Читать книгу "Враг Божий - Бернард Корнуэлл"

– Мы не присягали никому, кроме Артура, – сказал он, – и тот позволил нам идти под твое начало, если ты согласишься.

– Я думал, ты уже разбогател и вернулся в Ирландию, – заметил я.

Он улыбнулся.

– Игральная доска по-прежнему при мне, господин.

Я приветствовал его у себя на службе. Он поцеловал клинок Хьюэлбейна, потом спросил, можно ли ему и его людям нарисовать на щитах звезды.

– Можно, – отвечал я, – только четырехконечные.

– Четырех? – Каван взглянул на мой щит. – У твоей пять лучей.

– Пятый луч, – сказал я, – означает Воинов Котла.

Он огорчился, но спорить не стал.

Я знал, что Артур меня не одобрит, слишком явно пятый луч подчеркивал превосходство одних воинов над другими, однако те, кто прошел Темную дорогу, заслужили такое отличие.

Я пошел поздороваться с воинами, которых привел Каван. Они встали лагерем возле реки Чурн, протекающей на востоке от Кориниума. Не менее сотни людей расположились на берегу речушки, ибо за римскими стенами места уже не осталось – столько народа собралось в городе. Основное войско стекалось к Кар Амбре, но вожди, прибывшие на совет, захватили с собой свиту, и в итоге на берегу Чурна раскинулся целый воинский стан. Выставленные у палаток щиты доказывали успех Артуровой стратегии: я видел черного гвентского быка, красного думнонийского дракона, силурийского лиса, Артурова медведя и символы вождей, которые, подобно мне, имели право на собственный знак: звезды, соколов, орлов, вепрей, Саграморов череп и одинокий христианский крест Галахада.

Кулух, двоюродный брат Артура, расположился вместе со своими копейщиками, но теперь поспешил мне навстречу. Мы бок о бок сражались в Беноике, и я полюбил его как брата. Кулух был громогласный, нетерпимый, грубый и неотесанный, и никогда я не встречал лучше соратника в бою.

– Говорят, ты забросил свой хлеб в принцессину печку, – сказал он, заключая меня в объятия. – Счастливчик. Тебе что, Мерлин заклятие сплел?

– Тысячу.

Кулух рассмеялся.

– Я тоже не жалуюсь. У меня три женщины, каждая готова выцарапать другим глаза, и все три брюхаты. – Он ухмыльнулся и почесал в паху. – Вши. Никак от них не избавлюсь. Одна радость – теперь они кусают и этого гаденыша Мордреда.

– Нашего короля? – поддразнил я.

– Гаденыша, – с ненавистью повторил Кулух. – Бью его смертным боем, а все равно не учится, поганец. – Он сплюнул. – Так ты завтра выступишь против Ланселота?

– Откуда ты знаешь?

Я сказал о своем решении только Агриколе, однако новость каким-то образом опередила меня. А может, мое отношение к силурийскому королю было и без того хорошо известно.

– Все знают, – сказал Кулух, – и все тебя поддерживают. – Он глянул мне за спину и сплюнул. – Воронье.

Я обернулся и увидел процессию монахов, идущих по другому берегу реки. Их было человек десять, бородатых, в черных рясах, распевающих какой-то свой гимн. За монахами ехали десятка два всадников; на их щитах, к моему изумлению, красовались силурийский лис и орлан Ланселота.

– Мне казалось, обряды назначены на послезавтра, – сказал я подошедшему Галахаду.

– Так и есть, – отвечал тот. Целью обрядов было призвать на наше войско благословение богов – в них должны были принять участие и друиды, и христианские священники. – Больше похоже на крещение, – добавил Галахад.

– Что такое крещение, Бел меня разрази? – осведомился Кулух.

– Внешний знак, мой дорогой Кулух, что Божья благодать смывает человеческие грехи.

Кулух загоготал, вызвав недовольный взгляд монаха, который, подоткнув рясу, вошел в мелкую речушку. Он неуклюже тыкал шестом, пытаясь отыскать достаточно глубокое место. Забавное зрелище привлекло к берегу немалое количество скучающих воинов.

Некоторое время ничего не происходило. Силурийские воины восседали на конях в некотором смущении. Монахи пели, их одинокий товарищ тыкал в дно шестом, который венчал серебряный крест.

– Так форель не поймаешь! – крикнул Кулух. – Возьми лучше острогу!

Копейщики на нашем берегу громко расхохотались, монахи злобно оскалились, не прекращая заунывного пения. К ним присоединились несколько женщин из города.

– Бабья религия, – презрительно бросил Кулух.

– Это и моя религия, дорогой Кулух, – тихо заметил Галахад. Они с Кулухом пререкались так всю долгую войну в Беноике; этому спору, как и их дружбе, не было конца.

Монах нашел-таки глубокое место, где вода доходила ему до пояса, и попытался установить крест, однако мешало течение. Каждая новая неудача вызывала взрыв смеха со стороны воинов. Среди них были и христиане, но они не старались унять товарищей.

Монах установил наконец крест, хотя и не особо прочно, и выбрался из реки. Воины засвистели и заулюлюкали, увидев тощие бледные ноги, которые монах торопливо прикрыл подолом рясы.

Тут показалась вторая процессия, и при виде ее наш берег погрузился в почтительное молчание. Десяток копейщиков сопровождал запряженную волами повозку, обтянутую белым полотном. В ней сидели две женщины и священник. Я узнал Гвиневеру и королеву Элейну, мать Ланселота, но больше всего изумил меня священник. Это был епископ Сэнсам в полном облачении – ворох пестрого тряпья и расшитых платков. На груди у него болтался золотой крест. Багровела обгоревшая на солнце тонзура, а над ней мышиными ушками торчали черные волосы. Лугтигерн, мышиный король, называла его Нимуэ.

– Мне казалось, Гвиневера его на дух не выносит, – заметил я, ибо Гвиневера и Сэнсам всегда были злейшими врагами. И вот тебе на: мышиный король едет в ее повозке. – Разве он не в опале? – продолжал я.

– Дерьмо иногда всплывает, – проворчал Кулух.

– А Гвиневера даже не христианка, – возмутился я.

– Зато любит дерьмо. – Кулух указал на шестерых всадников, ехавших за повозкой. Их возглавлял Ланселот, на вороном коне, в обычных штанах и белой рубахе. По бокам от него ехали Артуровы сыновья-близнецы, Амхар и Лохольт, в полном боевом облачении – украшенных перьями шлемах, кольчугах и сапогах. Замыкали процессию еще три всадника: один в латах, два других в белых одеяниях друидов.

– Друиды? – изумился я. – На крещении?

Галахад пожал плечами, тоже не понимая, что происходит. Оба друида были молодые, мускулистые, с красивыми смуглыми лицами, густыми черными бородами и длинными черными волосами, зачесанными назад от узких тонзур. У обоих в руках были посохи, увитые омелой, и, вопреки обычаю друидов, мечи на бедре. Ехавший с ними воин оказался не мужчиной, а женщиной, высокой и осанистой. Рыжие волосы пышной гривой ниспадали от шлема и доходили до спины лошади.

– Ее зовут Ада, – сказал Кулух.