Читать книгу "Кошки-мышки - Иэн Рэнкин"

Ребус издал странный звук — нечто среднее между хохотом и победным кличем.

Отсмеявшись, он достал из кармана носовой платок, стал вытирать глаза, снова посмотрел на дверь — и она снова открылась. На пороге с озадаченным выражением лица стояла именно она: Джилл Темплер.

Ребус посмотрел на часы. Почти час ночи.

— Ты работаешь в ночь, Джилл? — спросил он, чтобы скрыть смущение.

— Ты, наверное, уже знаешь. — Она не пожелала услышать его вопрос.

— О чем?

Она вошла в кабинет, сбросила бумаги со стула на пол и устало села. Ребус поглядел на разлетевшиеся по полу листы.

— Утром уборщица подберет, — произнес он. — Да, я слышал.

— По этому поводу ты так веселился?

Ребус сделал вид, что не понимает, о чем речь, но это удалось ему только отчасти.

— Нет, конечно. Просто… прочел один нелепый отчет.

— Ты же не умеешь мне врать, Ребус.

Голос у нее был измученный. Ему хотелось утешить ее, сказать, что она прекрасно выглядит… Но он промолчал, зная, что соврать ей действительно не сумеет. С осунувшимся от бессонницы и потемневшим лицом она выглядела просто ужасно. Ее любовь заперли в тюремную камеру где-то в Файфе. Ее любовь теперь сфотографируют, снимут с нее отпечатки пальцев, запротоколируют.

Ее любовь — Кэлума Маккэлума.

Сколько неожиданностей таит в себе жизнь.

— Чем я могу тебе помочь?

Она подняла на него глаза, словно не понимая, кто он такой и где она находится. Потом передернула плечами.

— Это звучит глупо, но я действительно зашла случайно. Заглянула в буфет, прежде чем ехать домой, и услышала…

Она снова вздрогнула, и Ребус увидел, что она на грани срыва. Ему показалось, что она готова упасть в обморок.

— Узнала про Кэлума. Я просто не понимаю, как он мог… скрывать от меня такое хобби. Стравливать несчастных собак…

— Думаю, что правильнее будет спросить об этом у него, Джилл. Сделать тебе кофе?

— Нет, что ты. Я и так не представляю себе, как засну. Я бы попросила тебя о другом, если можно.

— Слушаю тебя.

— Отвези меня домой…

Ребус уже собирался кивнуть…

— …и еще обними меня.

Ребус медленно поднялся из-за стола, положил в карман ручку и листок бумаги. Она встала со стула и ждала его на середине комнаты. Пройдя по непрочитанным отчетам и неподписанным документам, он крепко обнял ее. Обхватив его руками, она уткнулась ему лицом в плечо. Он положил подбородок ей на затылок и, смотря на дверь, гладил ее спину одной рукой и ласково похлопывал другой. Через некоторое время она подняла голову, откинула назад плечи, но все еще не отпускала его. Глаза ее влажно блестели, но она уже взяла себя в руки. Выглядела она теперь гораздо лучше.

— Спасибо, — сказала она.

— Мне это было так же нужно, как тебе, — ответил Ребус. — Поехали.

Пятница

Обитатели, казалось, были довольно зажиточны и, соревнуясь друг с другом и надеясь стать еще богаче, выставляли излишки зерна напоказ.

Кто-то стучал в его дверь. Стучал настойчиво, старым медным молотком, который он не чистил сто лет. Ребус открыл глаза. Солнце заливало комнату, на невыключенном проигрывателе щелкал звукосниматель. Опять в кресле, опять одетый. Не продать ли за ненадобностью матрас? Впрочем, кому нужен матрас без кровати!

Тум-бум-бум. Кто-то очень упорный. С трудом разлепляя глаза, по дороге к двери он засунул рубашку в брюки. На удивление, он выспался, и ни шея, ни спина не затекли. Если помыться и побриться…

Холмс собирался постучать снова, когда дверь наконец открылась.

— Брайан? — Ребус искренне обрадовался.

— Доброе утро. Вы извините мое вторжение?

— Конечно, проходите. Как Нелл?

— Я звонил рано утром, мне сказали, что все хорошо.

Холмс следовал за Ребусом на кухню. Он ожидал, что в квартире у Ребуса, как у всякого холостяка, будет пахнуть пивом и табаком. Но дом оказался неожиданно опрятным, довольно чистым, обставленным со вкусом. Ребус не производил впечатления знатока литературы — однако в квартире было множество книг. Впрочем, часть книг хозяин явно еще не открывал: они были куплены на случай ненастного уик-энда. Уик-энда, который так и не наступил.

Ребус махнул рукой в сторону чайника и кухонных полок.

— Приготовите кофе? Я еще не умывался.

— Конечно.

Холмс решил, что с новостью можно подождать. По крайней мере пока Ребус не проснется окончательно. Растворимого кофе он не нашел, но на одной из полок притаилась пачка молотого, — с давно прошедшим сроком годности. Он поставил чайник на огонь. Из ванной послышался шум воды и какие-то голоса, вероятно, это бормотал радиоприемник.

Пока Ребус принимал душ, Холмс решился оглядеть квартиру. Огромная гостиная, высокий потолок с карнизом. Холмсу стало завидно. Такого он, наверное, не сможет себе позволить никогда. Он смотрел квартиры на Истер-роуд, в районе футбольных стадионов на «Хибс» и «Хартс». Да, в этих районах ему было по средствам снять жилье — приличную квартиру с тремя спальнями. Но комнатки были тесные, кварталы неприглядные. Он, конечно, не сноб… Нет, сноб и еще какой! Он хотел бы жить в Новом городе, в Дин-вилледже или здесь, в Марчмонте, где в уютных кафе философствуют студенты.

Машинально он поднял иголку звукоснимателя с отыгравшей пластинки, снял старый диск — джаз-комбо — и огляделся, тщетно ища конверт. Звуки в ванной стихли. Он на цыпочках возвратился обратно в кухню, нашел в одном из ящиков чайное ситечко и разлил кофе ко чашкам. Ребус вышел из ванной, замотавшись в большое полотенце и вытирая голову другим, поменьше. Мускулатура его определенно нуждалась в тренировке.

Он взял чашку и сделал глоток.

— М-мм… Вот это жизнь.

— Я нашел кофе в шкафу. Молока, похоже, нет.

— Обойдемся. Я же говорил, из вас получится детектив. Пойду оденусь.

Через две минуты он вернулся в чистой, но неглаженой, рубашке. Холмс обратил внимание, что, хотя трубы для стиральной машины подведены, сам агрегат отсутствует. Ребус проследил за направлением его взгляда.

— Жена забрала, как и многое другое, — пояснил он. — Поэтому у дома такой сиротский вид.

— Вовсе нет. Очень продуманный интерьер.

Ребус улыбнулся.

— Пойдемте в гостиную.

Он показал Холмсу на стул и сел сам. Его кресло было все еще теплым.

— Я вижу, вы сюда уже заглянули.

Холмс смутился, вспомнив, что зачем-то снял иголку с пластинки.

— Да, — признался он.