Читать книгу "Грех на душу - Светлана Алешина"

— Короче, пришли, — негромко сказал Тимур. — Вы там, это… помалкивайте пока… Базарить я буду. А если чего — когти сразу рвите, понятно?

Мы с Виктором промолчали. Тимур воспринял это как знак согласия и решительно шагнул к забору. Оказывается, там была не замеченная мной калитка, через которую мы попали во двор, совершенно темный и неуютный. Тимур велел нам остановиться, а сам поднялся по скрипучему крыльцу и особым образом постучал в дверь.

Через некоторое время внутри дома послышался шум, и женский голос спросил из-за двери: «Чего нужно?» Тимур что-то произнес негромко. Звякнула щеколда, и дверь чуть-чуть приоткрылась. Закреев шагнул через порог, и до нас донеслось приглушенное бормотание. Мне стало как-то не по себе.

Наконец дверь опять скрипнула, и Тимур, окликнув нас, предложил заходить. Мы поднялись по расшатанным ступеням и проникли в чернильную темноту прихожей, где остро пахло мышами, рыбой, какой-то гнилью и спиртным перегаром. У меня перехватило дыхание.

Женщина, с которой вел переговоры Тимур, повела нас куда-то, и вдруг за следующей дверью обнаружилось ярко освещенное помещение, наполненное гулом голосов и табачным дымом. Едва мы вошли, разговоры стихли, и все уставились на нас.

Осмотревшись, я поняла, что мы находимся на кухне. Здесь половину площади занимала русская печь — настоящий музейный экспонат. Она была растоплена, и потому в помещении было невыносимо жарко. Трое мужчин за непокрытым столом пили самогон. В качестве закуски перед ними стояла банка с солеными огурцами, но, кажется, они предпочитали обходиться крепкими вонючими сигаретами и дымили не переставая. В щербатой почерневшей тарелке громоздилась уже гора окурков. Атмосфера была такая, что у меня начала кружиться голова.

Она закружилась бы и без того — стоило только поглядеть на эти рожи — зловещие, почерневшие от водки, с бессмысленными нечеловеческими глазами. Женщина, кое-как причесанная, безвкусно накрашенная, в каком-то немыслимом цветастом платье, выглядела на их фоне сказочной красавицей.

Разглядывание продолжалось довольно долго, а потом один из этих типов зашевелился и сказал, с трудом ворочая языком:

— Фу-ты, ну-ты… Что за шмара? Кого, вообще?.. Марго! Ты кого в дом пустила?!

Хозяйка в ответ пустила матом и посоветовала пьяному заткнуться. Его глаза изумленно округлились, и он попытался подняться из-за стола, угрожающе бормоча при этом:

— Я, бляха-муха, щас заткнусь!.. Я щас…

Его сосед, более молодой и, видимо, более трезвый, удержал его, ухватив за плечо.

— Засохни! Это — Шах, я его знаю.

— Какой такой?.. — упрямо гнул свое скандалист. — Пусть скажет! Хочу на него посмотреть! Не знаю никакого…

— Да все нормально! — урезонивал его более рассудительный товарищ.

Неожиданно вмешалась Марго, которая сердито на нас прикрикнула:

— Ну, чего встали? Пьяных не видели, что ли? Идите, раз пришли!

Мы понятия не имели, куда надо идти. Лично мне казалось, что идти дальше уже некуда — я всерьез полагала, что Горохов — один из этой троицы. Но Тимур повелительно кивнул нам головой и шагнул куда-то за русскую печь. Мы последовали за ним. Из-за стола все тот же буян выкрикнул что-то угрожающее, но Марго посоветовала не оборачиваться.

За печкой оказалась еще одна дверь — такая низкая, что входить в нее надо было наклонив голову. А за дверью — темный коридорчик и еще одна дверь. Именно ее открыла перед нами Марго, предупредив кого-то, что идут гости.

Теперь мы оказались в маленькой комнате с низким потолком и слепым окошком, прикрытым снаружи ставнями. Под потолком горела лампочка без абажура, освещавшая незастеленную постель и круглый деревянный стол с расставленными на нем бутылками и закусками. Здесь тоже было накурено и нечем было дышать.

За столом сидели двое — в дым пьяная девица, одетая в кожаный комбинезон, и лет сорока мужчина с резко очерченным, неприятным лицом — на нем, как принято говорить, лежала отчетливая печать порока. Мужчина тоже был пьян, но изо всех сил старался не показать этого. Когда мы ввалились в комнату, он неторопливо обернулся в нашу сторону и с превосходством оглядел нас мутными глазками.

— Здорово, Боб! — негромко сказал Тимур, выдвигаясь на первый план и по-свойски присаживаясь на свободный стул.

Горохов нахмурился и с некоторым усилием перевел взгляд на Закреева. Кажется, он его узнал, потому что через минуту спросил невнятно:

— А тебе чего здесь надо, Шах? Я вроде тебя не звал?

Пьяная девица подняла голову и сказала отчетливо и громко:

— Все козлы! — после чего вдруг разрыдалась, уронив лицо в ладони.

Горохов неодобрительно посмотрел на нее и потерял нить разговора. Когда он опять обернулся к Закрееву, мысль его приобрела новое направление.

— Выпить есть? — спросил он.

Тимур кивнул Виктору, а тот выставил на стол бутылки с водкой. Взор Горохова смягчился, он откинулся на спинку стула и приглашающе махнул нам рукой.

— Что как неродные? — покровительственно бросил он. — Гребите сюда!

Пока мы рассаживались вокруг стола, он уже разлил водку в грязные стаканы. Перед моим носом оказался один из них. Пахло от него чудовищно. Душа моя наполнилась ужасом — только не хватало мне еще этого суррогата! Тогда можно будет смело поставить крест не только на нашем деле, но и на моей молодой жизни. Я уже была готова ретироваться, но вовремя вспомнила про пьяную троицу на кухне. Без Виктора мне ее не пройти. Я беспомощно оглянулась, пытаясь поймать взгляд нашего фотографа, но Виктор на меня не смотрел. Он пристально наблюдал за Гороховым, скромно притулившись за столом по соседству с уголовником.

— Давай выпьем! — предложил Тимур, поднимая стакан. — За все хорошее! За всех хороших людей — чтобы земля им была пухом! — Он одним махом опрокинул в рот водку и аккуратно занюхал корочкой хлеба.

Горохов с некоторой задержкой последовал его примеру, должно быть, пытался уразуметь смысл сказанного. Свою порцию он проглотил как воду, даже не поморщившись, и тут же поинтересовался у Тимура:

— Не понял! Ты кого имеешь в виду, Шах?

Тот ответил не сразу — сначала с толком, с расстановочкой закурил, а потом, глядя в глаза Горохову, сказал веско:

— Сосед у меня помер прошлой ночью. Хороший человек! Он мне как отец был. Я от него, кроме добра, ничего не видел.

Горохов презрительно скривился и заметил философски:

— Все там будем, Шах! Днем раньше, днем позже — какая разница? Не скули! Кого е… чужое горе?

— Меня! — резко возразил Тимур. — Сосед мой не сам помер. Замочили его. Так что для меня это большая разница!

Горохов пожал плечами, опять потянулся за бутылкой.

— Бывает! — лениво заметил он. — Значит, срок его пришел. Ты на это проще смотри, Шах!