Читать книгу "Память - Лоис МакМастер Буджолд"

– О! Очень хорошо. А потом вас куда-нибудь направят?

– Вряд ли… Я в своего рода… в отпуске.

– Мне бы хотелось показать вам наших с Лемом детишек. Мать Лема обычно сидит с ними, пока я на работе. Иногда помогает его сестра. Не пообедаете с нами?

К обеду он намеревался вернуться в Форкосиган-Сюрло.

– Детишек?

– Да, у нас двое. Мальчику четыре, а девочке годик.

В этих местах маточными репликаторами еще не пользовались. Значит, она сама выносила этих двоих. Совсем, как свою Райну. Господи, да ведь эта женщина еще и работает! Майлз никак не мог отказаться от приглашения Харры.

– Это большая честь для меня.

– Лем, покажи пока лорду Форкосигану окрестности, – распорядилась Харра и нырнула обратно в школу, чтобы решить вопрос с занятиями, а Лем послушно повел Майлза смотреть архитектурные украшения. Через пару минут ребятня высыпала из школы и, восторженно вереща, разбежалась в разные стороны.

– Я не хотел нарушать ваш распорядок, – запротестовал Майлз. Но его протесты никто не слушал. Теперь он был обречен. Ни за какие миры он не мог обмануть этих радостно улыбавшихся людей.

Они свалились на голову сестре Лема, которая – надо отдать ей должное – достойно встретила удар. Приготовленный ею обед, слава Богу, оказался легким. Майлз познакомился с детьми, племянниками и племянницами семейства Журик. Попав к ним в плен, он совершил прогулку по лесу и проинспектировал их любимый пруд. С серьезным видом прошелся босиком по гальке, пока пальцы не окоченели, и самым авторитетным форским тоном провозгласил, что это, безусловно, отличный пруд, возможно, лучший во всей провинции. Для детишек он явно был завораживающей аномалией – взрослый человек почти одного с ними роста.

Так – одно за другим – почти наступил вечер, когда они вернулись обратно в школу. Майлз глянул на людей, снующих по большому двору с тарелками, корзинами, цветами, музыкальными инструментами, кувшинами и графинами, дровами и скатертями, и сердце у него ушло в пятки. Несмотря на все свои усилия, он таки угодил на торжественный ужин.

Фразы типа «Нам нужно улететь до темноты, Мартин не привык к полетам в горах» застыли у него на устах. Им крепко повезет, если удастся отсюда выбраться до завтрашнего утра. Или – он отметил огромное количество глиняных кувшинов с кленовой медовухой, самым сногсшибательным алкогольным напитком, когда-либо изобретенным человечеством – завтрашнего вечера.

Потребовалась хорошая еда, красивый закат, костер и довольно-таки приличное количество медовухи, чтобы он постепенно расслабился и начал получать удовольствие от происходящего. Затем заиграла музыка, и все вообще стало прекрасно. Мартин, сперва воротивший нос от деревенской простоты праздника, закончил тем, что начал обучать городским танцам группу подростков. Майлз решил избавить парня от предупреждений вроде: «Кленовая медовуха хоть и пьется легко, но плохо отражается на мозгах». Некоторые вещи нужно постигать на собственном опыте в определенном возрасте. Майлз танцевал традиционные танцы с Харрой и другими женщинами, пока не сбился со счета. В конце концов, этот праздник был вовсе не в его честь, хотя поздравления с днем рождения и шуточки сыпались в изобилии. Это был праздник Лесной долины. А если его приезд и послужил предлогом – ну что же, значит, он наконец принес хоть кому-то хотя бы какую-то пользу.

Но когда костер начал угасать и праздник пошел на убыль, им вновь овладело чувство неудовлетворенности. Он приехал сюда для того, чтобы… Что? Чтобы попытаться справиться со своей депрессией. Это – как вскрыть фурункул. Отвратительная метафора, но его тошнило от самого себя. Ему хотелось взять кувшин медовухи и пойти поговорить с Райной. Дурацкая мысль. Так он, пожалуй, начнет пьяно рыдать на водохранилище и утопится вместе со своим горем. Скверная плата жителям Лесной долины за столь теплый прием, и нарушение данного Айвену слова. Чего он ищет, исцеления или смерти? «И того, и другого». Именно это промежуточное состояние и невыносимо.

Однако ближе к полуночи он все же оказался на берегу. Но не один. Лем с Харрой пошли с ним и присели рядом на ствол дерева. Обе луны, высоко стоящие в небе, мягко отражались на водной глади, превращая поднимающийся туман в серебряную дымку. Лем прихватил кувшин медовухи и в тишине щедро налил каждому.

Сидя в темноте, Майлз понял, что вовсе не с мертвыми хотелось ему поговорить. С живыми. Бесполезно каяться перед мертвыми, не в их власти дать отпущение. «Но я поверю твоему Голосу, Харра, как когда-то ты поверила моему».

– Я должен кое-что тебе рассказать, – обратился он к Харре.

– Так я и знала, что что-то произошло, – вздохнула она. – Надеюсь, вы не умираете?

– Нет.

– А я боялась чего-то именно такого. Не многие мутанты живут долго, даже если им не перерезать глотку.

– Форкосиганы делают все наоборот. Глотку-то мне как раз перерезали – только для того, чтобы жил, а не для того, чтобы умер. Это длинная история и подробности засекречены, но в прошлом году я оказался в криокамере на одной планете, затерянной в просторах галактики. А когда меня откачали, возникли кое-какие проблемы медицинского характера. А потом я сделал глупость. А потом еще большую глупость, то есть солгал. И меня застукали. И уволили. Так что моим достижениям, которые тебя вдохновляли, пришел конец. Тринадцать лет отчаянных усилий пошли псу под хвост. Дай мне тот кувшин. – Отхлебнув сладкой огненной жидкости, он вернул кувшин Лему, который сперва передал медовуху Харре, потом глотнул сам. – Вот уж никогда не думал, что к тридцати годам окажусь штатским.

Лунные дорожки бежали по темной воде.

– Ты тогда велел мне стоять прямо и говорить правду, – произнесла Харра после продолжительного молчания. – И что же, это означает, что ты теперь будешь больше времени проводить в провинции?

– Возможно.

– Отлично.

– Ты жестокая, Харра, – простонал Майлз.

В лесу тихо пели жуки, исполняя свою маленькую лунную сонату.

– Человечек. – Голос Харры был так же ласков и опасен, как кленовая медовуха. – Моя мать убила мою дочь. И была судима за это перед всей Лесной долиной. И ты думаешь, я не знаю, что такое публичный позор? Или мне не знакомы утраты?

– А почему, по-твоему, я тебе все это рассказываю?

В призрачном лунном свете Харра молчала достаточно долго, чтобы Лем успел снова пустить кувшин по кругу. Затем она сказала:

– Продолжай. Ты просто продолжай. Ничего другого тебе не остается, и нет способа это исправить. Просто двигайся дальше.

– А что там, дальше? Когда придешь?

– Снова жизнь, – пожала она плечами. – Что же еще?

– Это обещание?

Харра подняла камешек, повертела в пальцах и кинула в воду. Лунная дорожка заколебалась и покрылась рябью.

– Это неизбежно. Никакого обмана. И никакого выбора. Ты просто живешь дальше.