Читать книгу "Архив - Виктория Шваб"

Я отстраняюсь от двери и моргаю. Коридоры обретают свои очертания в реальности. Мелодия плывет по воздуху. Она доносится от пронумерованных дверей неподалеку, и, повернув за угол, я вижу Оуэна, опирающегося на дверь со значком «I» над ручкой.

У него закрыты глаза, но как только я подхожу, он распахивает их и смотрит на меня своим холодным синим взглядом.

— Маккензи.

Я скрещиваю руки на груди.

— Я уже всерьез задумываюсь о том, существуешь ли ты в реальности.

Он удивленно изгибает бровь.

— А как же иначе?

— Фантом? — предполагаю я. — Воображаемый Друг?

— В таком случае, неужели я — верх твоего воображения?

Его губы изгибаются в полуулыбке, и он отталкивается от двери мне навстречу:

— Ты правда сомневаешься в моем существовании?

Я не свожу с него глаз и даже не моргаю:

— Ты всякий раз очень странно исчезаешь.

Он разводит руками:

— Ну что ж, теперь я здесь. Все еще не передумала?

Я оглядываю его сверху донизу: светлые серебристые волосы, волевой подбородок, черная одежда. Кое-чего не хватает.

— Где твой ключ? — спрашиваю я.

Он похлопывает себя по карманам:

— Его нет.

Это невозможно.

Наверное, я сказала это вслух, потому что он сузил глаза.

— Что ты имеешь в виду?

— Хранитель не может пройти в Коридоры без ключа…

Если только он Хранитель. Я преодолеваю оставшееся между нами расстояние. Он не отступает, я прикладываю ладонь к его груди и вижу…

Ничего. Ничего не чувствую. Ничего не слышу.

Только тишину. Мертвую тишину. Я роняю руки, и тишина растворяется в тихом гуле Коридоров.

Оуэн Крис Кларк — не Хранитель. Он даже не живой человек.

Он История.

Но это невозможно! Он находится здесь уже несколько дней и даже не пытается срываться. У него такие яркие глаза, что даже малейшее увеличение зрачка становится сразу заметно. Он смотрит на меня своим невозмутимым синим взглядом. Все, что с ним связано, — такое нормальное, обычное, человеческое. А он сам — не человек.

Я вспоминаю, как он сломал Хуперу шею, и невольно делаю шаг назад.

— Что-то не так? — спрашивает он.

Все, хочется мне сказать. У Историй существует определенный сценарий поведения. С того момента, как Истории проснулись, они становятся все более напуганными и агрессивными. Те ощущения, что они испытали в момент пробуждения, обостряются и становятся невыносимы. Они никогда не бывают вменяемыми, спокойными и рациональными. Почему, в таком случае, Оуэн ведет себя так, будто он человек на прогулке, а не История, застрявшая в Коридорах? Почему его нет в моем списке?

— Ты должен пойти со мной, — говорю я, вспоминая, где находится ближайшая дверь на Возврат. Оуэн делает маленький шажок назад.

— Маккензи!

— Ты умер.

Он хмурит брови.

— Не говори чепухи.

— Я могу это доказать.

Доказать нам обоим. Нож, примотанный к голени, сам просится в руки, но я не столь безрассудна. Я уже видела, как Оуэн им владеет. Вместо этого я достаю ключ деда. Его зубцы заржавлены, но при желании им можно поцарапать кожу.

— Дай свою руку.

Он хмурится, но не протестует и протягивает мне правую руку. Я прижимаю ключ к его ладони — дед убил бы меня, ведь я сама кладу ключ в руку Истории — и резко его дергаю. Оуэн шипит от боли и отступает, прижав ладонь к груди.

— Я достаточно живой, чтобы это ощутить, — рычит он, и я уже боюсь, что ошиблась, но тут он смотрит на свою ладонь, и его лицо вытягивается от удивления.

— Позволь мне посмотреть, — прошу я.

Оуэн показывает мне ладонь. На коже остался тонкий порез, рваная линия, но кровь не идет. Он поднимает на меня глаза.

— Я не… — начинает он и снова смотрит на свою руку. — Я не понимаю. Я ведь все чувствовал.

— А сейчас больно?

Он потирает ладонь:

— Нет. Что со мной?

— Ты — История. Знаешь, что это значит?

Он молчит и разглядывает свои руки, ладони, свою одежду. По его лицу пробегает тень, и, сделав над собой заметное усилие, он отвечает:

— Нет.

— Ты — запись той личности, которой был при жизни.

— Призрак?

— Не совсем. Ты…

— Но я и есть призрак, — перебивает он. Его голос звучит громче, и я уже готовлюсь к тому, что он сорвется. — Я не из плоти и крови, не человек, я не живой, и я не реален…

Тут он останавливается, тяжело сглатывает и смотрит в сторону. Когда он поднимает на меня глаза, они абсолютно спокойны. Невозможно.

— Ты должен вернуться, — говорю я.

— Куда?

— В Архив. Это не твое место.

— Маккензи, — говорит он. — Здесь тоже не мое место.

И я ему верю. Его нет в моем списке, и если бы не существовало неопровержимого доказательства, я ни за что бы не поверила, что он — История. Я заставляю себя сосредоточиться. Он рано или поздно сорвется, это должно произойти. И тогда разбираться с ним придется мне. Лучше я сделаю это сейчас.

— Как ты сюда попал? — спрашиваю я.

Он качает головой:

— Не знаю. Я спал, потом проснулся, потом пошел. — Очевидно, что он вспоминает об этом только сейчас. — Потом я увидел тебя, и тебе нужна была помощь…

— Мне не нужна ничья помощь, — огрызаюсь я, и тут он делает то, чего не могут делать Истории.

Смеется. Это тихий, приглушенный звук, но сомнений быть не может.

— Ладно, что ж, — поправляет он сам себя. — Ты выглядела так, что не отказалась бы от небольшой помощи. Как ты сама сюда попала?

— Через дверь.

Он смотрит на вереницу помеченных дверей.

— Одну из этих?

— Да.

— И куда они ведут?

— Наружу.

— А я могу выйти? — спрашивает он. В его вопросе нет никакого нажима, чистое любопытство.

— Не через эти, — говорю я. — Но я могу провести тебя через дверь с белым кругом…

— Такие двери не ведут наружу, — спокойно перебивает он, — они ведут назад. Лучше, чем возвращаться, я останусь здесь.

Следует короткая вспышка гнева, но он тут же берет себя в руки, несмотря на то что Истории никогда не берут себя в руки.

— Ты должен вернуться, — говорю я.