Читать книгу "Предначертание - Вадим Давыдов"

— Ну, и как же вы тут без меня жили? Скучали – это вижу. А вообще?

— А вообще-то – вообще ничего, Яшенька, — заторопилась вахтёрша. — Вообще – как-то ничего оно так, с Божьей помощью. Вот, на вахте теперь я. Жильцы у нас тут новые, много. Разменялись вот, съехались. Серьёзные жильцы, такие-то. И следователь тот бывший, что Оленьку-то Ильиничну… И другие его… Вот. Так что – ничего. Они – люди серьёзные, уважительные, в обиду не дают хозяйство – молодцы. Конечно, Николай-то Петрович, — женщина опять всхлипнула. — Он-то – им до него куда же…

— Дома Городецкий? — спросил Гурьев, наклонив набок голову. — Давно приехал?

— Дома, дома Лексан Лександрыч, — кивнула вахтёрша. — А приехал недавно, часа два, может, как приехал. Они ж всё по ночам сидят, по ночам, ровно вурдалаки какие, прости, Господи… По ночам сидят, а днём спать домой едут… Что за жизнь-то это такая, Яшенька… Разве ж можно это так, а?

— Нет, — покачал головой Гурьев. — Нет. Нельзя. Ни в коем случае. Ночью надо спать. А работать – днём. По ночам только нечисть всякая суетится. Ничего, тёть Зин. Мы разберёмся.

— Вот, — закивала вахтёрша. — Вот. Я же и говорю. Приехал же. Слава тебе, Господи…

— Ну, звоните ему.

— Да как же… Устал ведь он… Может, чайку-то пока выпьешь? Пускай поспит, Лексан Лександрыч-то. Хороший он человек, жалко-то ведь его… Устал ведь, всю ночь, поди, с вурдалаками-то этими… А сегодня выходной-то, слава Богу… Или нет? Ой, запуталась я совсем, с шестидневками этими, пятидневками, кто ж их разберёт-то, Яшенька, — поди, сами давно запутались-то… Ох, грехи, грехи наши тяжкие… Чайку-то попьёшь, Яшенька? Я свежий сейчас заварю. Чай, конечно, не тот, что в прежние-то времена, но чай, слава тебе, Господи…

— В другой раз, тёть Зин. Некогда сейчас. Нужно мне с ним поговорить. А отдохнём мы все как-нибудь в другой раз.

Городецкий через секунду после звонка ссыпался по лестнице вниз, только что не в подштанниках. Они обнялись. Заспанный Варяг хлопнул Гурьева по спине:

— Чёрт полосатый! Хоть бы телеграмму дал, я бы тебя встретил! Ну, давай ко мне, наверх! Зинаида Гавриловна, чаю нам, чаю!

— А что, — спросил Гурьев, когда они поднимались по лестнице на второй этаж, — кроме Зинаиды Гавриловны, и чаю некому товарищу Городецкому подать?

— Намекаешь, что жениться бы мне?

— Ну, вроде того.

— В другой жизни, Гур. В другой жизни. Так у вас говорят, у буддистов?

— Да, буддисты некоторые всерьёз в эту чепуху верят. Представляешь? — Гурьев недоумённо вздохнул. — А как тебе в голову пришла идея такая – в мой дом перебраться?

— Твой дом, Гур – это целый мир. Здесь дух твоего Мишимы до сих пор живёт. Уж не знаю, веришь ты в такие штуки или нет – но вот чувствую я его, и всё. Тебе же Гавриловна уже всё выложила: я сюда многих из наших перетащил – почти весь отдел, и даже из новеньких – двоих. Наши люди. В общем, сам увидишь!

— Увижу, увижу, — улыбаясь, подтвердил Гурьев. — У меня такое чувство, что ты рад моему приезду. Тебе за сэнсэя здорово досталось тогда?

— Ничего мне не досталось, — потемнел лицом Городецкий. — По сравнению с тем, что досталось тебе, Гур – семечки.

— Да перестань. Всё, как ты выражаешься, в цвет.

— Смотри-ка, запомнил.

— А я ничего не забываю.

— И это я помню. Проходи, — Городецкий распахнул перед ним дверь.

Войдя, Гурьев огляделся и, притронувшись пальцем к губам, показал на стены, потом на потолок. Городецкий пожал плечами:

— Чисто. Ручаюсь. Такие чудеса даже наверх ещё не дошли.

— Ой ли?

— Гарантия.

— Полной гарантии не даёт даже страховой полис.

— Ты банкир, — Городецкий поиграл бровями. — Тебе лучше знать.

— Машина?

— Те же, и ваших нет.

— Ну, смотри, Варяг. Ты бывший сыщик – знаешь, что случается, когда не обращают внимания на мелочи.

— Бывших сыщиков не бывает, Гур.

— Я это тоже запомню.

Гурьев прошёл по коридору, заглянул во все комнаты:

— Неплохо ты устроился, Варяг. Прямо барские апартаменты. В такие и жену не грех привести.

— Чего ты завёлся?!

— У кого что болит, знаешь ли.

— А-а-а… Ясно.

— Ничего тебе не ясно пока, но это и хорошо. А соседей куда подевал?

— Побегал бы с моё с обменами да переездами – не спрашивал бы.

— Ну, за что боролись, на то и напоролись.

Раздался стук в дверь – соседка явилась с чаем, расставила всё споро на кухне:

— Кушайте, деточки, кушайте. Господи, хорошо-то как… вы, Лексан Лександрыч, посуду-то не трогайте, я потом постучусь, да сама помою…

— Спасибо, тёть Зин.

Гурьев, рассматривая пьющего чай Городецкого, покачал головой осуждающе:

— Не нравишься ты мне, Варяг. Ох, не нравишься. Морда серая, плечи висят, спорт, похоже, совсем забросил. Работаешь, как шахтёр в забое. Ни света, ни воздуха. Не дело это, Варяг. Не дело. Давай-ка, заканчивай чаёвничать, приляг, я тебя поколю немножко. А потом – поедем, побеседуем. О том, о сём, о всяком-разном.

— Куда поедем?

— Есть куда. Не тут же разговаривать.

— Да, — Городецкий вздохнул, посмотрел на Гурьева с некоторым подобием зависти и восхищения. — Нет, ну, это же надо. А ты – прямо цветёшь. Глаз не оторвать.

— Ладно, ладно. Я тебя и так бескорыстно люблю, ты знаешь. Раздевайся.

— Совсем? — ухмыльнулся Городецкий.

— Трусы оставь, — вернул ухмылку Гурьев. — Хозяйство твоё лицезреть мне без надобности. Да и скукожилось там всё, высохло, поди, под суровым взглядом партийных комиссий по чистке и стирке.

— Сукин ты сын, Гур.

— Это есть, ты прав. Что есть – то есть. Ложись, говорю.

* * *

— Ну, как? Полегче? — спросил Гурьев, сняв иголки и протерев спиртом места уколов.

— Оказывается, дикобразом быть не так уж и плохо, — проворчал Городецкий, усаживаясь на диване и поводя осторожно плечами. Он действительно немного оброс жирком, хотя Гурьев ожидал гораздо худшего. — Поехали, мне ещё на работу сегодня.

— А разве сегодня не выходной? — удивился Гурьев. — Вроде я всё правильно рассчитал, нет?

— Тьфу…

— Заработался. Ну, тем более поехали. Развеешься.

Снег ещё не ложился, и было на редкость неуютно, промозгло. Городецкий поёжился, садясь в автомобиль, и сразу же, как только машина завелась, включил печку на полную мощность:

— Куда едем?

— К Брюсу.