Читать книгу "Наледь - Алла Дымовская"

— Зря вы пренебрегаете. Если единственно моей персоной, то полбеды. Но вот спросите, отчего это я ушел с завода? Дурак Корчмарь вам скажет, дескать, разъелся на казенных харчах, возжелал довольствия и бездеятельного почета. Дурак и есть дурак, — развоевался неожиданно тихий Доктор, даже сплюнул наземь с досады.

Удивительная получалась вещь. Лично у Яромира духу бы не хватило назвать демонического бармена не то чтобы дураком, а просто отозваться о нем без должного уважения. Вот вам и тихоня, запечный скряга, а действительно, отчего он ушел с завода? Ответ не заставил себя ждать.

— Оттого, что кроме времени сторожевого есть еще время рабочее. Вам было приказано, как и мне, — в шесть часов под арку и долой. Задержаться ни-ни! А почему? Что за страсти такие лихие и строгости? Шабаш ведьм там происходит или исчезает горизонт? А может, из леса выходит вдохновенный кудесник? И папоротник расцветает вместе с трын-травой? — вкрадчиво и опасливо предположил Доктор. Плюнул, не эстетично, еще раз, утер ладонью рот.

— И что же там происходит? — Яромиру внезапно сделалось интересно. Неужто сия тля клистирная решилась на то, на что у инженера пока не хватило бы смелости отважиться. И вовсе не из чувства потусторонней боязни. Только инструкция есть инструкция, особенно по технике безопасности, ему ли не знать. Конечно, инструкции на прежнем месте работы тоже приходилось нарушать, но исключительно по нужде. Подшипниковое производство дело непростое, оборудование изношенное, начальство кричит и требует, порой крутись как знаешь. Но чтобы просто так, извините, батенька! Он грамотный инженер, и ради одного лишь ухарства ни за что не сунет руку в работающий на полном ходу револьверный станок, даже на спор под пьяную лавочку.

— Понятия не имею. Ни малейшего, — сознался Доктор и сразу же упал в глазах Яромира на прежний свой уровень. — Поэтому и ушел. Поймите, меня терзало! — чуть ли не со слезами выкрикнул бывший сторож, еще мгновение — и он, глядишь, уткнулся бы с рыданиями в единственно близкую жилетку.

Но Яромир рыданий не допустил, хотя и посочувствовал клистирному человеку.

— Что вы, не надо! Ведь все в прошлом. И стоило ли вообще, как вы изволили выразиться, терзаться по столь ничтожному поводу? — Он даже позволил себе в трогательном порыве стряхнуть с докторского роскошного кашемирового пальто невидимую соринку. — Полно вам!

— Ах, как вы не понимаете? А ведь ходили сегодня к причастию. То бишь, к откровению. Обратите внимание, и местные и пришлые завод ваш за семь околиц огибают стороной, оттого что боятся, как огня, Ахмет тоже, хотя и притворяется, будто все нипочем. Известно ли вам, коллега, что ни разу в сторожах не служил никто из универсально рожденных? Только человек. Я знаю, я специально выяснял. Скажете, для нас кирпичный цех не опасен? Может быть, вполне. А может, и врут. В любом случае я не согласен жить с дамокловым мечом над головой, тем более иметь всегда за спиной притаившегося во тьме бешеного ковбоя с винчестером, который неведомо когда выстрелит! Да еще отвечать, а за что? Неизвестно!.. Правильно. Я убоялся. И вам того же советую. Пока не поздно и не вышло боком. Не то, вы изволите гулять в лабиринте, так теперь придет охота перешагнуть и за шесть часов?

— Вы меня подстрекаете или отговариваете? Смысл ваших предупреждений и намеков мне не ясен. — Яромир почувствовал себя не вполне в своей тарелке. Чего он добивается, ползучий докторишка? Но семя уже упало в почву. — Впрочем, я спрошу Ханумана. И приму его совет. Может, мы вместе пойдем. — До сего мига идея нарушить строжайший заводской распорядок вообще не приходила инженеру в голову. Теперь же посетила его и стала вдруг неотвязной. Яромир знал, точнее вывел такое заключение из смутных и аллегоричных речей своего приятеля — даже Царю Обезьян в дневное время полагалось находиться на крыше или в огородах, но внутрь помещений после шестого часа ни боже мой!. А сторожу и того нельзя.

— Хануман с вами не пойдет, лучше и не пытайтесь уговаривать. И совета не подаст тоже. Ничегошеньки он вам не скажет, ха! — отмахнулся Доктор, произвел и соответствующий жест рукой.

Инженер сейчас лишь уразумел. И не высокомерие то было к «братьям меньшим», а примитивная кухонно-коммунальная месть. Доктор спрашивал сам, еще в пору, когда служил в сторожах. Не надо много ума, чтобы сообразить. Хотел послать Ханумана вместо себя, вот подлая душа, а когда Царь Обезьян отказался, то и затаил обиду. Как же, не разговаривал он! Небось, целый вагон доводов приводил в свою пользу. Ну и шел бы самолично, если такой хитрый… Именно потому, что хитрый. Именно потому! Не пошел, а толкал другого. Теперь вот избрал свеженького человечка и подзуживает. Инженеру в свою очередь захотелось плюнуть, но отнюдь не на землю.

— И что, по-вашему, выйдет, ежели нарушить запрет на шесть часов? — не скрывая более своего презрения, поинтересовался он у Доктора.

— Кто может знать? Вернее, тот, кто знает, ни за что не откроется… А вдруг выйдет рай на земле? — предположил Доктор, нисколько не смущенный чужим небрежением к своей особе.

— Вы это с-серьезно? — Яромир поперхнулся от неожиданности. — Хотите построить идеальный мир, причем за посторонний счет? Как и всегда? Наше государство, хотя бы и в лице Ахмета Меркуловича, вас уже не устраивает?… Взять бы таких устроителей, да об забор! — Последние слова Яромир произнес явно со злостью. Опять же, запахи клозета вкупе с ночной сыростью настроения его не улучшали. Где-то на дворе разливали водку под окорок кабана, вслед за аккордеоном плясала чумная Нюшка, заждавшись кавалера, а в противовес мелодиям танца шумно бузил «гуслицкий разбойник» Васька — Яромиру ужасно захотелось вернуться к людям, настоящим и производным без различия. А не вести глупейшие беседы возле загаженного сортира.

— Государство! Что вы об этом знаете? Ермолаева-Белецкого спросите. Да, да! Он вам расскажет. Может, лучше моего, — нисколько не обидевшись, печально произнес Доктор. — Государство всегда есть борьба Бога и Человека, то есть добра и зла. Бог — это покой. Человек — жизнь и движение. В государстве устойчивой формы, допустим для примера хоть современную Швейцарию, Бога сколько угодно, но нет жизни, а значит, нет и Человека. И наоборот, в месте, богатом переворотами, нет Бога, а Человек там один-одинешенек. Но если взять да нарочно соединить? Глядишь, выйдет счастье.

— Отчего вы сами-то не попробовали? — Яромир глядел на собеседника с удивлением, не зная, что и думать. Противоречивая, странная фигура Доктора рисовалась ему теперь несколько в ином свете.

— Я не гожусь. Во-первых, я боюсь. А во-вторых, я дрянной человек. Стало быть, от моего вмешательства и выйдет такая же дрянь. Я так думаю, — откровенно признался Доктор и неожиданно сморщил нос. — Пахнет тут. Мерзко, надо сказать.

— Что есть, то есть. — Яромир переступил с ноги на ногу. — Пойдемте отсюда, нечего нюхать и заниматься благоглупостями. Только имейте в виду на будущее, распорядок я нарушать не намерен. Потому, что не располагаю полной картиной последствий от моих действий. Напрасно вы старались. А что касается ваших рассуждений, так к Богу не надо стучаться в дверь, если потребуется, Он и сам найдет тебя где угодно.