совсем не так, как положено на тренировке. Все, с него довольно!

— Мэлори, если ты не можешь сдержать свои чувства, ты вправе прекратить эти уроки, когда захочешь. Очевидно, что ты злоупотребляешь положением наставника.

Энтони отвечал с самым невинным видом:

— Но люди учатся на собственном опыте, разве не так?

— Люди, кроме того, учатся и запоминают при помощи других, менее болезненных способов.

— Хорошо, — проворчал Энтони, — я и правда должен что-то оставить своему брату Итак, вернемся в исходное положение, Андерсон.

Уоррен в ответ опять стал в основную стойку. Хотя бы этот Мэлори был верен своему слову. Будучи очень сложным, урок все-таки являлся тренировкой, а не боем.

Когда Уоррен добрался наконец до полотенца, он почувствовал, что ни на что не годится. Он хотел сегодня поискать себе новую гостиницу, но теперь решил отложить это до завтра. Он мечтал о горячей ванне и теплой постели, и не важно, что будет во-первых, а что — во-вторых. Но вот чего ему только не хватало — это разговора с Энтони, даже самого пустякового.

— Ну как там новая контора?

— Маляры закончат работу завтра.

— Я знаком с одним человеком, из которого бы получился прекрасный управляющий.

— Чтобы я поскорее уехал? — угадал Уоррен. — Прошу прощения, но Клинтон в последнюю минуту все-таки решил, что работу надо начинать с американским управляющим, поэтому придется ждать их возвращения.

— Значит, открытие уже не за горами?

— Именно так.

— Почему-то мне трудно представить тебя за конторкой, погруженного во всевозможные бумаги и всякие там накладные. Но как я понял, тебе такие занятия не в новинку.

— Мы все учились этому, даже Джорджи. Наш отец требовал, чтобы мы познавали обе стороны дела.

— Надо же! — Энтони был искренне изумлен, впрочем, он тут же все испортил, добавив:

— Бьюсь об заклад, тебе это пришлось не по вкусу.

Это было чистой правдой. Уоррен никому этого никогда не говорил и теперь не собирался.

— В чем, собственно, дело, сэр Энтони? Энтони пожал плечами:

— Да ни в чем, просто я подумал, почему вы вообще не подождали с этой новой конторой в Лондоне, пока не приедет новый управляющий. Она могла бы и так постоять.

— Нет, она не могла бы так постоять: указания уже даны всем капитанам «Скайларка», скоро начнут прибывать суда, для которых надо будет подыскивать груз, договариваться о фрахте…

— Да-да, все это очень интересно, — нетерпеливо прервал его Энтони, — но в любом случае невозможно посадить своего представителя в каждом порту на пути следования.

— Почему же? Если говорить о главных торговых путях, у нас везде свои люди.

— А на других? Капитаны сами заботятся о судах и о грузах!

Уоррен надел рубашку и теперь застегивал сюртук, хотя каждый мускул умолял его не торопиться, но ему не терпелось покончить с этим надоевшим разговором. Он уже успел догадаться, куда клонит Энтони, поэтому весьма сухо предложил:

— Быть может, не стоит ходить вокруг да около? Ближе к делу. Я не собираюсь в обозримом будущем уезжать отсюда и не могу это изменить. Я уже дал вам свои заверения относительно вашей племянницы, я вынужден избегать даже собственную сестру! Что еще я должен сделать?

Энтони посерьезнел.

— Мы не хотим, чтобы девочка страдала, Андерсон, нам бы это очень не понравилось.

Уоррен, однако, сделал неправильный вывод:

— Вы предлагаете мне жениться на ней?

— Избави Бог! Просто чем раньше ты уедешь, тем скорее она тебя забудет.

И тем скорее он сам сможет вытравить ее из своего сердца!

— Никто не стремится к этому сильнее меня. Энтони, помолчав немного, все же проворчал:

— Какого черта остался именно ты? Уоррен пожал плечами, затем признался:

— Этого не хотел никто, я сам вызвался.

— Почему, черт побери?