Читать книгу "Отрицание ночи - Дельфина де Виган"

Он с сочувствием смотрел на меня в зеркало заднего вида и повторял:

– Но с чем это связано?

На встречах с читателями – в школах, в библиотеках, в книжных магазинах – меня часто спрашивают: почему я пишу?

Так вот – я пишу, потому что случилось 31 января 1980 года.

В этой дате – источник моего литературного вдохновения, таланта, маразма – как вам будет угодно. В тот день моя жизнь перевернулась, и за переворотом последовало страшное одиночество.

Я помню, люди говорили: у мамы та же болезнь, что у Барбары, сестры Лианы, которая в течение многих лет (для нашей семьи – лет отчаяния и горя) балансировала между приступами эйфории, радостной истерики и глубочайшей апатии. Болезнь передалась маме, вот и все. По неведомым биологическим причинам, по велению рока страшная болезнь настигла именно маму. Лиана сидела на кухне и вздыхала, с печалью глядя перед собой, обхватив ладонями теплую чашку с чаем. Нам следовало лишь смириться с тем, что безумие у нас в крови, и мы обязаны терпеть, терпеть и ждать. Ведь даже Барбара, в конце концов, преодолела кризис и вернулась к более или менее нормальной жизни. Лиана поднимала на меня глаза и всегда заканчивала разговор одной и той же фразой:

– Закройте дверь, моя маленькая королевна. На улице холодно.

Всего несколько недель разделяют выход телепередачи «Апостроф» и приступ Люсиль. Я никогда не думала о хронологии. В моей памяти эти события разнесены. Впрочем, какая разница? Благодаря архивам Национального института аудиовизуальных коммуникаций я нашла и пересмотрела передачу. Оказалось, что я ее совершенно позабыла. Видимо, торжественная атмосфера, в которой мои родственники наслаждались передачей у телевизора в Пьермонте, сбила меня с толку. Я не уверена, была ли с нами тогда Люсиль.

Я с волнением посмотрела выступление Барбары и Клода, которых знала весьма плохо (можно сказать, не знала вообще) – мы встречались только на похоронах да на семейных сборищах. Они оба уже умерли. В студии они сидят рядышком и внимательно смотрят друг на друга, прислушиваются друг к другу, словно все вокруг их мало интересует. Оба рассказывают о тяжелом времени, о том, как Барбара из психиатрической лечебницы отправляла Клоду письма, требовала развода. Барбара невероятно красива и более обаятельна, чем Клод. Клод постоянно берет ее за руку, она улыбается, он говорит о своих поверхностных репортажах и с убеждением добавляет: «Пусть первым бросит в меня камень тот, кто никогда не страдал». Она с чувством собственного достоинства смеется.

Я не читала их книгу.

Я заказала подержанный экземпляр через Интернет. Семья Барбары всегда близко общалась с семьей моей бабушки. Благодаря Барбаре Лиана и Жорж познакомились. Потом благодаря Жоржу Барбара познакомилась со своим вторым мужем Клодом. Разница в возрасте у Лианы и Барбары всего три года, и обе они, подобно своей матери, воспитали целую ораву детишек. Несмотря на разные характеры, и Лиана и Барбара отличались силой воли, какой-то непонятной жизненной энергией, умением радоваться жизни (за исключением периодов болезни Барбары). Обе сестры верили в любовь, в Бога и в преданность супругу. Обе вышли замуж за сильных мужчин, блиставших в обществе. Обе регулярно ходили в церковь, но ни одну из них нельзя упрекнуть в ханжестве. Обе сестры холили и лелеяли не только душу, но и тело. Обе гордились своим образованием.

В книге «Двое и безумие» Барбара пишет о смерти братьев. И одному, и другому едва исполнилось двадцать: один погиб от военной раны и заражения крови в Индокитае, другой – от пневмонии после купания в ледяной реке. Во время первых приступов безумия Барбара постоянно видела мертвых братьев, словно по-прежнему чувствовала себя ответственной за них.

Из многочисленных бесед я узнала, что почти все сестры моей бабушки, судя по всему, в юности были изнасилованы своими отцами. Об этом Барбара умалчивает.

Я никогда не увлекалась психогенеалогией и феноменами «повторения судьбы» – из поколения в поколение. Я не понимаю, как могут передаваться инцест, смерти детей, самоубийства и безумие.Тем не менее факт остается фактом. Страшные события для моей семьи, для моих предков – не случайность, а закономерность, будто проклятие или традиция. И этого нельзя отрицать.

Люсиль оставили в Мезон Бланш почти на две недели. К ней пускали посетителей: Фореста, родственников, друзей из Общества любителей кошек. Спустя несколько дней после ее поступления в больницу Люсиль сообщили о смерти Батиста, сына Барбары и Клода. Он пустил себе пулю в лоб. Если пакт о самоубийствах существовал, Батист явно следовал ранее выношенному плану. Он стал третьим и последним участником суицидальной волны. Люсиль покинула Мезон Бланш в состоянии глубокого внутреннего дисбаланса. Психиатр общался с ней всего дважды – при оформлении и при выписке, в остальное время Люсиль просто делали уколы и надеялись на лучшее. Лизбет отказалась помещать сестру в специальное учреждение и забрала домой. Однако очень быстро ситуация стала катастрофической – Люсиль выплевывала лекарства, творила черт знает что, на радость детям Лизбет – хитрила, выдумывала глупости, бегала по ковру на четвереньках и, стоило Лизбет отвернуться, пыталась смыться на воображаемую встречу. Когда Лизбет запирала сестру на ключ, Люсиль вслух громким голосом произносила все, что приходило ей на ум. Бесконечный поток слов, за которым последовали годы молчания.

Габриель решил отсудить нас у матери.

Только что вышедшая из больницы Люсиль предстала перед трибуналом и выглядела абсолютно сумасшедшей. Она едва держалась на ногах (ее привела подруга), рыдала, хохотала во все горло, играла словами и неистово требовала сигарету (хотя в суде курить запрещено). В итоге судья дал ей Camel.

Началось следствие.

В субботу и почти всю неделю Люсиль звонила нам в Нормандию. Она разговаривала с нами по очереди, задавала одни и те же вопросы, снова просила позвать Манон, снова просила позвать меня, спрашивала, какая в Нормандии погода. Люсиль, все еще убежденная в том, что я Дельфийский оракул, велела Манон описать ее глаза и заставила меня повторить слово в слово описание Манон. Беседа длилась больше часа, это был наш единственный контакт с матерью за много месяцев.

В конце концов Люсиль сбежала от Лизбет и уехала в Барселону, где поселился лучший друг Мило. Анри и его девушка Нурия встретили маму с распростертыми объятиями, несмотря на ее невменяемое состояние. Люсиль показали город, объяснили, что, где, когда. Люсиль хотела все видеть, все делать, все покупать. За несколько дней она накупила бесчисленное количество ненужных предметов (перьевых ручек, шариковых ручек, гипсовых разукрашенных Иисусов, коллекцию маленьких кактусов).

Тем временем Варфоломей, который выпускал приложение к газете «Либерасьон», напечатал там текст, написанный Батистом за несколько дней до смерти.

Люсиль вернулась в Париж, но странствия продолжались. Мама бродила по улицам и раздавала свои деньги. Лизбет и Мишель Б., друг Виолетты, провели с ней целый день в надежде спокойно доставить ее в больницу Сент-Антуан. По дороге Люсиль потребовала остановиться и зайти в кафе. Она танцевала на барной стойке, пела старые песни Шейлы, в общем, оттягивала возвращение в ад, как могла. В больнице Люсиль громко прокомментировала внешность врача и, обнаружив, что он левша (как и она сама), осведомилась о его психическом состоянии. В машине «Скорой помощи», которая снова везла Люсиль в Мезон Бланш, мама пела во все горло и кричала водителю, чтобы он прибавил газу (хотя обычно в машине она чувствовала себя нехорошо).