Читать книгу "Золотой вепрь - Владислав Русанов"

Меж тем мука усиливалась. Теперь уже казалось, что кости сами собой покидают тело, выползают, разрывая мышцы и сухожилия.

Чтобы не сойти с ума, Антоло попытался думать о чем-то отвлеченном, рассчитывать в уме дома знаков и время прохождения через них небесных светил. Цифры прыгали, плясали, водили хороводы и играли в чехарду, но в руки не давались. Тогда он хотел сосчитать количество каменных блоков в стене, но из-за темноты не смог рассмотреть даже нижний ряд.

Из последних сил сопротивляясь накатывающемуся безумию, табалец на краткие промежутки впадал в грезы, неуверенно балансируя на грани яви и бреда.

В одном из таких видений он словно парил в воздухе на высоте птичьего полета, наблюдая стремительную атаку рассыпанного строя кентавров на ровные линии ощетинившейся пиками пехоты. В другом – великана (настоящего великана из Гронда, с белыми волосами, собранными в длинный хвост), несущего на плече бревно. В третьем сне блики пламени играли на морде и боках горбатого, клыкастого вепря… Почему? Да потому, что дикий кабан был отлит из чистого золота. Это парень знал совершенно точно, будто кто-то на ухо шепнул. Остальные картины смазались и смешались: атаки и отступления, осады и форсирование рек, сваленные кучами вдоль дорог трупы и шитые драгоценной нитью знамена победоносных армий…

Антоло не пытался запомнить, понимая, что это лишь бред, игра измученного болью разума. Постепенно он утратил ощущение окружающего мира и впал в забытье.

Поздний осенний рассвет вступил в свои права.

В блеклом небе над Медренским холмом мчались грязно-серые облака. Цеплялись косматым подбрюшьем за древки знамен, черные полотнища которых украшали серебряные медведи с графской короной в лапах.

– Хороший ветер, – мрачно изрекла Пустельга, поправляя удерживающую волосы повязку. – Эх, под парусом бы…

Кир с любопытством глянул на нее. Ставшие уже привычными, как старые добрые друзья, наемники не часто баловали его вот такими неожиданностями. На морячку Пустельга не похожа – да и во флоте Сасандры не привечали женщин на корабле. Может, она родом из провинции, имеющей выход к морю? На каматийку не похожа. Значит, Арун либо Уннара.

– Эх, не мог генерал… энтого… повременить денек-другой… – вздохнул Почечуй, оглаживая шестопер, висящий на поясе в ременной петле. – Глядишь, жемля… энтого… подшохла бы.

– Станет генерал тебя, старого, дожидаться! – гулко хохотнул Бучило.

– Ражве… энтого… во мне дело? – округлил глаза Почечуй.

– Само собой, не в тебе, – веско проговорил Мудрец. Он стоял чуть ссутулившись, уложив длинный меч на плечи, словно коромысло. – Забыл, что твой товарищ в плену? Ты будешь дожидаться, чтобы посуху в атаку пойти, а ему там, может быть, пальцы по одному клещами откусывают.

– Студент, что ли? – ляпнул пучеглазый Клоп. – Какой он свой? В банде-то всего ничего…

И тут же схлопотал подзатыльник от Почечуя.

– Шам-то ты давно… энтого… у наш в отряде?

– Братство наемных воинов крепче кровного, – назидательно проговорил уже вполне выздоровевший, но все еще бледный Ормо Коготок. – «Уложение Альберигго» читать надо.

– Так он, поди, неграмотный, – подмигнул Бучило.

– Кто? Я? – задохнулся от возмущения Клоп.

– Тогда… энтого… жа яжиком шледи, – подвел итог воспитательной беседы коморник. – Не шопляк ведь, а рашшуждаешь… энтого…

Кирсьен слушал их перебранку краем уха, неотрывно наблюдая за одноруким кондотьером. Кулак в свою очередь внимательно следил за перемещением сасандрийских войск, начавших в это утро штурм Медрена.

Пятая пехотная «Непобедимая» армия сжала тиски вокруг непокорного города. Генерал Риттельн дель Овилл решился на приступ, который обещал быть успешным при почти шестикратном превосходстве в силе. Нынешней ночью четвертый пехотный полк под командованием господина т’Арриго делла Куррадо перебросили на плотах и надутых бурдюках через Ивицу. Сегодня им предстоит плыть обратно, но уже не выше по течению, а к скалистому подножью холма, сбегающему от стен Медрена к воде. Мудрец назвал их смертниками. Не важно, что частокол, защищающий город со стороны Ивицы, ниже и подновлялся заметно реже. Важно, что для лучников и арбалетчиков медленно преодолевающие стремнину солдаты будут отличной мишенью. А уж сбросить камень на голову усталому, вымокшему вояке, карабкающемуся по крутому склону, способен не только любой ополченец, но и каждая старуха Медрена.

По замыслу дель Овилла, когда медренцы окончательно уверуют в атаку с берега, на приступ пойдет второй пехотный полк господина полковника Верго дель Паццо, усиленный бандами Меуччо-Щеголька и Роллона-Желвака. Двигаясь в составе ротных колонн они должны будут подобраться к валу, забросать ров заранее заготовленными вязанками хвороста, приставить лестницы и обрушиться всей мощью на защитников крепости. При этом к единственным воротам подтянут недавно сделанный таран, сюда же стянут две роты арбалетчиков из третьего пехотного полка господина Джанотто делла Нутто, напыщенного и самодовольного хлыща.

Остальные роты третьего полка генерал оставил в резерве – прикрывать обоз и в случае чего защитить тыл атакующих. Он может быть брошен в бой только в том случае, если чаша весов, определяющих воинский успех сражения, зависнет – ни туда ни сюда.

Ветер шевелил отросшую за время войны бороду Кулака. Как пояснил Киру Мудрец, это одно из суеверий кондотьера. Во время военных действий бороду он не подстригал и даже не подравнивал. Внешне предводитель наемников казался невозмутимым. Он умел сохранять спокойствие (показное, по крайней мере) в самых опасных передрягах. Тьялец видел его потерявшим рассудок от ярости всего один раз – во время допроса у ландграфа Медренского. И вот теперь вновь предстоял визит к его светлости, и вежливостью или доброй волей от будущей встречи и не пахло.

Когда вчерашним утром Кир выбрался к лагерю банды, волоча на плече истекающую кровью Торку, в ставке генерала дель Овилла уже было принято решение о штурме, определена диспозиция, произведен расчет времени и согласовано взаимодействие между отдельными воинскими подразделениями. Кулак выслушал молодого человека не проронив ни слова. Задумался, сжав по обыкновению бороду в горсти. Потом о чем-то коротко посовещался с Ормо, Мудрецом и Пустельгой и ушел.

Вернувшись, кондотьер объявил перед строем наемников, что на долю их банды выпала особая, наиболее ответственная задача – пробраться через потайной ход в осажденный город, с боем (лучше, конечно, без боя, но это уж как получится…) прорваться в особняк ландграфа и пленить его. Само собой, вся банда – больше ста человек – не годилась для секретного прорыва, нужно было отобрать двадцать лучших. Хорошо бы – добровольцев.

Желающих нашлось много. Поэтому кондотьер и его лейтенанты устроили самый строгий отбор. Взяли всех, кто ходил к замку ландграфа, – Мудреца и Белого, Пустельгу и Кира, Бучило и Клопа. Хотели уговорить остаться в лагере старого Почечуя, но дед так расшумелся, что кондотьер махнул рукой – пускай тоже идет, а если что случится, сам виноват. Из остававшихся с Коготком взяли Лопату и Кольцо, встречавших отряд, широкоплечего барнца по кличке Комель, мьельца Витторино, вельзийца Куста, а с ними еще полдюжины бойцов. Ну, и самого Ормо, конечно, куда же без лейтенанта?