Читать книгу "Слон Килиманджаро - Майк Резник"

— На какие племена они нападали?

— Главным образом на кикуйю и вакамба, хотя воевали и с луо, нанди и кизи.

— Масаи правили в Кении или Танзании?

— Нет. До колонизации в Восточной Африке границ не было. Потом Кению захватили англичане. После обретения независимости там правили главным образом кикуйю, реже луо и вакамба.

— Но не масаи?

— Нет.

— Это любопытно. Если они брали верх над остальными племенами, почему же они не заняли первые посты в государстве?

— Самым харизматическим лидером борьбы за независимость был Джомо Кениата, кикуйю, и его племя получило все руководящие должности.

— А масаи не возражали?

— Масаи еще столетие продолжали пасти скот, не обращая внимания на социальные и политические изменения. Политика коснулась их лишь в тот момент, когда из-за кризиса перенаселения государству пришлось выкупать их родовые земли.

— А танзанийские масаи? Почему они не пришли к власти?

— Танзания сначала была германской колонией, потом британским протекторатом. Масаи всегда составляли в этой стране меньшинство, не проявлявшее интереса ни к освободительному движению, ни к формированию независимого государства.

— Все это более чем странно. Получается, что, взяв верх над соседними племенами, масаи добровольно отдали все, чего добились за многие столетия.

— Возможно, отдали не добровольно, — поправил меня компьютер. — Англичане запретили им носить оружие и воевать с соседями.

— Когда это случилось?

— Приблизительно в тысяча девятисотом году Нашей эры.

— После тысяча восемьсот девяносто восьмого года?

— Возможно, и после. Система связи в те времена была очень примитивной, особенно в Африке, и приказы очень долго доходили до исполнителей.

— В тысяча восемьсот девяносто восьмом году убили Слона Килиманджаро, — напомнил я.

— Мы этого не знаем, — возразил компьютер. — Нам известно, что в этом году бивни Слона Килиманджаро впервые продали на аукционе.

— Интересно, нет ли здесь связи?

— Между чем и чем? Я нахмурился:

— Пока не знаю. Масаи выставили бивни на аукцион?

— Архивные материалы неполны и противоречивы, но упоминаний о том, что масаи имели какое-то отношение к тому аукциону, нет.

Я глубоко задумался, уверенный, что нащупал ниточку, которая может вывести меня к причинам, объясняющим связь между масаи и бивнями, но еще не зная, где и что искать.

— В Британский музей национальной истории бивни попали в тысяча девятьсот тридцать втором году Нашей эры. Так?

— Да.

— Сколь долго пробыли бивни в музее?

— Сто двадцать пять лет.

— Выясни, что случилось с ними потом.

— Приступаю…

ГЛАВА ПЯТАЯ

ПОЛИТИК (2057 г. Н.Э.)

Миллионы фламинго летали вокруг, когда я медленно шел по берегу озера Накуру. Яне стал пить грязную и горькую озерную воду, вырыл яму в склоне холма и терпеливо подождал, пока она наполнится чистой водой.

Я поел листья баобаба, высокую траву, побеги акации, осыпал тело пылью, чтобы уберечься от паразитов и жаркого солнца. Понюхал ветер и обнаружил среди прочего запах цитрусовых. Пошел на запах, набрел на маленькую деревушку и начал опустошать сады, ибо огромное мое тело требовало колоссальной энергии. Туземцы выбежали с копьями и луками, чтобы отогнать меня, но, увидев, с кем имеют дело, склонили головы и захлопали в ладоши, словно признали во мне давно ушедшего Бога, который наконец-то вернулся к ним.

Три дня я кормился в садах и мог бы задержаться подольше, потому что возраст и битвы юности уже давали о себе знать (на ноге, повыше колена, рог носорога оставил глубокий шрам, а в теле я все ношу три мушкетные пули), но я двинулся дальше на юг, по рифтовому разлому на поверхности матери-земли, навстречу своей судьбе.

Мэтью Кибо, с крепкой кенийской сигаретой, болтающейся в углу рта, рукавами, закатанными выше локтей, блестящей кожей черепа, проглядывающей сквозь поредевшие седые волосы, поднялся из-за компьютера, пересек комнатушку, достал из холодильника банку прохладительного напитка, нажал кнопку, увеличивающую скорость вращения вентилятора под потолком.

Февраль в Найроби — месяц жаркий. Кибо вздохнул, стараясь не думать о прибрежном Малинди или своем просторном доме в горах Уганды, где всегда царила прохлада. Он вернулся к креслу, одним глотком ополовинил банку, сквозь грязное окно посмотрел на Городскую площадь, где несколько человек не шли, а плыли (в такую жару не побегаешь) мимо статуи Джомо Кениаты.

Банка опустела, он бросил ее в корзинку для мусора и уже повернулся к компьютеру, когда открылась дверь и в комнату вошел молодой человек в цветастом кикой.

— Вижу, ты тут неплохо устроился, — заметил Том Нджомо.

— Один кабинет ничем не лучше другого, — сухо ответил Кибо. — Как дела в округе Накуру?

— Жарко и сухо, как и везде. — Нджомо усмехнулся. — Я думаю, пыльных смерчей там больше, чем избирателей.

— Бароти внес деньги в избирательный фонд?

— Говорит, что все еще думает, — ответил Нджомо.

— Он лжет, — твердо заявил Кибо.

— Возможно, — согласился Нджомо. — Он пообещал принять решение в ближайшие три или четыре недели.

— Тогда толку от него не будет, даже если он и говорит правду.

— Все так плохо?

— Во всяком случае, не очень хорошо. — Кибо указал на высвеченные на дисплее цифры. — Джейкоб Тику, семьдесят два процента. Джон Эдвард Кимати, двадцать один процент, не определившихся шесть процентов, три остальных кандидата делят между собой один процент.

— А чего ты ожидал? — Нджомо пожал плечами. — Тику — самый популярный президент со времен Джомо Кениаты. Посмотри, чего он добился: занятость растет, инфляция падает, уровень грамотности достиг девяноста процентов, он построил канал от озера Туркана, Запад его любит. Восток обхаживает, защитники дикой природы просто боготворят, не говоря уже о том, что благодаря его настойчивости Замбия и Заир прекратили войну и выработали условия мирного соглашения. — Он помолчал. — Как можно выиграть выборы, если тебе противостоит сам Господь Бог?

— Никто и не говорил, что это будет легко. — Кибо сухо улыбнулся. — Но мне платят за организацию избирательной кампании Кимати.

— Вот ты ею и руководишь. — Нджомо не упустил случая вставить шпильку.

— Кимати требует особого подхода. Он многих пугает, в том числе и меня. Ему непросто взять верх даже над обычным кандидатом, а не то что над Джейкобом Тику.

— Так почему ты работаешь на него?