Читать книгу "Что будет дальше? - Джон Катценбах"

Тогда останется только ждать самого страшного — конца.

Дженнифер приходилось буквально ежесекундно бороться с паникой и отчаянием, готовыми в любой момент полностью овладеть ее сознанием.

Сначала она было решила для себя, что вспоминать о том, что с нею случилось, не нужно: от этого становится только хуже. Затем она все же взяла себя в руки и попыталась вспомнить пережитое — хотя бы для того, чтобы сложить из обрывков воспоминаний образ своих похитителей. Дело это оказалось нелегким: стоило Дженнифер вспомнить свою последнюю прогулку по знакомой с детства улице, по тротуару, на котором она знала каждую трещинку в асфальте, как слезы наворачивались на глаза и вокруг становилось еще темнее. У Дженнифер отобрали все — все, что у нее было, и от осознания этого кошмара сердце девушки готово было остановиться. Тем не менее, преодолев очередной приступ головокружения, она собрала в кулак всю силу воли и твердо сказала себе: «Дженнифер, не отвлекайся на то, что сейчас тебе не нужно. Сосредоточься на главном». Она сама себе удивилась, улыбнувшись при воспоминании о том, что в школе ей больше всего на свете не нравилось, когда учителя обращались к ней примерно с теми же словами: «Дженнифер, сосредоточься на том, что мы сейчас проходим, не отвлекайся. Ты была бы круглой отличницей, если бы перестала отвлекаться на все подряд…»

«Ну хорошо! — с вызовом произнесла она про себя, будто бы в ответ на претензии учителя. — Я вам покажу! Я сосредоточусь!»

Она сидела на кровати и вспоминала: вот глаза того мужчины, вот вязаная шапочка на голове женщины, натянутая почти до самых глаз. «Давай вспоминай! — понукала саму себя Дженнифер. — Большие они были, эти глаза? Что вообще было на ней, кроме шапочки?»

Девушка закрыла глаза и сосредоточилась. Вскоре она вновь, как наяву, почувствовала исходивший от мужчины запах, почти физически ощутила, как ее вдавливает в пол фургона вес его тела, помноженный на недюжинную силу. Она непроизвольно стала вытирать руки, словно пытаясь таким образом снять омерзительное ощущение чужих пальцев, прикоснувшихся к ее коже. Избавиться от этого ощущения ей удалось далеко не сразу. Дженнифер казалось, что теперь не только боль от ссадин и синяков, но и прикосновения похитителя к ее телу останутся с ней навсегда, словно какое-то ядовитое растение впилось ей в кожу корнями и оплело руки и ноги. Почувствовав, что еще немного — и из едва затянувшихся ссадин вновь станет сочиться кровь, Дженнифер поняла, что нужно переключить внимание на что-то другое. Это оказалось непросто.

«Ну хорошо, займемся-ка женщиной…»

Девушка вздрогнула, вспомнив бесстрастный, бесцветный и вместе с тем властный голос. Наверняка это была одна и та же женщина — та, что сидела за рулем фургона, и та, что заходила в подвал и говорила о каких-то правилах. Дженнифер попыталась дословно вспомнить все, что ей говорили, но слова незнакомки будто бы утонули в тумане, в который погрузилось сознание пленницы, когда она выпила воды с подмешанным в нее зельем.

В одном она теперь была уверена наверняка: то, что с нею случилось, произошло наяву. Женщина, заходившая к ней в подвальную комнату, поившая ее дурманящей водой и говорившая ей про правила и про то, что от нее теперь требуется только подчинение, — все это было не плодом воображения, а пусть и чудовищной, но все же реальностью. Это действительно произошло в ее жизни, а не приснилось в кошмарном сне и не привиделось в бреду. Дженнифер знала, что нужно отбросить даже малейшую надежду на то, что она в любой момент может проснуться у себя в комнате посреди ночи и услышать через тонкую стену, как мама со Скоттом торопливо и как-то воровато занимаются любовью. Дженнифер вдруг вспомнила, как ей не нравились эти звуки и как она в то же время, сама того не желая, ждала их перед сном или просыпаясь ночью. Воспоминания о собственной спальне и ночных видениях навели Дженнифер на мысль о том, что, вполне вероятно, все эти события действительно происходят в реальности, с одним лишь уточнением: в реальности, наступившей после ее смерти, а умерла она, скорее всего, во сне, прямо у себя дома.

Дженнифер чуть наклонилась вперед и обхватила голову руками. «Я умерла, — мысленно произнесла она. — Тогда все понятно. Вот как, оказывается, это происходит. А здесь, на том свете, прямо скажем, невесело. Никакого рая, естественно, нет — этого и следовало ожидать. Никаких тебе ангелов, никакого трубного гласа, никаких райских врат над белоснежными облаками. Здесь все как в аду».

От этой мысли у Дженнифер перехватило дыхание, и она стала поспешно ее отгонять: «Нет-нет, это не так. Если у тебя по-прежнему болят синяки и ссадины, это значит, что ты жива».

С одной стороны, вроде логично. С другой стороны, стоило попытаться хотя бы чуть-чуть уточнить эту мысль — например, задавшись вопросом, почему она еще жива и надолго ли похитители сохранили ей жизнь, — как логика становилась бессильна.

Дженнифер села поудобнее и стала вспоминать, что именно ей сказала та женщина. Она постаралась сосредоточиться на этих воспоминаниях так, словно от полноты восстановленной картины зависело что-то важное. Она как будто искала в словах, стертых из ее памяти воздействием снотворного, какую-то разгадку, какой-то ключ к пониманию случившегося. Делом это оказалось нелегким: в противостоянии памяти и неизвестного химического вещества первая, увы, проигрывала последнему. Дженнифер поймала себя на том, что начала водить перед собой руками, словно пытаясь нащупать в воздухе и схватить ускользавшие из памяти слова.

«Подчиняйся, соблюдай правила — и останешься в живых».

Вроде бы так говорила женщина. Или почти так. Получилось, что до тех пор, пока Дженнифер не станет сопротивляться тому, что с ней делают, смерть не грозит ей.

«Чему подчиняться? — ничего не понимая, спрашивала она себя. — Что соблюдать, какие правила?»

Неспособность вспомнить эти самые правила настолько огорчила Дженнифер, что она стала всхлипывать и, казалось, готова была разрыдаться.

Мысль о том, что, возможно, она не справится с этим выплеском эмоций, привела Дженнифер в еще больший ужас.

Ей приходилось бороться с собой: часть ее сознания была готова погрузиться в пучину отчаяния и сдаться на милость судьбы, какой бы страшной та ни была. Другая часть личности Дженнифер отчаянно противостояла пораженческим настроениям. Эта волевая Дженнифер была готова сражаться до конца. За что и против кого сражаться, да и есть ли в этой борьбе смысл, она не знала. Но сам факт противостояния внешним силам уже свидетельствовал о том, что она жива, и это само по себе было неплохо.

И все-таки, против чего и против кого нужно бороться? На этот вопрос у Дженнифер ответа действительно не было.

«Я для них — Номер Четыре, — вспомнила Дженнифер. — Значит, я не первая и они уже занимались чем-то подобным раньше».

Она пожалела, что знает совсем мало про тюрьмы и про то, как люди живут в заключении. Впрочем, ей было известно, что некоторым похищенным удавалось выжить и вернуться обратно в свой мир после заточения, продолжавшегося много месяцев или даже лет. Возможность сбежать из того места, где тебя держат, может представиться далеко не сразу. Кроме того, люди выживали, даже оставшись в полном одиночестве в непроходимых джунглях, в горах, в открытом море после кораблекрушения. «Если очень захотеть, можно выдержать многое, едва ли не все, — повторяла про себя Дженнифер. — Я знаю, это правда. Я смогу, я выдержу». Эти слова, словно магическое заклинание, позволили ей победить в себе казавшееся непреодолимым желание свернуться на кровати калачиком и смириться с чем угодно, с любым кошмаром, который заготовили для нее загадочные похитители.