Читать книгу "Приют Грез - Эрих Мария Ремарк"

Эрнст слушал и не верил своим ушам. В сердце его робко просачивалась надежда. Полно, да Элизабет ли это?

- Кем ты… стала? - выдавил он.

А Элизабет продолжала:

- Прибыла урна с прахом нашего любимого Учителя. Пусть она постоит три дня, окруженная розами в Приюте Грез, а потом мы похороним ее в саду, где цветут розы, гвоздики и маки, которые он так любил.

И Элизабет осторожно поставила урну между розами.

Эрнст сказал:

- Не может такой небольшой сосуд вместить в себя этого человека. Фриц, дорогой, где ты?

Держа урну в руке, он прислушался. И услышал тихий шелест: то пепел пересыпался внутри урны. Эрнст решил, что Фриц умер и воскрес. От этого открытия он совсем лишился сил и расплакался при всех - впервые со дня смерти Фрица. Слезы лились рекой, то были слезы облегчения.

Потом Эрнст поставил на стол последние бутылки красного вина и принес шесть бокалов.

- Шесть, - заметил он сквозь слезы, разливая вино по бокалам. - Один -для портрета его любимой и один -для него самого…

Потом Эрнст взял автопортрет Фрица и повесил его на то место, где раньше висел портрет Лу.

- Таково время, - произнес он, грустно улыбнувшись. - Красивый оригинал скончался, и любовь, тосковавшая по нему, умолкла. Новая любовь взывает к новому портрету. Вскоре умолкнет и эта тоска, и от нас самих ничего на этой земле не останется, кроме памяти в каком-то сердце, сильно любившем нас. Жизнь утекает сквозь пальцы. Когда твое самое дорогое сокровище у тебя в руках, ты этого не осознаешь - и понимаешь лишь тогда, когда оно ускользнет. Тогда настает время жалеть себя и жаловаться на судьбу. Давайте возьмем свою молодость в собственные руки и поднимем ее как можно выше к свету. Да, Элизабет права - его заветы живут в нас. И в память о нем мы должны не жаловаться, а жить так, как жил он. Давайте выпьем последний бокал в память о прекрасном портрете и - молча, но со слезами - еще один в память о нем и о нашей клятве.

Торжественно зазвенели сдвинутые бокалы.

Эрнст дрожащими руками зажег свечи перед автопортретом покойного. Пламя свечей, как всегда, колыхалось и

трепетало, и казалось, будто картина живая - карие глаза светились, а уста ласково улыбались.

Сумерки сгустились. Все было, как раньше, - только Его не было с ними. Несмотря на благие намерения, все вновь расплакались.

Весна, до которой так хотелось дожить Фрицу, наступила во всем своем великолепии. Зяблики запивались, жаворонки ликовали, деревья шумели кронами, ветер приносил весенние ароматы.

Близилось лето.

Эрнст ничего этого не слышал и не воспринимал. Он сидел в Приюте Грез и писал. Весны он вообще не заметил, а наступление ночи ощущал лишь из-за того, что не мог больше писать. Он трудился над большим произведением в память о Фрице. Когда нотное перо падало из пальцев и Эрнст устало откидывался на спинку кресла, перед его внутренним взором, словно заблудшее привидение, проходила вся его жизнь. Он растерял все, осталась лишь спокойная любовь к Элизабет. Теперь он уже не понимал, как мог хотя бы минуту думать о Ланне. Элизабет он уже давно не видел.

Наконец Эрнст вчерне закончил свой труд. В тот день, когда он отложил в сторону перо, пришло письмо от Бонна, директора Музыкального театра, в котором тот предлагал Эрнсту место капельмейстера в Мюнхене на весьма благоприятных условиях. Эрнст отложил письмо в сторону. После только что законченного труда ему показалось тесно в четырех стенах. Он вышел из дома и только тут заметил, что на дворе лето.

Эрнст направился к городскому валу, бродил там среди деревьев и удивлялся, как свободно и легко вновь бьется его сердце после многих недель напряженного труда.

И вдруг увидел Элизабет. Он поспешил ей навстречу и сказал почти в своей прежней манере:

- Пойдем, Элизабет, я закончил одну прекрасную вещь, пошли скорее!

Она в изумлении уставилась на него. Прежний Эрнст вновь проступал наружу, хотя был тише и немного сдержаннее, чем раньше.

- Пойдем в Приют Грез!

По дороге Эрнст рассказал о своем произведении.

- Это не реквием, Элизабет. Скорее это можно было бы назвать музыкальной пьесой для сцены.

Они поднялись по лестнице в мастерскую. Эрнст торопливо вынул из ящика нотные листы и поставил их на пюпитр рояля.

- Недавно судебная инстанция прислала мне завещание Фрица. Текст его предельно краток: «Все, что я имею, принадлежит моему другу Эрнсту Винтеру». Значит, мы можем пользоваться Приютом Грез еще полгода. Вот это - ноты для певицы. В целом текст состоит из стихотворений Фрица и других авторов. Имеется, конечно, партитура для оркестра, а также партии солистов и хора. Сцена изображает аллегории жизни. Первая тема называется так: «Розы - цветы его любви». В зрительном зале темно, как при обычном спектакле. Оркестр очень тихо исполняет увертюру. Серебряная флейта доминирует над рокотанием септаккорда в соль-бемоль мажор. Медленными терциями мелодия флейты опадает, словно мелкие брызги фонтана, и над бормотанием хора взвивается ввысь страстная партия альта: «Розы - цветы его любви».

Эрнст играл и одновременно комментировал:

- Занавес поднимается. В голубых сумерках стоит женщина, склонившаяся над мраморной урной, усыпанной розами. Мало-помалу светлеет. Занавес падает. Это все прелюдия. Оркестр вступает полнозвучно, длинными аккордами. Между аккордами то и дело звучит арфа в тональности бемоль мажор. Скрипка взвивается ввысь на дрожащих от радости нотах. Поднимается занавес. Восход солнца торе. У самой кромки - силуэт мужчины в черном. Он протягивает руки навстречу светилу. Солист исполняет гимн солнцу. Вторая картина: «Творчество». Оркесто залаА.тон, вступает мужской голос, женский радостно вьется вокруг него, подключаются другие голоса, и в завершение мощный хор исполняет гимн творчеству. Картина третья. Каменная стена в лунном свете. Над ней - две сплетенные руки. Фаготы играют любовную тоску. Низкий бас нависает и парит над гулкими переходами рыдающего оркестра. Мелодия безутешного отчаяния глухо жалуется и умолкает. Аромат сирени в лунную ночь. Серебристый свет и трогательные голоса скрипок. В тени сиреневого куста на коленях перед женщиной стоит мужчина. Скрипки поют о любви, их мелодия нарастает, общее ликование - и вдруг мрачный мотив виолончели, заглушающий чарующие мечты. Опять нарастание - торжество - свет и благость. Мужчина стоит во весь рост, женщина прильнула к его плечу. Мерцающий свет, пылкое блаженство, оглушительно гремит гимн любви… Самоотречение. За столом сидит мужчина, подперев руками взлохмаченную голову. Глухо рокочет оркестр. Беспорядочные, режущие слух диссонансы врываются в зал. Мужчина приподнимает голову - мимо быстро проносится короткий блаженный сон, - потом вновь понуро опускает ее. Плач. Внезапно все смолкает… Новая картина. Голубые сумерки. Снежные вершины гор. На переднем плане - урна. Дивная оркестровая пауза, прерываемая длинными грустными аккордами. Медленно загораются звезды. Смелый хроматизм мелодий. Вершины гор начинают сверкать. Мало-помалу становится различим первый план. На земле лежит мужчина. Слегка приподнимается, прислушиваясь. Голубой легкий полог распахивается, пропуская вперед дивную красавицу. Сумерки становятся более серебристыми, музыка - более звучной и громкой. Озаренный серебристым сиянием, мужчина встает во весь рост. Чувство облегчения отражается на его челе. Он опускается на колени. Чудо-красавица склоняется над ним. На сцене все в серебре и в светлых тонах. Человечество… Сцена темнеет. Тихая мелодия песни: «Моя весна - в тебе вся жизнь». Чудо красавица подходит к урне и кладет на нее розы. Занавес падает. Оркестр затихает под благостные звуки арфы…