Читать книгу "Врата Валгаллы - Наталия Ипатова"

Двадцать тысяч человек. Несколько лет работы орбитальной верфи. Чудо инженерной мысли. Любимая военная игрушка Зиглинды. Всего несколько минут.

— Свяжитесь с «Гери», — сказал он. — Мы уходим на планетарную орбиту. Передайте эскорту соответствующие распоряжения.

— Вице-адмирал… съер… Мы оставляем колонии пяти планет внешнего кольца?

— Не более чем чуть обжитые источники сырья! Мы потеряем оба авианосца, если пробудем здесь еще хотя бы сутки. Мы потеряем Зиглинду, если потеряем хотя бы еще один АВ! Командирам крейсеров в случае потери управления и угрозы неконтролируемого падения на планету приказываю эвакуировать экипаж и активировать самоликвидацию. Мы не можем стать угрозой для своей планеты. Тремонт! Где вы? Скажите пилотам: на время перебазирования «Фреки» устанавливается стандартный режим патрулирования. Ваши парни могут поспать.

* * *

Проснулся среди ночи, будто ударенный кулаком снизу. Так, бывало, доставалось Магне, когда его заливистый храп не давал спать всей эскадрилье. Уставился в темноту кубрика воспаленными глазами. Ничего перед собой не видя, или видя — не то.

Она только что была здесь. Он ощущал ее губами, руками, всем пылающим телом. Цепочку острых позвонков под пальцами, влажную, туго натянутую кожу на скулах — признавалась, что «плачет» и от радости тоже, скользящую ласку прохладных пальцев на своих плечах. Два розовых кружка на бледной коже, от одного созерцания которых можно впасть в продолжительный транс. Можно было бы, будь у нас лишнее время и поменьше огня у обоих. Встречный порыв желания, как минимум, равен его собственному. А так — чего на них смотреть, когда можно целовать? Можно… провести губами по всему рельефу подставленной шеи, сжать бедра, ощутить под собой упругий трепетный животик и поймать ртом у рта только еще зарождающийся стон.

А дальше все физиологично, аж до хромосом, и почти жестоко. Да что там — почти. Кажется, он не был тем любовником, о каком грезит женщина. Разве что… разве что она могла понять. От этой мысли стало совсем худо, аж внутренности скрутило. Извольте признать, это был только сон. В медпункт, что ли, обратиться, за понижением… эээ… фона?

Рубен спихнул кота и сел, но Тринадцатый не обиделся. Тишина давила на уши, будто и не спали по соседству одиннадцать Шельм, и его охватило ощущение непреодолимой жути. Словно бы он был один среди всех. Другого рода. Человек среди вещей, а может, шут его знает, наоборот?

Стараясь не шуметь, он нашарил ботинки, обулся и встал, привыкая в темноте к чувству собственного тела. Потом ощупью пробрался на выход, благо — недалеко, и потащился в умывалку так, словно на плечах у него лежало как минимум два «жэ».

Бесова выдумка этот секс.

Вода на затылок из-под крана показалась недостаточно холодной. Глаза, когда он рассмотрел их, наклонившись к зеркалу — все в красных прожилках. За «ночь» проклюнулась черная щетина. Натали нравилось, когда он был выбрит «в шелк», чтоб дыхание соскальзывало.

"Это все, — внезапно отчетливо понял он, — не имеет значения. Все, что «потом» — не осуществится. Ибо я не вижу, каким образом это может кончиться хорошо.

Я, — осознал он, — не владею собой!"

Здравствуй, истерика.

— Даже пар пошел, — услышал он. — Командир. Съер?

Он был тут не один, оказывается. И не заметил. Вале, когда молчит, заметить нелегко, а рот тот открывает редко. Вот это подгадал, так подгадал. Скажем прямо — не лучший ракурс для командира.

— Все еще казните себя из-за Улле?

— Это тоже, — буркнул Рубен. — Что, так заметно?

Ведомый кивнул.

— И еще народ полагает, что она, верно, диво как хороша.

Рубен поперхнулся и закашлялся. Ты, кукла дьявола! Комэску башню сносит, а Шельмам — забава?

— Треплетесь?

— Само собой, командир.

Ну что ж, если ты расположен разговаривать, у меня тоже есть моральное право…

— Хорошо. Я знаю, откуда тут взялся я. Для Эстергази, в конце концов, не предполагается ничего иного. Но ты-то как сюда угодил?

Вале дернул ртом, зачерпнул горсть воды и умыл лицо. Аккуратно, в минималистичной манере. Прямо кот.

— Крылья Империи в большем почете, нежели чрево. Пилотом я мечтал стать с детства. Все мои книжки и видео были про пилотов. Я летал в воображении намного раньше, чем понял, как оно на самом деле.

Рубен хмыкнул. Память об учебных годах вызывала какие угодно ассоциации, кроме романтических.

— Разочаровался?

Вале чуть заметно кивнул.

— Но как я мог уйти после того, как прожужжал родным все уши? А особенно после того, как матушка моя прожужжала уши всему своему обширному кругу общения. Экая честь! А кроме того, на каникулах со мной носились как с писаной торбой, баловали, откармливали… Я был любим, уважаем, мною гордились. Совершенно другая и при этом — совершенно нормальная жизнь. А в Учебку возвращаться приходилось с гирями на ногах. Снова становиться нулем. То, что у нас вот здесь, — он определил руками чудовищный авианосец вокруг себя, — это каторга. Здесь приходится доказывать право человека на достоинство. На уважение. В ней ощутимо меньше любви. Если бы не война… я бы, пожалуй, сломался. А так — деваться-то некуда.

— Что страшнее смерти, Вале?

— Да у меня, я так думаю, не то, что у вас. Нарастающее отчаяние, чувство одиночества…

Рубен поневоле скроил гримасу: чувство одиночества в кубрике, забитом под потолок…

— …напряжение, недоверие, ненависть. Ожидание смерти. Но быть недо-Шельмой, командир, было хуже всего. Тринадцатого эскадрилья хотела больше, чем меня.

— Я свинья, — вдруг сказал Рубен и даже стукнул кулаком по краю раковины. — Я высокомерная недалекая сволочь. Я принимаю как должное, что есть некоторое количество достаточно могущественных лиц, которые лоб разобьют, чтобы я был жив-здоров-благополучен, и сосредоточился, перекрывая личный счет конкретного Рейнара Гросса. А кого волнует она? Я вообще подумал, где она, что с ней? Нет, я о ней если и вспоминал, так только в смысле, что она может дать! Письмо, удовольствие, понимание… счастье. Я вообще ни о чем не позаботился. О, конечно! Я же исполнял свой долг, большой и важный!

— Она разве не аристо?

— И даже не буржуа. Стюардесса. Случайная, в сущности, встреча, последняя женщина, и…

— Крылатое создание? Почему я не удивлен, командир?

— Если она нашла покровителя, из властных или, как минимум, из имущих, — Рубен хрустнул пальцами, — то ей, считай, повезло устроиться. Могу ли я не думать, что это не я?

— И вы б ее не осудили?

— Осуждать женщин — занятие для женщин. Разговор, в конце концов, упрется в «хочу ли я ей счастья». Хочу. Следовательно…

— Я долго наблюдал, все пытался понять, из чего должен быть слеплен образ, вокруг которого достроено это вот все, — движением рук Вале обозначил «Фреки». — Ну, чтобы вписаться естественным образом во всю эту пласталь, Устав, равнение на знамя, чтобы всякий, глянув, сказал: во, самое оно! Кураж, личный счет, донжуанский список, немного жеребячьего юмора… вы уж извините, милорд… А в целом — единственный человек, кто воскресил мои героические детские бредни!