Читать книгу "Слово дворянина - Андрей Ильин"

Вот так-то и надобно! Да не забыться, не распрямиться ненароком, не побежать да не подать голос молодой! От этого только зависит успех предприятия его, кое иначе как авантюрой не назвать! Да и жизнь его тоже!

Еще походил Яков, к новому облику своему приноравливаясь да привыкая. Да посидел еще. Да поговорил.

А уж после в дорогу собрался.

— Ну что — с богом? — спросил Яков, крестом грудь осеняя.

— Да пребудет с нами Аллах! — согласился с ним Джафар-Сефи, вдоль лица своего ладонями поведя, да притом бормоча что-то.

Ну а с двумя-то богами сразу уж ничего не страшно!..

Сели они в повозку с колесами огромными да, прикрывшись шторками, поехали во дворец.

Как приехали, наземь соскочили и дале уж пешком пошли. Да не парадным входом, а тропками да калитками, что через сад вели. Где стражников встречали — тюфянчеев сердитых с саблями, там Джафар-Сефи вперед выступал и показывал им печатку, на палец надетую, что шах ему дал.

Те кланялись почтительно, ладонью за грудь берясь, да отступали тут же.

Так до самого дворца, где жены шахские с наложницами жили, дошли. Здесь главный евнух покрывало развернул, коим прикрыл голову Якова, так, чтобы он дорогу видеть не мог и никого, кто им на пути встретится. И чтобы его тоже никто узнать не мог! За руку взял да повел Якова путем неведомым да длинным.

Идет Яков, видеть ничего не видит, даже ног своих, но коль уши ему не заткнули, слышит, как скрипят шаги о песок, стучат о ступеньки каменные да шуршат о мрамор, что пол во дворце выстилает... Вот фонтан справа журчит, да еще один, да третий... Да птицы кругом поют, в клетках, а может, вольно летая! Да мало что слышит, чует он еще носом ароматы разные: цветочные, фруктовые, дадымы пряные, коими гарем денно и нощно окуривают. И слышит он далекий звон и смех, и голоса переливчатые, будто детские, и пение нежное, и звуки странные, музыкальные, инструментов, коих на Руси не знают! И от тех звуков и запахов душа его терзается страхами и волнением. Ведь не где-нибудь он — в гареме шахском, куда простому смертному не попасть!

Пришли.

Тут Джафар-Сефи покрывало с него снял.

Зала кругом атласом да шелками убранная. Небольшая хоть, но богатая. И ни единой живой души.

Кивнул евнух, приказав ждать, да исчез.

А как появился, уж не один! Вел он за руку жену шаха, что покрыта вся была тканями золотыми. Да идя, еле на ногах держалась, качаясь вся из стороны в сторону и чуть не падая.

Как ближе подошли, Яков осмотрел ее всю.

И хоть сама она была от взоров сокрыта, ножки ее, что из-под покрывал выглядывали, видны были! И ножки те, в мягкие парчовые туфли облаченные и изумрудами с жемчугами украшенные, сами будто бы игрушечные были, так малы и изящны!

Подвел евнух Зарину, посадил на подушки пышные да Якову кивнул — вот она, сестрица твоя!

Опустился Яков на колени да потянулся было рукой к краю покрывала, дабы откинуть его. Но Джафар-Сефи остановил его, руку сжав и головой покачав!

А ну как кто-нибудь сюда зайдет, может, даже шах сам, да такое увидит!..

Убрал евнух руку Якова прочь да, наклонившись и покрывала раскинув, открыл взорам «лекаря» тело больной — живот и грудь, отчего перехватило у Якова дыхание — от красоты такой невиданной! Хоть не раз глядел он на девок, в реке купающихся али в бане общей, что на Яузе-реке, куда простонародье ходит, грехи свои смывать, да и он из приюта сиротского бегал полоскаться. Нравы на Руси вольней, чем в Персии, но ничего такого не видал он там ни разу!

Кожа у жены шаха нежная, гладкая да мягкая, как у фрукта-персика, и будто пушком невидимым покрыта, отчего светится вся!

Глядит Яков и ни вздохнуть, ни взор отвести не может! Сколь же счастлив должен быть шах Надир Кули Хан, коли каждый день красоту такую созерцать может!

Толкает Якова в бок Джафар-Сефи, мол, не стой, дело делай, за каким пришел! Чего глаза на лоб выкатил — али не видал ране сестры своей, что теперь взор от нее оторвать не можешь?

Наклонился Яков, будто дыхание больной слушая, а как коснулся груди ее ухом, отдернулся, весь краской залившись. Да уж боясь, что евнух заподозрит неладное, спросил по-русски.

— Слышишь ли меня, друг сердешный Дуняша? Вскинулась от речи русской Зарина да в себя пришла, хоть до того без чувств была!

Спросила испуганно, видно, думая, что на небеса попала да с апостолом Петром, что врата небесные охраняет, говорит!

— Кто ты, старец?!

— Друг твой, что обещал тебе помочь, да затем пришел! Или забыла ты встречу нашу, что во мраке подземном произошла?

Глядит на него Дуняша, глаза кругля, сквозь покрывала, что в месте одном просвечивают, да никак не узнает! Этот — старец дряхлый да волосатый, а тот юношей был!

— Верь мне, Дуняша, я это! — шепчет Яков. — Облик сей надел я, дабы в чертоги гаремные проникнуть да тебя увидеть!

Плачет Дуня!.. Пришел спаситель, коего она уж не ждала, да поздно только — ведь помирает она!

— Спасибо тебе, милый друг, что не бросил в беде меня, — шепчет Дуня, слезами обливаясь, кои покрывала, что лицо ее закрывают, обильно мочат. — Как возвернешься домой, передай привет милой сторонушке. А мне уж, видно, не быть там, останусь я навек лежать в земле персиянской! Смеется Яков.

— Не умрешь ты! То не болезнь, то снадобье, что тебе Джафар-Сефи дал, дабы я сюда под видом лекаря прийти мог...

Услышал главный евнух слово знакомое, что одно только было — имя свое, Яковом произнесенное, да вздрогнул оттого, на братца с сестрой глядя.

Меж тем продолжал Яков:

— Снадобье то безвредное, день пройдет, да ночь еще, и встанешь ты. А как встанешь, ничем себя не выдавай — ни горем, ни радостью, ни нетерпением, а живи ровно так, как до того жила. А уж я что-нибудь придумаю, дабы из плена персиянского тебя спасти.

— А долго ли ждать? — спрашивает Дуняша голосом, в коем отчаяние звучит и надежда тоже.

— Уж не знаю, что тебе на то сказать, — отвечает Яков. — Может, скоро, а может, потерпеть придется. Трудна задача моя, да только знаю я, как ее решить! Как придет время, так я записку тебе через Джафар-Сефи передам. Ты ему тогда доверься...

Вновь вздрогнул главный евнух, во второй раз услышав имя свое!

— Да разве поможет он нам? Ведь шаху он служит! — не верит в счастье свое Дуняша.

— Поможет, коли даже того не захочет, — говорит Яша. — Он что муха в паучьей паутине завяз — никуда теперь не денется!

Да только чтоб он нам и впредь помогал, надобно просьбу одну его исполнить... Сделаешь ли?

— Сделаю, чего только ни попросишь! — шепчет горячо Дуняша.