Читать книгу "Илоты безумия - Николай Чергинец"

— А как насчет наркотиков?

— Нашли, но трогать не стали. Мы связались с нашими канадскими и французскими коллегами. К этому делу подключилось и ЦРУ. Оказалось, что получатель, о котором ты сообщил, теснейшим образом связан с какой-то террористической организацией, не исключено, что Керима. Короче говоря, твоя информация очень и очень ценная. Поэтому Пискин, в силу своего воображения и больного самолюбия, и начал метать икру. Видишь ли, он в тебе увидел угрозу своему благополучию. Дурак небитый!

— А если бы и был битым?! Дурак, он — везде дурак, в этом его и ценность, — грустно промолвил Кустов. — А знаешь, Андрей Михайлович, летел я сюда и был уверен, что получу привет от Пискина. Не знаю, чего он от меня хочет? Раньше же был совсем другим, человеком был…

Кустов подробно рассказал о последней информации, которую ему удалось добыть, и о своих дальнейших задумках.

Янчук слушал, а у самого сердце разрывалось от обиды за Кустова, да и за других разведчиков, которые, постоянно рискуя жизнью, делали все, чтобы выполнить задание. А дома сегодня, особенно в прессе, нередко встретишь грязь и оговоры в их адрес, а завистники типа Пискина охотно гадят, чинят препятствия мужественным людям.

«Друг мой, — думал он о Кустове, — может, и хорошо, что ты сейчас не в Союзе и не видишь, что у нас творится».

Кустов спросил:

— Андрей Михайлович, а как ведут себя наши партнеры из ЦРУ, «Интеллидженс сервис» и «Сюртэ»?

— Неплохо. Когда мы поделились твоей информацией, они не скрывали радости и, как мне показалось, искренне благодарны, — Янчук улыбнулся. — Интересный разговор у меня с ними зашел, когда неожиданно повели беседу о дипломатах. Генерал Доул заметил, что у них в Америке разведка часто конфликтует с дипломатами. При этом сказал: «Но я не могу понять вас, руководителей советской разведки. Вы позволили дипломатам втянуть страну в войну в Афганистане и самим остаться в стороне, а потом, когда стало ясно, что ввод войск в Афганистан — ошибка, обвинить во всем армию». Я ответил, а не кажется ли ему, что во Вьетнаме американские войска оказались по той же схеме. Он согласился: «Это так, но мы сделали соответствующие выводы и примером, как надо действовать, служит наша война в Персидском заливе. Если бы ваши дипломаты были на высоте, то, возможно, вы бы ввели войска в Афганистан, но сделали бы это точно так, как мы в Заливе, привлекли бы к этой акции ряд стран и даже ООН. В Афганистане в то время действительно началась резня, и умное вмешательство, возможно, было бы логичным, но, чтобы решать такие тонкие вопросы, нужна настоящая дипломатия».

— А я сижу и думаю: «Прав ты, генерал, мы даже после Афганистана не сделали выводов, а некоторые наши горячие головы были готовы бросить войска в Персидский залив».

Янчук подошел к холодильнику:

— Пива?

— Рюмку коньяку. За встречу!

— Это можно. Я, правда, велел приготовить нам с тобой царский ужин. Думал, там выпьем, но раз хочешь сейчас, то давай. Правда, коньяк придется пить холодным. Видишь, какой-то умник додумался бутылку в холодильник запереть.

Он разлил коньяк в широкие, без ножек, бокалы и предложил:

— Давай, Коля, за встречу!

Кустов постоянно чувствовал братское внимание генерала. Тот пытался угадать любое его желание, подбодрить и поддержать. Янчук понимал, как нелегко жить и работать вдали от Родины, без семьи, испытывая постоянный психологический груз, быть всегда начеку, продумывать каждый свой шаг.

После ужина, когда они вдвоем сидели в уютной комнате, Кустов, стараясь подавить растущую в душе тревогу, спросил:

— Андрей, я могу тебя спросить, что случилось у нас в стране?

Янчук, долго не отвечая, глядел куда-то в угол, затем посмотрел прямо в глаза друга:

— То, что случилось в августе, по-моему, означает конец Советского Союза. Партия на пороге разгрома.

— Андрей, о чем ты?!

— Да, Коля, да! Я уверен, что в ближайшие месяцы произойдут колоссальные изменения в политической структуре Советского Союза. Он наверняка распадется, и дай Бог, чтобы мирно разъединились союзные республики. Национальные словесные междоусобицы вполне могут перерасти в военное противостояние.

Янчук ошеломил Кустова своим рассказом.

— Трудно разобраться, — продолжал генерал, — кто из наших руководителей какую играл роль. Думаю, что судьба президента предрешена.

— Горбачева?!

— Да. Его робость, осторожность, по-моему, отрицательно сказались и сейчас.

— Я слышал, Язов, Янаев, Крючков арестованы?

— Да. И не только они, под следствием находится целый ряд руководителей.

— Не приведет ли это к «охоте на ведьм»?

— Хочется верить, что нет. Не дай Бог, если это случится. Нашу страну или все бывшие республики захлестнет кровавый беспредел.

— Что с нашим ведомством?

— Разведка остается как и прежде, но реорганизация органов госбезопасности уже началась. Меня вот что пугает. Как бы в ходе потрясений — а они становятся все острее — людям типа Керима не удалось воспользоваться хаосом и дотянуться до ядерного оружия.

— Неужели и это возможно?

— Когда анализируешь ситуацию, прогнозируешь перспективу, то просматриваются и такие варианты. Если Союз распадется, начнется дележка армии, оружия, в том числе и ядерного. Поэтому, дорогой мой, — Янчук хлопнул Кустова по колену, — твоя задача — прежняя. Ты свою службу несешь ради всех людей на Земле, а не для того, чтобы только выполнить приказ того же Пискина.

— Ну, такой, пожалуй, при любой власти не пропадет, — грустно улыбнулся Кустов и встал…

На следующий день отдохнувший, но со смутной тревогой в душе улетел Кустов, теперь уже снова коммерсант Майер, в Пакистан.

Неделю назад через пакистанских правительственных чиновников он договорился о встрече в Карачи с группой деловых людей, которые нуждались в анализе экономического положения в странах, где имели свои, в первую очередь торговые, интересы. Сорвать встречу было нельзя. Бизнес требует точности.

В Исламабад самолет прилетел поздним вечером, и Майер, не заезжая в офис своей фирмы, сразу же направился в отель. Получил ключ от номера, где переоделся в халат и направился в ванную. После холодного душа включил телевизор и устроился в кресле. Передавали последние известия. На экране мелькали кадры кровавых событий. Оказалось, что в Пешаваре взорван склад боеприпасов. Судя по разрушениям, можно догадаться, что погибших много. Затем замелькали кадры о Советском Союзе. Чувствовалось, что августовские события всколыхнули страну, и даже по скупым информационным сообщениям было видно, что она на грани краха.

Николай Платонович подумал: «Черт возьми, трудно разобраться, где позерство, попытка возвыситься пусть даже в ущерб народу, а где настоящее дело, направленное на пользу Отечества. Даже отсюда, издалека, хорошо видно, что руководители компартии растерялись. А чему тут удивляться? За многие годы большинство из них привыкли, что все, что бы они ни сказали, воспринимается людьми как единственно верное, не требующее даже осмысления. И вот, когда эти руководители попали под огонь критики, когда в стране впервые появились и другие партии, оказалось, что большинство из них совершенно не отвечают критериям лидера. Что будет с партией? Ведь на сцене политических событий появились и такие люди, которые требуют расправы над коммунистами. Неужели не ясно, что обвинять всех сегодняшних членов партии в ошибках уже не живущих на земле людей, забывая, что среди репрессированных были и тысячи членов партии, — это абсурд? Господи, дай нашим людям разум, терпение и умение правильно мыслить, не позволь им дойти до войны друг с другом. В пылу таких обвинений можно докатиться до того, что люди одной страны, даже одной и той же национальности, начнут убивать друг друга.