Читать книгу "Телохранители для апостола - Максим Шахов"

— А как же ты, итальянец, — покачал головой Росляков, — и связался с арабом? Что он тут готовит, зачем он приехал в Италию?

Тони начал сбивчиво и взволнованно рассказывать все, что знал про араба. Он понимал, что допрос близится к концу. И понимал, что обычно бывает в конце таких допросов. Пуля за ухо или ножом по горлу. А потом, наверное, камень к ногам и в озеро. Кто его там найдет на такой глубине. Да и искать никто не станет. А эти двое, по всему видно, люди спокойные, деловитые и серьезные. Кто они, откуда? Ясно, что иностранцы. Спецслужбы? Американцы? Нет, между собой разговаривают не по-английски. И он стал рассказывать, что его мать была родом из Марокко, что его завербовали в свои ряды арабы, сыграв на долге чести. Но вообще-то ему просто нравились игры в таинственность, нравилось чувствовать себя таинственной личностью, которая все может, за которой такая сила. Сейчас он, конечно, ощущал совсем другое. Что он один и что за ним никого. Только вон холодная гладь озера, на которой быстро успокоятся расходящиеся круги.

Потом старший вытащил из кармана фотографию и показал Тони. Тот сразу узнал этого араба на фото. Чувство обреченности усилилось.

— Знаешь что… — Росляков поднялся и прошел немного по берегу с Максимом. — Ты пока с этим парнем побудь здесь. Место тихое, глухое. Сюда ни один дурак не сунется.

— Вы что задумали? Вообще-то он живой очень опасен. Он трус, а опаснее трусов только идейные дураки.

Михаил Васильевич оглянулся на итальянца и некоторое время стоял размышляя.

— Он может нам пригодиться. Не время разбрасываться такими свидетелями. Я отъеду ненадолго, проясню кое-что, о чем по телефону не принято разговаривать, а потом решим. Ты береги его. Если что, то… Но только в самом крайнем случае. Понял меня? Только в самом крайнем случае!

Максим пожал плечами и кивнул. Его дело — выполнять приказ. Если командир так считает, то пусть итальяшка пока поживет. Хотя Алексеев не разделял уверенности полковника, что этот Тони знает что-то ценное. Обычный шалопай из уличной банды. Ну, снюхался с арабским экстремистом, по зову крови. Так ему же никто никаких тайн не открывал. Что он может знать? Поможет найти этого араба? Вряд ли главарь всем рассказывает, где он ночует, где проводит время. Обычно такие старательно «шифруются».

Росляков тоже не спешил рассказывать Максиму все известное ему по этому делу. Причина одна: пока он сам в чем-то не уверен, не следует расхолаживать помощников подозрениями и предположениями. И, оставив Максима с пленником возле озера, он позвонил Анохину и предложил встретиться. Рослякова обрадовало, что Анохин сам попросил его побыстрее приехать. Видимо, он получил какую-то интересную информацию по своим каналам.

Через тридцать минут Михаил Васильевич, бросивший машину на окраине Рима, выскочил из метро на станции «Кастро Преторио» и встал перед камерой видеонаблюдения у входа на территорию Российского посольства. Пропустили его почти мгновенно. Быстрым шагом он двинулся по дорожке через парк к жилому корпусу.

Здание посольства России в Риме на виа Гаэта имело историческое название «Вилла Абамелек». Территория занимала площадь в 33 гектара, которую русское правительство выкупило в центре Рима еще в 1902 году. С тех пор вилла разрослась до целого комплекса. Были здесь кроме административных и жилых зданий посольства еще и своя школа, больница, театр, спорткомплекс, церковь. Это была часть России, кусок родины, где жили и работали сотни сотрудников.

Анохин встретил Рослякова у входа в кафе и сразу повел за столик у окна.

— Давайте заодно поедим по-человечески, — предложил он. — С утра на ногах!

Росляков не стал отказываться, тем более что время на беседу все равно тратить придется, так чего же заодно не поесть. Максим там у озера голодный, но он молодой, крепкий. Потерпит. Пока они ждали заказа, Анохин, не теряя времени даром, приступил к делу.

— Ваш протеже на фото опознан, — хмыкнул он. — Поздравляю, хорошую вы рыбу ведете. Только подсекайте осторожно. Не с таких крючков эта рыба срывалась.

— Давайте отойдем от рыболовной терминологии, — предложил Росляков. — А то она все равно скатывается на кулинарную. Все-таки в кафе сидим.

— Спасибо, Анечка, — поблагодарил Анохин подошедшую официантку и, дождавшись, когда она отойдет подальше, снова заговорил: — Имен у него много всяких было, но я вас загружать не буду сейчас историей. И не особенно это важно. Информация вот, на флешке. Дело в том, что он меняет имена как перчатки. Единственное, что неизменно, — это его кличка, псевдоним. Под ним его знают руководители абсолютно всех экстремистских группировок. Або!

— Або? — повторил Росляков.

— Доводилось слышать? Вполне могла просочиться информация. Этот тип привел к власти не одного лидера экстремистов, принимал участие в создании нескольких группировок. Мы подозреваем, что он причастен и к некоторым ликвидациям в их среде. Но это все вы найдете на флешке. Мы подготовили вам развернутую справку, есть и фотографии.

— Я так полагаю, что дело в чем-то другом? — с аппетитом хлебая щи со сметаной, спросил Росляков.

— Угу, — согласился Анохин, вяло помешивая содержимое в своей тарелке. — Это не просто очень опасный человек. Опасен он своей подготовкой, талантом. Если за столько лет выжил, не попался в руки спецслужб, своих же конкурентов и завистников, то талант его неоспорим. Но опасность его состоит еще и в том, что он не только борец за создание мифического мирового исламского государства. Он идеолог войны с христианством. И при этом не кабинетный теоретик, а активный идеолог, мгновенно претворяющий свои идеи в жизнь. Я бы назвал его талантливым партизаном, если бы не боялся осквернить память своих же сограждан и других патриотов Европы, боровшихся в свое время с нацизмом.

— Бессребреник, человек без слабостей?

— Точно. Все подчинено вынашиванию новых планов, постоянной борьбе. Нет у него друзей, нет любимой женщины, нет дома, нет детей.

— А почему? Боится, что кто-то использует все это для давления на него, что это помешает его борьбе?

— Нет. Этот Або как раз такой человек, который ради борьбы матери родной и детей не пожалеет. Для него это обуза, и она отвлекает.

— А друзья? — скептически спросил Росляков. — Друзья вроде никогда и никому обузой и помехой не были. Если это настоящие друзья.

— Это загадка, — согласился Анохин. — Наши психологи и аналитики пытались ее разгадать. Наиболее реальное объяснение звучит таким образом: Або нелюдим, имеет характер замкнутого человека. Возможно, сказывается психологическая травма, возможно, в подростковом возрасте. Кто-то его предал, предал дружбу, совершил в отношении его подлый поступок.

— Жалко, что вообще не убил, — проворчал Михаил Васильевич.

— Жалко. Но на его месте был бы сейчас другой вурдалак, и мы бы его обсуждали. Так что нет у него друзей, нет привязанностей. И жизнь человеческая для него ценности не представляет. И именно в свете пригодности этой жизни к его борьбе. Пригоден, он тебя приблизит, использует, доверит. Не пригоден — не заметит. Вреден для его борьбы — считай, что смертный приговор тебе выписан.