Читать книгу "Ошибка "2012". Новая игра - Феликс Разумовский"

Неинтересных тем в действительности не бывает. Куда ни ткни, обнаружишь массу занятного. И в особенности там, где, по общему убеждению, «давно всё известно». Краев мог бы порассказать ещё многое и про Хорста Весселя, и не только, но сейчас его мысли были заняты иным. Он ел и разговаривал на автопилоте, пребывая очень далеко — в своей книге, сюжет которой претерпевал удивительные метаморфозы. Какие макароны, какое что!.. Перед глазами Краева проносились столетия, рушились империи, вставали города…

— Нет уж, на фиг, на фиг, хватит с нас фашистов, — закрыл тему Кондратий Приблуда. — Ну их. По мне, лучше уж иудеи. Бернес с Утёсовым — чем плохо?

И, отдавая дань любимым иудеям нашей сцены, он хриплым басом затянул песню, которую в старом кинофильме поёт, как ни странно, вредитель:

Там, на шахте угольной,

паренька приметши,

руку дружбы подали,

повели с собой…

Вот уж чего он вряд ли ждал, так это поддержки со стороны леса:

Девушки пригожие

тихой песней встретили,

и в забой направился

парень молодой.[116]

Поначалу Приблуда едва не принял отклик за эхо, но оглянулся и понял свою ошибку. К лагерю из-за деревьев вышли трое россиян. Двое на манер носилок несли нечто массивное и угловатое. Третий индивидуум красовался в лихо заломленном на ухо щегольском картузе. А также — в нательном ватнике, надраенных прохарях и тщательно отглаженных милицейских брюках. Лик его был светел, пытливый взгляд исполнен мира, сострадания, понимания. Библейский апостол, явившийся в комариное Нечерноземье проповедовать непротивление и любовь. И, как положено апостолу, обзаведшийся спутниками с самого дна жизни — грязными, небритыми, определённо смахивавшими на бомжей.

Пели, правда, они знатно. Аки эдемские соловьи.

— Приятного аппетита и достойного пищеварения, — чинно приблизился проповедник. Вежливо снял картуз, с чувством шаркнул ножкой. — А также качественного усвоения. Олегу свет Петровичу сугубое пожелание здравия…

И развеялся имидж апостола, сменившись личиной шута горохового, скомороха. Однако Мгиви почему-то приумолк, Бьянка напряжённо выпрямила спину, и только обрадованная Варенцова выскочила навстречу из кухни.

— Никитушка, привет, дорогой! Как раз вовремя, к ужину. Ну что, — глянула она в сторону его приятелей-бомжей, — макароны будете? По-флотски? Можно даже и водочки, по капельке…

Радовалась она, как девчонка, прямо-таки светясь искренним гостеприимством. Хороший человек пришёл. То ли вещий, то ли блаженный, от чёрта или от Бога, не важно, главное — человек хороший…

— Спасибо тебе, милая, спасибо, — тоже расцвёл в улыбке Никита. — Только мы, вообще-то, мимо двигаем, в гости, а к вам так, на минутку. Не то чтобы с чем приятным, но с важным и наглядным зато. У вас ведь как говорят: предупреждён — значит вооружён? Ну так давай, милая, вооружайся. Эй, Гавря, Геныч, — повернулся он к неофитам, — кантуйте его, родимого. Вот сюда, к берёзе.

Сказано — сделано. «Носилки» обернулись массивным стеклянно-деревянным щитом на двух железных ножках и с надписью красными буквами: «Внимание: розыск». О, это был настоящий шедевр. Дюймовые доски, сорок пятый уголок, толстенное, поди разбей, витринное стекло…

Только инженерные достоинства щита так и остались неоценёнными. Просто потому, что под стеклом красовались всё знакомые лица. Гражданин Африки (так и написали!) Бурум. Инженер-террорист Песцов. Герпетолог Нигматуллин…

…И Оксана Викторовна Варенец. Разыскиваемая, по милицейской версии, за совращение малолетних. Правда, Оксана на портрете совсем не выглядела гнусной растлительницей. Фотография скорее годилась на доску почёта. Оксана на ней была строгой, какой-то очень правильной, достойной и гордой. И… лет на пятнадцать моложе теперешней.

— Отличная стрижка, — первым подал голос Краев. — Очень к лицу…

— И ракурс совсем неплох, — поддержала Бьянка. — Жаль, не цветная. У них что там, принтера нет?

— Классно нарисовано, — одобрил Приблуда, взглянул уважительно на живую Варенцову и с долей ностальгии — на Фраермана. — А помнишь, па… тьфу, Матвей Иосифович, как нас рисовали? Эх, было времечко…

«Сколько же мне здесь лет?.. — Варенцова подошла поближе, прищурилась, покусала губу. — Господи… целая жизнь прошла…»

И вдруг почувствовала, как вскипают и жгут глаза нежданные слёзы. Вот именно — целая жизнь. Там, в том невозвратном времени, заливалась колокольчиком Сашка, которую высоко над головой подбрасывал Глеб…

Хотите верьте, хотите нет, ей внезапно померещился знакомый детский смех. Совсем рядом. Стоит лишь протянуть руку… Сделать шаг сквозь туман…

— Спасибо, Никитушка, за весть, — выговорила она вслух. — Может, всё-таки водочки? Ну, хоть на посошок?

— Водочки?.. — отозвался тот, кого Никита называл Гаврей. Очень по-собачьи принюхался, сплюнул и с отвращением изрёк: — Так у вас же «Кристалл», да ещё на ёлке настоянный. Не, мы такое, извините, не пьём. Отрава. То ли дело у нас Клавка двойным гоном гонит… Мы затем туда антифризу в плепорцию — и всё, бальзам, хаома,[117]божественный нектар. А впрочем, извиняемся, как говорится, на вкус и на цвет…

«Вот это да, — изумилась Оксана. — Интересно, как он учуял „Кристалл“, находящийся в герметически закрытом молочном бидоне? Да ещё и затопленный на всякий случай в речке?..»

— Да, каждому своё, — поддержал попутчика Никита. Почему-то тяжело вздохнул и принялся прощаться. — Ну, спасибо этому дому, пошли к другому. Всем счастливо оставаться, Олегу свет Петровичу отдельный волнительный поклон…

И троица быстренько удалилась, уже без песен, только кусты махнули ветками вслед.

— Ну, кому добавки? — нарушила паузу Варенцова и сделала жест поварёшкой. — Фаршу у нас ещё завались!

Несмотря на скверные вести, в душе у неё воцарилось некое странное спокойствие, имя которому было определённость. Так всегда, когда кончается неизвестность и ты вот-вот вступишь в драку. В драку, финал которой зависит в основном от тебя. Ну и, конечно, от обстоятельств. От его величества случая, чёрт бы его подрал.

— Не, я пас. — Приблуда поднялся и неспешно, со вкусом закурил. — Благодарствую, хозяйка. Сыт.

— Мерси. — Мгиви подошёл к берёзе, попробовал приподнять щит. — Ого! Вот оно, тяжёлое бремя популярности… Сергей, сделай милость, подсоби, а то не дай Бог дети увидят. Тоже захотят на эту доску почёта…

Вдвоём с Песцовым они поволокли щит прочь. Бьянка допила квас, сполоснула кружку и вдруг взяла Оксану под ручку.

— Спасибо, мать, этой пасты я тебе век не забуду… Такой меня не кормили даже на Сицилии. Может, оторвёшься от своих котлов на пару минут? Я хочу тебе что-то показать. Думаю, тебе понравится.