Читать книгу "Отдаленные последствия. Иракская сага - Данил Корецкий"

Санчес сидел в трясущемся грузовике мрачнее тучи, смотрел на все это и молча кипел. Он считал, что Маккойн поступает неправильно, что это ловушка, надо было схватить этих ряженых всадников, а еще лучше просто накрыть крепость огнем, пробить брешь между двумя башнями, войти туда в дыму и пламени, и тогда уже разговаривать, ведь коварные айраки понимают только язык силы…

Огромные кованые створки юго-западных ворот были гостеприимно распахнуты настежь, хотя на них также обнаружилась парочка трупов, висевших обыденно и непринужденно, точно хеллоуинские бумажные скелеты.

Механик-водитель Барт придавил педаль газа, дернул рычаги, «Абрамс» с ревом преодолел последнюю сотню метров и, оставляя позади клубы удушливого дыма, влетел в крепость, развернулся со скрежетом на правой гусенице, и замер прямо посередине просторной площади, нацелив пушку в шарахнувшуюся толпу напуганных местных жителей. Раздался стон ужаса, и странно одетые люди повалились на колени.

Но тут на площадь ворвались бронетранспортеры, «Хаммер», грузовик с солдатами и, наконец, огромный тупорылый заправщик, который с трудом прошел в ворота. Послышались свистки и крики сержантов, морпехи высыпали из машин с оружием наперевес и рассредоточились, окружив технику жестким, неприступным кольцом. Коленопреклоненная толпа с очередным стоном пала ниц.

Уборщик

Разгадка оказалась ужасна и до обидного проста: в центре площади на каменном помосте стоял огромный закопченный котел. Конечно же, медный. Под ним были разложены облитые смолой дрова и вязанки хвороста.

Вся площадь запружена людьми в странных одеждах — уборщик даже не представлял, что на свете бывает столько сумасшедших. Возможно, их собрали со всех желтых домов Европы, подумал он. Что-то вроде фестиваля. В передних рядах, на покрытых коврами креслах сидели психи в ярких одеждах, от которых в глазах рябило; у мужчин были холеные бороды, а у женщин лбы выбриты особенно тщательно и высоко. У тех и других головы окружали большие стоячие воротники. Уборщику показалось, что где-то в толпе мелькнул мясистый нос Простака и лисья мордочка Маттеуса, — тех самых типов из Котлена, которые схватили его в пещере…

Над толпой висел тяжелый запах пота, чеснока и старого пригоревшего масла, где-то тоскливо и нестройно вопили волынки. Что касается масла, то им палач смазывал внутренние стенки котла, орудуя длинной палкой с навернутой на конец паклей.

— Это чтобы ты не выскочил наружу, — словоохотливо пояснил он Клоду, когда того под улюлюканье толпы возвели на помост.

Палач был низкорослый, полный, в широком черном балахоне и такой же остроконечной маске с прорезями для глаз и рта. Из-под балахона виднелись нелепые обтягивающие ноги желтые штаны и туфли, похоже, деревянные. На шее висела толстая белая цепь с каким-то медальоном неправильной формы.

— Жар пойдет, кожа к меди пристанет, а когда такое случается, то каждый норовит снаружи оказаться. Оно и понятно… — Толстяк вздохнул и спросил вдруг: — Танцевать любишь?

Клод Фара молча смотрел на него мутными невидящими глазами. Сквозь пелену он рассмотрел, что медальон изображает пляшущие языки пламени.

— Вот сегодня натанцуешься вволю, — бурчал палач, продолжая растирать масло по стенам котла. — Ежели, конечно, обморок тебя не свалит. Только на медном костре обморока долго ждать придется, семь потов сойдет, голос семь раз сорвешь. Я-то знаю, что говорю… Я тебе что посоветую — ты двигайся больше, прыгай, скачи… Скачи, не бойся, все равно не вылетишь отсюдова, никто еще не вылетал. Тогда и нам удовольствие доставишь, и сам скорее устанешь. А там и забытье придет…

— А «золотой» костер… это что? — спросил уборщик.

Язык у него едва ворочался от ужаса.

— Обычный огонь, ничего интересного, — сказал толстяк. — Крикнут пару раз, дернутся на веревке, а потом наглотаются дыму, и дальше уже как мертвые… А ты правильно выбрал, не сомневайся. Все очень довольны. Хоть и некромант, говорят, а с пониманием…

Он отбросил палку с паклей и приставил лестницу к котлу. Двое солдат отволокли слабо сопротивляющегося уборщика к ее подножию, а на помост тем временем взошли отец Игнасий и бородач в берете. Отец Игнасий произнес короткую речь, в которой обвинил уборщика в черном колдовстве и сговоре с дьяволом и заново озвучил факт передачи нераскаявшегося грешника в руки светских властей города Женева. Затем выступил бородач, который зачитал решение магистратуры:

— …и согласно его собственной воле предать сожжению в открытой емкости, называемой также «медным костром», а оставшиеся пепел и кости выбросить на городскую свалку…

— Ну, полезай, все готово, честь по чести, — палач слегка подтолкнул его. — И прыгай повыше, прыгай…

Уборщик замотал головой, не в силах вымолвить ни слова. Палач кивнул солдатам, те схватили уборщика за руки и ноги, заволокли вверх по лестнице и просто перекинули через край котла. Он пребольно ударился спиной, но даже и сейчас, вопреки всем своим ожиданиям, не потерял сознания. Вслед за ним в котел полетели мобильник, плеер и превратившаяся в комок мятого картона пачка «Кента». Снаружи поднялся громкий ор, от которого загудели стенки котла.

Уборщик вскочил, голова поднялась над краем котла. Внизу шумно бурлила толпа, люди гроздьями облепили крыши близстоящих домов. Над крышами, в спокойной и торжественной синеве, плыли облака; на востоке, ближе к зениту, пылал еще один раскаленный котел, такой же, как и тот, в котором ему, Клоду Фара, предстоит поджариться на виду у всей этой сумасшедшей братии… Да что же это делается?! Неужели его и правда сожгут ни за что ни про что?

В дно трижды постучали — палач дал знать, что огонь разожжен. И сразу потянуло дымом. Вновь послышался голос отца Игнасия, толпа ответила на него радостным скандированием, чем-то вроде футбольной речевки. Но потом все звуки покрыл протяжный вопль, от которого мурашки пошли по коже.

— А-а-а-а!

Клод Фара не сразу понял, что кричит он сам. Кричит и подпрыгивает, будто хочет вылететь наружу и улететь на прохладное мягкое облако. Когда он остановился, чтобы перевести дыхание, в легкие хлынул горячий смрадный воздух. Он уже весь был покрыт потом, пузырящееся масло сбегало вниз по стенкам котла, воздух плыл и дрожал. У ног уборщика собралась изрядная лужа, с поверхности которой начали срываться хлопья черного дыма, а ступни, которые он то и дело попеременно поднимал, чтобы хоть немного остудить, просто горели огнем.

Он вновь стал прыгать. Ни к селу ни к городу вспомнилось холодное подземное озеро, в котором он, окоченевший, молил об адском пекле. Все мечты сбываются! Вот как! Ура! Ура! Стоит только сильно-сильно захотеть!.. Он подпрыгивал все выше, а потом поскользнулся и шлепнулся в шипящую лужу спиной. У него чуть глаза на лоб не вылезли от боли, он издал дикий вопль, а толпа снаружи взорвалась восторженным криком… И в ответ этому крику откуда-то донесся грохот и треск, словно рушится мир.

Глава 4 Морпехи в Аль-Бааре

Макфлай ошибся — добротные каменные стены не были декорацией. За ними раскинулся целый город. По одну сторону площади возвышалась мечеть, по другую — величественный белокаменный дворец, примыкающий к высокой крепостной башне. С третьей стороны, на краю площади шумел оживленный восточный базар, хотя сейчас бурлящая в торговых рядах пестрая толпа интересовалась не столько товарами, сколько страшным Железным Змеем и его слугами. За площадью начинались жилые кварталы — нагромождение тесно стоящих глинобитных домишек, напоминающих коробки из-под обуви. Между ними змеились узкие лабиринты улочек, в которых непременно заблудится любой чужеземец.