Читать книгу "За гранью - Марк Энтони"

Он шагал автоматически, не замечая ни сказочного великолепия окружающей природы, ни трепещущих в призрачном танце заиндевевших ветвей валсиндара. Мысленно он перенесся назад, в Кастл-Сити. Сейчас его, должно быть, уже хватились и разыскивают. Шериф Домингес занес его имя в список пропавших без вести, а заместитель шерифа Джейс Уиндом наверняка рыщет по городу, усердно опрашивая всех, кто может пролить свет на его таинственное исчезновение. Одно утешение: Макс, конечно, малый не слишком надежный, но за салуном присмотрит в случае чего. Трэвису вдруг мучительно захотелось снова окунуться в прокуренную атмосферу «Шахтного ствола», увидеть знакомые лица завсегдатаев, услышать неторопливый и родной голос Джека Грейстоуна. Сердце кольнуло болью невосполнимой утраты. Трэвис машинально потер ладонь правой руки и тряхнул головой, прогоняя печальные мысли.

Что-то рано он ударился в меланхолию! С другой стороны, сама атмосфера в Зимней Пуще странным образом способствовала появлению соответствующего настроения. Словно чья-то тень нависала над этим лесом без конца и края, но, не будучи его порождением, создавала ощущение не мрачной враждебности, а скорее светлой, щемящей печали, сопровождающей грустные воспоминания об утраченной былой красе. Трэвис вздохнул и прибавил шагу Всему свое время, хотя иногда и погрустить немного не мешает.

День склонялся к вечеру, и солнце уже коснулось багровым краем верхушек деревьев, когда Трэвис и Фолкен вышли на поляну. Тягостное безмолвие окутывало это место. Путники замедлили шаг и остановились. Поляна, шагов тридцати в диаметре, имела очертания правильной окружности, но на всем ее пространстве не произрастало ни единой былинки. Не было даже вездесущих мхов и лишайников.

В самом центре прогалины возвышался стоячий камень. Высеченный из какой-то темной вулканической породы, камень поднимался над землей на высоту роста взрослого мужчины и был примерно вполовину меньше по ширине. Движимый любопытством — а может, каким-то иным побуждением, — Трэвис подошел поближе. В глаза ему бросились высеченные на поверхности камня знаки — полустертые и сильно пострадавшие от разрушительного воздействия времени и стихий. Когда же он приблизился к камню вплотную, его вдруг обдало холодом — как при резком переходе из летнего зноя в густую тень. Трэвис импульсивно протянул руку и потянулся к испещренной таинственными символами грани.

— Не прикасайся к нему, друг Трэвис! — мягко, но повелительно прозвучал у него за спиной голос Фолкена.

Уайлдер застыл с вытянутой рукой. Казалось, будто камень сковал ему душу и вытеснил все мысли из головы. Невероятным усилием воли он сумел освободиться от наваждения и отдернуть ставшие вдруг непослушными пальцы. Он судорожно сглотнул, но во рту было сухо, как в пустыне.

— Что это такое, Фолкен? — хрипло прошептал Трэвис, бессознательно понизив голос.

— Это воплощение Зла, — с угрюмым видом ответил бард. Он несколько раз обошел вокруг камня, избегая, однако, подходить к нему слишком близко. — Знак давно минувшей эпохи, когда этот край был охвачен войной. Если мне не изменяет память, в те времена он назывался пилон. Я всегда считал, что эти знаки, установленные по приказу Бледного Властелина, были низвергнуты и уничтожены столетия назад. Теперь вижу, что заблуждался.

Трэвис покосился на камень. Слова барда эхом звучали у него в голове. На миг ему померещилось, что на гранях пилона засверкали тысячи алых искр — будто отблеск заката на наконечниках копий сияющего доспехами воинства, спешащего на битву с огромной затаившейся во мраке армией темных сил. Слабо, но отчетливо послышались чистые звуки боевого рога. Белое воинство перешло в наступление, все дальше врезаясь во тьму и тая в ней, как одинокий парус корабля, уходящего за ночной горизонт.

— Пойдем отсюда, — хмуро сказал Фолкен. — Скверное место. Прошли века, а почва все никак не отойдет от укоренившегося здесь некогда Зла.

Трэвис согласно кивнул, и видение тут же растаяло в морозном воздухе. Он отступил от камня всего на несколько шагов и поразился перемене. День снова засиял яркими красками, а с души словно свалился тяжелый камень. С опаской взглянув на пилон в последний раз, он повернулся и поспешно бросился догонять ушедшего вперед барда. Если раньше тот шел в быстром, но приемлемом темпе, то теперь в него будто черти вселились. Трэвису несколько раз пришлось переходить на рысь, чтобы держаться вровень. Но он не жаловался, и вскоре поляна с пилоном осталась далеко позади.

Еще три дня они продвигались к югу. Трэвис все реже задумывался о возвращении домой — к концу дневного перехода у него обычно не оставалось на это ни сил, ни желания. Они вставали с рассветом и шли без остановки до самого вечера, когда на Зимнюю Пущу опустились быстро сгущающиеся сумерки. Скудный рацион путников состоял главным образом из мэддока и жидкой похлебки. Фолкен варил ее из каких-то пряных сушеных трав и отшельничьего корня — мясистого белого корешка невзрачного с виду растения, которое он как-то умудрялся находить в самых неожиданных местах. Он вдруг останавливался, опускался на колени, доставал нож и принимался ковырять мерзлую почву, неизменно извлекая оттуда желанную добычу. Трэвис не рискнул бы назвать кулинарные изыски барда особо питательными, но похлебка все же частично утоляла голод и придавала достаточно сил, чтобы выдержать очередной переход. К концу пятого дня их совместного путешествия деревья вдруг начали редеть, и вскоре оба путника очутились на опушке леса. Перед ними во все стороны простиралась обширная равнина. Выйдя из пущи, Трэвис сразу ощутил освобождение от гнетущего безмолвия, все эти дни давившего на него. Даже воздух как будто потеплел, хотя по-прежнему оставался сухим и морозным.

— Тень Фол Трендура не проникает дальше границ Зимней Пущи, — пояснил Фолкен в ответ на недоуменный взгляд спутника. — Мы освободились от ее влияния, друг Трэвис. Зима приходит рано в покинутый нами край и длится долго, но во владениях Семи доминионов еще стоит золотая осень, и чем ближе мы продвинемся на юг, тем мягче тебе покажется здешний климат.

Трэвис оглянулся через плечо и впервые за все время путешествия не различил за спиной зловещей темной гряды на горизонте. Но к югу и востоку равнина поднималась, постепенно переходя в другую горную цепь — не столь высокую и грозную, но все же увенчанную множеством остроконечных пиков, покрытых вечными снегами. Эта горная страна, по словам барда, носила название Фол Эренн, или Рассветные горы.

— А в том направлении лежит Кельсиор, — указал рукой Фолкен.

И они снова отправились в путь, оставив позади окутанную неизбывной печалью Зимнюю Пущу с ее вечным безмолвием и трепещущими на ветру валсиндарами.

25

Пару дней спустя они выбрались на древнюю мощеную дорогу. — Это тракт Королевы, — сообщил Фолкен, когда оба путника вскарабкались по заросшему пожухшей травой крутому откосу и ступили на широкую дорожную полосу. — Название сохранилось до сего дня, хотя немногие из тех, кто им пользуется, осведомлены о корнях его происхождения.

Трэвис с наслаждением развалился на травке у обочины. Бард, помедлив, пристроился рядом. Дорога уходила за горизонт в обоих направлениях и была вымощена брусчаткой. Многие камни потрескались под разрушительным влиянием воды, ветра и льда и стерлись под ногами бесчисленных толп ступавших по ним людей. Ветер колыхал пучки жесткой сухой травы, пробивающейся меж ними. Но и столетия спустя тракт все еще оставался вполне пригодным для путников. Другим его несомненным достоинством было то, что он пересекал равнину строго по прямой, не отклоняясь от нее ни на градус.