Читать книгу "Свиток фараона - Филипп Ванденберг"

Встреча посреди пустыни с молчаливыми, измученными страхом неизвестности людьми стала знаменательным событием. Тысячи изможденных, в изодранной одежде турок промаршировали мимо раскрывших рты египтян. Лишь немногие опасливо поглядывали по сторонам, остальные шли, понурившись. На многих были грязные, истрепанные повязки с запекшейся кровью. Пленные безвольно прошли вдоль железной дороги на запад и скрылись за горизонтом, как fata morgana.

Омар испытывал искреннее сострадание, потому что от природы был добрым человеком и всегда брал сторону слабых, потому что и сам принадлежал к таким. Он часто вспоминал это происшествие.

Хотя турки были врагами Египта, а англичане помогали египтянам, Омар больше симпатизировал врагам, чем союзникам. Видимо, это объяснялось тем, что день ото дня ему навязывали, кто должен быть для египтянина врагом, а кто — другом. Омар все время боролся с ощущением, что все должно быть наоборот, что британцы — враги Египта, а турки — его друзья. Прошло много дней, прежде чем им овладело равнодушие.

Каждый раз, продвинувшись вперед на расстояние в пять миль, они разбивали новый лагерь. Оттуда мужчины ходили на работу. Но со старого места забирали не все палатки: те, что оставались, служили складами и продовольственными базами и стояли вдоль всей железной дороги в десяти километрах друг от друга.

Там, где прямая как стрела дорога пересекала холмы Джебель эль-Каср, соорудили самую большую стройплощадку. Полковник Солт собрал весь рабочий корпус и разделил его на три отряда. Британская команда подрывников проложила проход через холмы Джебель эль-Каср с помощью трех тонн динамита. Первая группа убирала обломки, вторая выравнивала насыпь, третья укладывала шпалы и рельсы. Спустя две недели рабочий корпус продолжил движение на восток.

Омар получил от Солта скучнейшее задание — охранять лагерь в эль-Касре вместе с Джерри Бакстоном, десятью британскими солдатами и двадцатью египтянами. Впервые в жизни Омар держал в руках оружие и впервые же не хотел брать на себя ответственность за своих рабочих. Три смены по десять человек охраняли лагерь круглосуточно. Людей больше тяготили одиночество бесконечного каменистого Синая и скука, чем безжалостная жара днем, ночной холод и изнурительная работа на железнодорожной насыпи. Они лениво лежали в палатках, дымили табаком и, несмотря на строжайший запрет, прикладывались к запасу виски. Призывать Бакстона к ответственности было бессмысленно, потому что тот находился в плачевном состоянии.

Практически каждый день между британцами и египтянами возникали ссоры из-за того, кто кому должен отдавать приказы, доходило даже до драк, мирное урегулирование которых занимало больше времени, чем непосредственная работа в лагере. Повар заболел, и никто не мог взять на себя его обязанности, поэтому каждый день они ели лишь хлеб с сардинами и запивали скудную еду чаем. От этого настроение, конечно, не улучшалось. Можно было даже сказать, что ситуация стала взрывоопасной. Наконец после долгих уговоров удалось убедить Бакстона отправиться с первым паровозом на восток, где находился Солт, сообщить ему о тяжелом положении и попросить помощи. Омар же оставался за главного.

Когда спустя два дня Бакстон не вернулся, египтяне и британцы отказались выходить вместе в караул, и даже слезные уговоры Омара не помогли. Лагерь круглые сутки был открыт и не охранялся. Караванщики и пастухи, которые случайно забредали в эти места, могли свободно пополнить свои запасы. На третий день Омар решил отправиться на поиски Бакстона и утром сел на паровоз. В конце пути он обнаружил Бакстона, который о чем-то оживленно разговаривал с британскими офицерами, словно и не было у него никакого задания.

Во время встречи с Солтом вдалеке послышался сильный взрыв. И почти сразу же на западе в небо поднялся черный гриб дыма.

— Саботаж! Саботаж! — Солт взвыл, как раненый зверь. Взволнованно промчался по лагерю, собрал вокруг себя вооруженных солдат. Никто не знал, что на самом деле произошло, но полковник кричал, что предаст Омара и Бакстона полевому военному суду, если в эль-Касре взлетел на воздух пороховой склад.

Однако происшедшее превзошло все ожидания. Когда паровоз приблизился к Джебель эль-Касре, машинист в тревоге подал знак назад, где в открытом грузовом вагоне на лавках сидели Солт, Бакстон, Омар и группа вооруженных офицеров. Омар высунулся за борт вагона, чтобы получше разглядеть, что случилось, но густой дым заслонял всю картину. Вскоре железное чудище со скрежетом остановилось.

— Конечная! — крикнул машинист, слезая по железной лестнице с платформы паровоза. Солт и другие осторожно приблизились к выжженной воронке, которую увидели впереди. Как надломленные стебли тростника, висели искореженные рельсы над воронкой в двадцать футов в ширину и столько же в глубину. Силой взрыва выдернуло шпалы, которые вместе с осколками скалы полетели в находящийся по соседству лагерь и разорвали палатки и навесы, словно бушующий хамсин.

Мужчин сковал парализующий ужас. Прежде всего их испугала тревожная тишина и отсутствие вокруг кого бы то ни было. Они выглядели растерянными, пока Солт не расстегнул верхнюю пуговицу мундира и не начал жадно глотать воздух.

— Это саботаж! — тихо, почти шепотом произнес полковник. И еще несколько раз повторил: — Это саботаж! — Казалось, эти слова каким-то странным образом успокаивали его, словно он собирался с силами для новой вспышки гнева, к которым привыкло его окружение. Но ничего не произошло. Солт молча прошелся по краю воронки, оттащил порванный палаточный брезент и начал ковыряться в мусоре, которым был усеян весь лагерь. От гарнизона не осталось и следа.

В комнату проникало очень мало света, и не только из-за крошечных окон. Зарешеченные окна выходили в приямок, над которым тоже стояла решетка. Помещения подземного этажа располагались в бывшей казарме на окраине Исмаилии, где теперь была штаб-квартира сэра генерала Арчибальда Мюррея.

Омара арестовали в Джебель эль-Касре и под конвоем двух вооруженных солдат доставили в Исмаилию. Полковник Солт обвинил его в измене. Полковник не поверил Омару, который убеждал, что заговор готовился за его спиной и что он совершенно ничего о нем не знал. У Солта, правда, не было доказательств, но он заявил, что представит свидетелей на военном суде.

В камере в десять шагов в длину и пять в ширину у одной стены стояли нары, от которых исходил такой отвратительный кисловатый запах, что Омар сначала даже не мог дышать. В первые дни, проведенные в одиночестве в этой гнетущей атмосфере, у него появилось чувство неминуемой гибели. Он знал, что такое военный суд, знал и то, что каждый обвинительный приговор означал расстрел. В отчаянии и ожидании неизбежного, когда пропадало всякое желание сопротивляться, Омара охватывало некоторое подобие безумия. Он начинал громко произносить защитительные речи, сопровождая их театральными жестами, читать суры из Корана, в которых говорилось о справедливости Аллаха, как его научил Тага. Еду он получал дважды в день, миску просовывали через окошко в двери, но Омар отказывался от нее не из упрямства или протеста. Он просто не мог есть в такой ситуации.

На четвертый день, когда его разум уже готов был помутиться, к Омару неожиданно подселили сокамерника. В скудном свете, проникавшем через молочно-белое стекло окна, он различил горестные черты лица какого-то египтянина, конечно, не крестьянина или пастуха, а скорее, какого-то чиновника из органов власти.